Он, Последний и Самый Могучий Эльф, мчался галопом во главе своей армии, и его отвага умножалась на мужество скакавших за ним солдат, как множится солнечный луч, отражаясь в бесчисленных зеркалах. Он знал, что солдаты слышат его дыхание, так же как он слышит их. Ветер, поднявшийся над спинами скачущих лошадей, превратился в мощный поток, который, как фитиль, зажигал одного всадника за другим, сливая воедино их мысли и силы. Разум Энстриила, его коня, стал одним целым с разумом Йорша, с разумом остальных лошадей. Мелькавшие в грязи копыта несли их к Варилу, гривы, словно знамена, развевались на ветру.

Йорш выхватил из ножен меч, и тот засиял ярким светом. Это случалось не в первый раз. Меч его, как и корона, которую надела Роби, когда собирала вокруг себя беженцев в ущелье Арстрид, впитывал свет и отдавал его еще более ярким и мощным. Этот свет помогал воинам, отставшим в темноте, вновь найти путь и отвагу. И меч, и корона были сделаны для того, чтобы возвращать мужество и надежду тем, кто потерял их.

Ничто больше не могло остановить их — Эльфа и его войско нищих оборванцев, превратившихся сейчас в непобедимую армию. Город Варил переживал свои последние часы ужаса, свою последнюю боль: кавалерию Далигара было уже не остановить, она неумолимо приближалась. Йорш обернулся — за его спиной несся Ранкстрайл, капитан наемников. За ним, чуть правее, скакал его лейтенант. Они были одним разумом, одним сердцем.

Йорш силой мысли зажег высушенную летним зноем траву, которая покрывала насыпи между плотинами на рисовых полях, и создал длинные и тонкие полосы огня, отражавшиеся и умножавшиеся в воде, чтобы вести свое войско по этим сияющим указателям прямо к осажденному городу, заодно освещая защитные укрепления, которые воздвиг враг на случай маловероятного нападения со стороны Далигара.

В это мгновение из-за облаков показалась огромная луна и осветила всю равнину. Из-под копыт их лошадей взлетали оставшиеся в живых после пиршеств орков цапли, лениво хлопая блестевшими в лунном свете крыльями. Копыта лошадей, скакавших по равнине, соприкасались со своими отражениями в воде при каждом шаге, поднимавшем бесконечный вихрь капель и брызг, которые мерцали золотым светом огня и холодным серебряным светом луны. Войско Народа Людей желало вернуть себе мир, принадлежавший ему по праву.

В дрожащем свете огненных полос на фоне усыпанного звездами неба показались изгороди, сооруженные орками из заостренных кольев, сломанных копий и кривых стрел. Даже Йорш, со своим зрением эльфа, не сразу заметил насаженные на колья головы: он почувствовал лишь легкие отголоски боли, которые не сразу смог отличить от страданий погибавшего города. Даже Йорш не увидел ртов, раскрытых в последнем, предсмертном крике, и сгустков крови в развевавшихся от летнего ветерка волосах.

Теперь он увидел их, и солдаты тоже. Йорша переполнили ужас и боль. Многие узнали своих братьев и отцов. Некоторые узнали своих детей.

Но тот, кто решил организовать это ужасающее представление, стремясь отпугнуть возможных спасителей города, даже не представлял, что такое ярость людей, во что она может превратиться, до каких размеров может вырасти.

У них не было возможности подать сигнал при помощи рога — Судья-администратор запретил наемникам иметь сигнальные рога, считая их лишь ненужным украшением, — но яростные голоса солдат разорвали ночь.

— ВПЕРЕД!!! — заорал Ранкстрайл.

— Вперед!.. Вперед!.. Вперед!.. — в унисон ему вторило войско.

Этот крик раздался в темноте, дикий и мощный, словно рычание, пересек равнину, обошел пламя и дым и эхом отозвался за стеной пожара.

— ВПЕРЕД!

В осажденном городе на него ответили низкими и короткими сигналами рога.

Мелилото и Палладио описали Йоршу сигналы всех рогов города, различные для каждого кольца, и сейчас он не услышал ни звонкого и протяжного рога Внешнего кольца, ни такого же звонкого, но прерывистого — Среднего. Раздались лишь низкие и короткие звуки рога Цитадели — единственной части Варила, оставшейся в живых, единственной, способной еще сопротивляться.

