Но и Рим выдвинул на этот раз человека, который понял знамение времени и, как 2 000 лет спустя Гнейзенау Наполеону, сумел противопоставить гениальному противнику свое собственное искусство.

 Мы знакомы со старым делением римского легиона по возрасту на три разряда - гастатов, принципов и триариев, стоявших эшелонами друг за другом. Выстраивая свои войска перед сражением при Нараггаре, Сципион, по сообщению Полибия, поставил манипулы принципов и триариев "на некотором расстоянии" ('v anooxaosi). Значит, и римская фаланга была построена в две линии. При Каннах принципы и триарии еще примыкали вплотную к гастатам; теперь же Сципион, как только заметил движение, предпринятое второй карфагенской линией, тотчас же двинул навстречу ей свою тем же самым порядком. Гражданское войско и гражданские командиры не сумели бы осуществить такой маневр, но война сама выковала у римлян не только полководца, но также командиров и солдат, способных не хуже их противника маневрировать на поле сражения. Вместо флангов римской пехоты старая гвардия Ганнибала встретила удлиненный фронт, а бой остался тем, чем он был - фронтальным столкновением двух параллельных линий.

 Тем не менее римским легионам нелегко было устоять перед отчаянным мужеством карфагенских граждан, перед боевым закалам гордых победами ветеранов, а может быть, и перед численным их перевесом; по-видимому, дело уже клонилось к поражению, когда вернулась из безрассудной погони римская конница и напала на пунийцев с тыла. Поистине в эту минуту решалась судьба мира.

 Карфагенское войско было разбито и во время бегства истреблено. Самому Ганнибалу едва удалось спастись в Гадрумет63.

 ПРЕДТЕЧИ ЭШЕЛОННОЙ ТАКТИКИ

 Изобретение эшелонной тактики имеет такое колоссальное значение в истории военного искусства, что было бы желательно установить каждый отдельный момент ее развития. Однако наши источники слишком для этого скудны. Мы встречаем это нововведение совершенно неожиданно и притом на обеих сторонах. Его предтечами можно считать подковообразное построение ганнибаловых африканцев при Каннах и расположение уступами за обоими крыльями Александра в сражении при Гавгамеле. Если заглянуть дальше в глубь времен, то можно еще указать на резервы, которые Ксенофонт оставил у себя в тылу, когда дал сражение Фарнабазу (ч. II, гл. 5, стр. 132). С другой стороны, хотя эшелонирование римской фаланги по глубине в три линии - гастатов, принципов и триариев - и не было ступенью, ведущей непосредственно к эшелонной тактике, но все же наличие такого деления оказало Сципиону большую подмогу и облегчило ему введение новшества.

 Однако от всех этих аналогий до организационного принципа требовался резкий скачок. Римские гастаты, если бы за ними в первый раз не выстроились непосредственно манипулы второго эшелона, должны были чувствовать себя так, как будто их предали, выставив вперед на убой; следовательно, только полководец, пользовавшийся высоким личным авторитетом и располагавший безусловным доверием своих бойцов, мог отважиться на такую реформу. Как ни очевидны преимущества второго эшелона, однако мы ни на миг не должны упускать из виду, как много ради него оказывается потерянным. Зачем, в самом деле, выставляли в поле эти огромные сплошные массы? Мы видели, что их применяли больше для углубления фаланги, нежели для удлинения линии фронта. Победу должен был доставлять натиск массы. Значит, если отделить заднюю половину, то это сразу явится противоречием основному принципу фаланги. Заполнение возникающих при передвижениях разрывов, ради чего в свое время и был создан манипулярный строй, теперь оказалось затрудненным вследствие расстояний между тремя эшелонами, а решающий натиск из глубины ослаблен больше, чем вдвое.

