О натиске, который масса должна производить на такие разрозненные группы, не может быть и речи даже в те минуты, которые сам Кромайер допускает во время удара.
Отдает ли себе Кромайер отчет в том, что его теория о ширине ряда и теория Фейта об интервалах между воинами во время боя уничтожают одна другую? Сомневаюсь в этом. Также небезынтересно знать, сознательно ли или невольно отбрасывает Кромайер свою теорию, изложенную во II томе его труда "Античные поля сражений", и противопоставляет ей другую. Он говорит (стр. 83) о "привычке" римлян в начале сражения делать уступку врагу, затем разочаровать его, упоенного победой, упорством сопротивления, потом утомить и, наконец, победить. Итак, вместо "естественного скачка назад" (по первой теории), который совершают одновременно оба противника, чтобы освободить место для сражающихся в одиночку, принята теория "привычки" у римлян.
Вторая теория так же неприемлема, как и первая. Если бы римляне после первого, столкновения отскакивали добровольно назад, предоставляя цепи одиночных бойцов сражаться с противником, то, конечно, эта цепь не могла бы ни на минуту устоять перед массовым натиском неприятеля. Этого мнения Кромайер и сам раньше придерживался, говоря что "как только одна сторона заметила, что противник собирается перейти к массовому натиску, она должна сейчас же противопоставить ему живую человеческую стену, чтобы отпарировать удар" ("Histor. Zeitschr.", 95, 17).
Руд. Шнейдер (в "Gott. Gel.-Anz.", 169, 445) сообщает, что вопрос об интервале является для него еще нерешенной задачей, так как фалангит не может удовлетвориться протяжением по фронту в 1,5 фута; если же дать ему 3 фута или 6 футов, т.е. вдвое большее протяжение, то такая ширина фронта будет для легионера слишком большой. Почему же он не образовал фаланги из 100 студентов, вооружив их жердями? Кто хоть раз видел и измерял подобную фалангу, тот может отбросить все муки сомнений относительно протяжения рядов по фронту. Странные люди эти ученые: им вполне доступно в этом вопросе решить историческую задачу посредством скромного опыта, но почему-то они его не производят.
Кромайер, отбросив теорию "обратного скачка" и заменив ее "привычкой" у римлян, руководствовался, вероятно, описанием сражения между римлянами и галлами в 223 г., так как этой новой теории предшествует следующая заметка: "В одном из своих описаний Полибий (II, 33, 7) рассказывает об очень существенном для тактики римлян способе вести бой. Фламиний, - говорит он, - дал войску в одном из сражений такое построение, которое не допускало возможности пятиться назад и мешало римлянам применять их обычный способ борьбы". ("Сделал невозможным для римлян вести сражение обычным для них способом, так как в тылу не оставалось места для отступления их манипул шагом".) И дальше: "если бы их начали хотя бы немного теснить, то в случае несообразительности их начальника они были бы вынуждены бросаться в руке" (Полибий, II, 33, 7). Следовательно, по смыслу цитаты римляне, проигрывая сражение, не обращались в бегство, а отступали шаг за шагом и потому в данном случае могли легко попасть в реку, что вызвало бы замешательство в войске и повело бы к полному поражению. Ничего общего с особой тактикой римлян эта цитата не имеет.
Глава II. ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ АРМИЯ И КОГОРТНАЯ ТАКТИКА.