Изгороди были сделаны наспех и кое-как: видимо, предводители орков решили, что это чистая формальность, будучи в полной уверенности, что никакая армия, никакое войско, абсолютно никакая помощь не придет из Города-Дикобраза в Город-Журавль.

Йорш быстро определил взглядом места, где колья стояли достаточно редко и могли пропустить лошадей там, где изгородь была слишком высока для прыжка. Он решил помочь лошадям силой своей мысли. В принципе, сила тяжести была непреодолима, но на несколько мгновений он мог бы ослабить ее действие. Энстриил прыгнул первым. Йорш помог ему своей мыслью. После него и остальные лошади перепрыгнули через изгородь: эльф вел их, помогал им, сопровождал их, направлял в проемы между кольями. Усталость от этого сверхчеловеческого усилия полностью растворилась в звуках рога осажденного города, в мужестве солдат, в их ярости и в вере Йорша в свое войско.

Первый отряд орков в ужасе уставился на них. В их командире, отличавшемся необыкновенно высоким ростом, Йорш узнал выходца из одного из племен Огненной горы, почти исчезнувших, пришедших с востока Изведанных земель. Шлем орка, наполовину скрывавший волосатое лицо с клыками, был сделан из потертой кожи и ржавого железа и имел явное сходство с волчьей мордой. На полукруглом щите также красовались сделанные из заостренных кусков железа волчьи когти.

Йорш убил его одним ударом меча.

Боль смерти поразила его, как стрела: он почувствовал, как лезвие вошло в мясо орка, словно ранили его самого, услышал, как кровь перекрыла дыхание, как воздух заклокотал в предсмертном хрипе, как сердце перестало биться. Перед его глазами предстали обезглавленные тела и насаженные на колья головы, он услышал смех, которым сопровождалось это действие, почувствовал радостное ощущение силы и могущества, возникающее, когда убиваешь безоружного. Он испытал удовлетворение орка, когда тот шагал в ногу со всеми остальными, потому что в этом общем марше, только лишь в этом общем марше он мог потопить чувство собственного ничтожества, забыть его. Йорш также уловил воспоминание орка о запахе летнего ветра. На одно короткое мгновение он увидел небольшую грязную канаву, а в ней злобную и жестокую мать, сгорбленную в поисках какой-нибудь пищи, окруженную сворой ноющих, отчаявшихся маленьких существ, и понял, что за каждым будущим орком тянется детство в грязи и с гнилой едой, тянется прошлое нелюбимых детей, которых произвели на свет лишь затем, чтобы использовать в качестве оружия против мира.

Они были людьми.

Орки были людьми.

То, что они носили на лице, сделанное из шерсти и клыков, было всего лишь боевой маской. Орков не изрыгнула преисподняя, орки были людьми. У них были воспоминания. Они могли чувствовать. Они плакали, когда были маленькими, с тем же отчаянием, с каким плачут все новорожденные. Их выносила в своем чреве мать.

Йорш замедлил бег коня.

Он ни за что на свете не смог бы нанести второй удар.

На этом воинская слава Йорша закончилась.

Его обогнал Ранкстрайл. Иллюзия преследователя и преследуемого была развеяна. Потрясенный до глубины души страданиями своего народа, видевшего головы собственных детей на кольях изгороди орков, молодой капитан армии Далигара бросился на освобождение осажденного города. Его меч безжалостно разил любого, кто вставал на его пути.

Йорш понял, почему слава эльфов как победоносных полководцев осталась в прошлом: уровень жестокости, на которую они были способны, не достигал минимума, необходимого для ведения какой бы то ни было войны и, следовательно, для обеспечения собственного выживания. Способность чувствовать чужую боль стала для них смертным приговором. В свое время эльфы не остановили орков, и люди возненавидели их за это, переоценив их силу и не поняв их слабости. За это эльфов объявили причиной всех несчастий. Они могли сражаться с демонами, но не с орками и уж точно не с людьми, так как боль убитых угнетала эльфов до такой степени, что победы становились невыносимыми. Все, что угодно, только не это. Лучше уж умереть. Лучше быть изгнанным и сосланным в «место для эльфов». Лучше умереть от голода, от клопов и от ненависти.