 Это противоречие сглаживалось благодаря военной выучке. Как некогда римский манипулярный строй стал осуществим благодаря тому, что каждый отдельный солдат вполне полагался на соседнюю и на заднюю манипулы, зная, что они неукоснительно исполнят свой долг, - так теперь воинский дух настолько окреп, что можно было лишить первую линию физической близости со второй половиной и физического давления на нее из задних рядов; она теперь довольствовалась одним лишь сознанием, что в случае нужды не останется без поддержки. У бойцов гражданского войска не может быть такой большой моральной стойкости: для этого потребовались воины, сделавшиеся профессиональными солдатами, и командиры с многолетним стажем. Казалось бы, разница невелика. Деление на гастатов, принципов и триариев существовало и раньше, а теперь только установили между эшелонами дистанцию в сотню, другую шагов. Однако эта дистанция была обусловлена совсем иною сущностью войска: она требовала иного воинского духа, иного полководца, иных командиров, иных бойцов. Начальник гражданского войска не пришел бы к эшелонной тактике; даже величайший полководец не сумел бы ее осуществить с гражданскими солдатами.

 Понятие второй линии и резерва переходит одно в другое. Резерв остается в безусловном распоряжении полководца; вторая линия следует за первой на столь недалеком расстоянии, что может целиком или частично - без особого приказа - быть захвачена самым ходом сражения или быть втянута в бой. Термин "резерв" употребляется в том случае, когда дело идет о стоящих в большем отдалении и потому более мелких отрядах; в остальном же они по своему расположению могут вполне соответствовать второй или третьей линии.

 Нараггара была отнюдь не первым сражением, в котором Сципион испробовал свой новый тактический прием. О предшествовавшем сражении на "Великих равнинах", где римский полководец одержал победу над Гасдрубалом и Сифаксом (203 г.), Полибий сообщает нам (XIV, 8, 11), что принципы и триарии обошли с обоих флангов пехоту неприятельского центра и окружили ее. Следовательно, они произвели маневр, совершенно аналогичный предпринятому в сражении при Нараггаре. По всей вероятности, Сципион выработал эту новую тактику в Испании, где он, по дошедшим до нас сообщениям, энергично обучал своих солдат. Когда сенат перед отбытием Сципиона в Африку послал в Сицилию комиссию проинспектировать его армию, на которую поступали всевозможные жалобы, Сципион проделал со своими войсками морской и сухопутный маневры под Сиракузами64, чтобы продемонстрировать искусство и выучку своих солдат. Более подробных сведений мы, к сожалению, не имеем, а потому не можем судить, в какой мере эти маневры служили образцом военных операций, совершаемых в действительности на поле сражения.

 Очень возможно, что к этому же времени римляне усовершенствовали по найденному у иберов образцу метательное копье, которым были вооружены первые ряды манипул. Иными словами, мы с большой вероятностью можем предположить, что введение pilum, а также относится к сципионовским военным преобразованиям65.

 1. Ход сражения при Нараггаре я изложил, может быть, более уверенно, чем позволяет состояние наших источников. Но мне не хотелось прерывать нить рассказа критическим разбором источников, так как я стремился возможно более четко выявить те линии характерного в целом события, которые главным образом интересуют нас сейчас. Но и здесь я прошу уволить меня от повторения критических обоснований во всех подробностях; я просто сошлюсь на превосходное исследование Конрада Лемана66, в котором так же, как и в указанном выше труде Иосифа Фукса, автор сочетал обширную эрудицию филолога с авторитетом военного специалиста и сумел всесторонне осветить вопрос и выяснить ход сражения.

 О нараггарском сражении мы осведомлены несравненно хуже, чем о каннском, так как Полибий уже не располагает здесь своим превосходным источником из карфагенского лагеря и вынужден ограничиться исключительно римскими

сообщениями; а мы уже видели, как сильно при всем своем критическом чутье Полибий зависит от источников. Правда, он отбрасывает все слишком баснословное; например, он не включает в свое повествование поединка между Ганнибалом и Сципионом, которым по другим римским версиям было решено сражение; но все же он оставляет очень много ложных и запутывающих моментов, и мы должны решительно вырезать их острым ланцетом, если не хотим ограничиться простым пересказом, а действительно стремимся дать картину, понятную с точки зрения военной истории. Конечно, исследователь не так-то легко отваживается выступать против Полибия и объявлять какое-либо описанное им действие по существу невероятным и невозможным.