Военные силы римлян, организованные во время Второй Пунической войны, оказались достаточными для преодоления сопротивления восточных держав; две из них - Македония и Сирия - были побеждены; Египет и большинство маленьких царств присоединились к Риму и подчинились ему. Не оставалось никого, кто мог бы выступить против Рима. Но постепенное осуществление прямого господства Рима над миром требовало постоянного ведения более или менее значительных войн, во время которых военные традиции не только сохранялись, но и нарождались. Надо было бороться с галлами в Верхней Италии, в Испании, доконать Македонию, усмирить Грецию, разрушить Карфаген, сражаться с нумидийским царем. Часто победа доставалась римлянам после поражений и продолжительного перехода счастья то на одну, то на другую сторону. Созданная Сципионом новая организация могла бы после победы над Ганнибалом легко подчинить себе весь древний мир, если бы она сделалась органической частью законодательства Римской республики. Но она была во внутреннем противоречии с духом республики, и это внутреннее противоречие проходит с тех пор красной нитью как через всю военную историю, так и через всю историю Рима вообще. Старое положение, по которому войском управляли два избираемых ежегодно консула, имевших право пополнять легионы по мере надобности гражданами и затем распускать их, осталось в силе, но оно не в состоянии было разрешать задачи римской политики. Всеобщая воинская повинность не могла быть применяема во время продолжительных войн, как это было в Риме, и солдаты, сражавшиеся в Испании, Азии, Африке и в Альпах, не могли одновременно оставаться и гражданами. Можно высчитать, что при всеобщей воинской повинности призывалась только десятая часть римской молодежи, способной носить оружие; из нее-то и образовалось настоящее солдатское сословие7. Эта профессиональная организация воинства была совершившимся фактом, но не стала конституционным установлением, а потому в управлении государственной машины были большие неточности.
И все-таки Рим побеждал, обладая громадными преимуществами в сравнении с другими государствами. Временные поражения не могли причинить ему большого ущерба, а состав хорошо обученных воинов, полководцев и командиров был так велик, что Рим мог в конце концов, как только выступал на сцену способный человек и организовывал подходящее войско, - нанести решительный удар.
В III в. во время Пунических войн, надо полагать, третья часть свободного населения Италии владела правами гражданства. Если для сухопутных войск из римлян набиралось меньше половины, из союзников - больше половины мужчин и из морских союзников - почти весь флот, то воинская повинность была распределена приблизительно равномерно. Во время Второй Пунической войны вся тяжесть призыва пала на римлян, так как часть союзников отпала, часть вяло мобилизовалась. После победы римляне сильнее привлекли к себе союзников; теперь значительно меньшая часть войска состояла из римских граждан, и вербовались по провинциям на службу в войсках всякого рода наемники - нумидийцы, балеарские пращники, иберы, галлы, критские стрелки; греков же заставляли выставлять вспомогательные отряды. Собственно римское войско состояло из 4 легионов, насчитывавших 18 000-20 000 чел.; если присоединить сюда контингент запасных, то республика имела 50 000 воинов, бывших почти всегда в строю. В случае надобности, - как например, когда вспыхнуло восстание в Испании или для войны с Карфагеном и одновременно для борьбы с Македонией и Грецией, - войско пополнялось.
В более трудном положении очутилась республика, когда на границе появился новый враг среди варваров и угрожал Италии нашествием; это были германцы. Римляне потерпели целый ряд поражений: в 113 г. при Папирии Карбоне в Норике; в 109 г. при М. Юние Силане у Аллоброгов; в 107 г. при Л. Кассии у Верхней Гаронны; в 105 г. при Маллии Максиме, при Цепионе и при Аврелии Скавре у Аравзиона. Наконец, Кай Марий сорганизовал новое войско, разбил и уничтожил тевтонов и амбронов (в 102 г.) около Секстиевых вод (Aqua Sextia) и кимвров и тигоринов при Верцеллах (101 г.). Как велика была паника у римлян, видно из того триумфа, которого удостоился Марий. Шесть раз подряд этот выдвинувшийся фельдфебель был избираем консулом, а после победы провозглашен третьим основателем Рима. Но все описываемые детали войны оказались при более тщательном расследовании болтовней адъютантов, так что они не могут иметь места в военной истории. Война же эта имеет значение для нас потому, что благодаря ей произошло окончательное преобразование римского войска из гражданского в кадровое. Хотя мы имели только частичные указания, но по всем признакам видно, что творцом этой реформы был Марий8.