И он удалялся в свой знаменитый (говорят, первый во всем королевстве) розарий, отгонял от нежнейших красавиц всех — и садовников, и леди Милдред — и через час-полтора был вновь готов к дальнейшим схваткам жизни…
Фрэнсис Уолсингем с детства любил пугать сверстников. Но чтобы удовольствие от этого было полным, неурезанным, истинным — ему непременно требовалось, чтобы пугаемые не подозревали, кто их напугал! Он с ранних лет научился ради такого торжества подавлять бесенка тщеславия. Тот так и норовил выскочить и признаться: «Что, перепугались? А это был и не дьявол вовсе, а — я! Выдолбил тыкву, прорезал в ней три дырки — „глаза“ и „рот“, вставил внутрь свечку, зажег ее, сунулся под ваше окно и заухал!» Нет, он стерпит, пренебрегая мигом торжества, — зато будет наслаждаться не один, а много раз, выслушивая вновь и вновь рассказы о неразгаданном и оттого незабывающемся ужасе…
Но еще выше этого наслаждения было — наслаждение знать неведомое другим. Бессмертные слова пророка Исайи он понимал буквально! (Сейчас можно их прочесть на мозаичном полу центрального холла штаб-квартиры ЦРУ США в Лэнгли, штат Вирджиния: «И вы познаете Истину, и Истина сделает вас свободными».) С одною только малосущественной поправкой: могущество, а с ним свободу дает не Истина с большой буквы, в философском смысле, а с малой, в житейском смысле.
Сейчас он создал организацию для получения знаний. Эти знания приносили его стране ощутимую пользу. Заговоры рушились потому, что «Сикрет Интеллидженс Сервис» знала о них. Покушения не удавались — потому, что «С. И. С.» знала о них. Мятежи подавлялись в зародыше (следовательно — быстро и малой кровью) потому, что «С. И. С.» знала о них. Дорогостоящие агенты разоблачались по той же причине. Вообще, не сильно преувеличивая, можно было б сказать: Англия потому только и смогла бороться с величайшей, богатейшей и сильнейшей страной христианского мира, не терпя в этой борьбе поражения с самого начала, что ее секретная служба знала больше и узнавала раньше испанской.
В случае открытой войны в действие вступила бы секретная агентура на континенте и даже за пределами Европы. И уж тогда!.. Но увы, открытой войны не было и в обозримом будущем не предвиделось. Уж на что свирепый удар по солнечному сплетению получил Филипп Второй, когда молодой Фрэнсис Дрейк захватил «Золотой караван» на Панамском перешейке, — а и то стерпел! Не стал лезть на рожон. Да его и можно понять. Англия усиливалась с каждым днем. Не напали десять лет назад, когда мы были неизмеримо слабее, — пеняйте на себя…
После «удара в солнечное сплетение» Дрейк почти готов был смиренно принять опалу, как поджигатель войны и провокатор. «Ну да, этого я добивался — и добился! — с тайной гордостью думал он. — Это моя война! И мы ее, в конечном счете, выиграем!» Но он оказался вовсе не готов к тому, что произошло в действительности. Испанцы сглотнули обиду и списали убытки. Даже посол Испании не сделал общепринятого заявления о сумме ущерба. Так что и повода для опалы не было. Ее Величество милостиво изволила принять подарки Дрейка. Но повелела в Вест-Индию покуда не плавать. Отношения с Испанией вроде бы наладились, покуда он плавал, так Не надо дразнить врага…
Дрейк понял — и отошел в тень, покуда «партия мира» сэра Вильяма Сесила… простите, ныне уж лорда Берли! — в силе. Он распустил свои экипажи и зажил мирной жизнью. Приобрел в Плимуте дом и стал судовладельцем. Три фрегата купил он, имена их были: «Ридьютейбл», «Трайэмф» и «Виктэри» (по-русски соответственно: «Грозный», «Победоносный» и просто «Победа»). Обсуждал с почтенными купцами возможности вложения средств в мирную и доходную Ост-Индскую или Левантинскую торговлю, или даже в торговлю с Россией. А почему бы и нет? Для начала выслать в Россию Тэда на разведку, а потом уж…
В итоге ни в какую из более десятка мирных торговых компаний Англии он не вступил — даже в наиболее близкую ему по духу и старейшую из всех — «Компанию купцов-авантюристов».
А принял он предложение тезки своего, мистера Фрэнсиса Уолсингема, — и отправился на фрегате «Сокол», переданном ему в управление на время операций, в южную Ирландию. Там, базируясь в приморском местечке Квинстаун (ирландцы называли его Коб), препятствовал сношениям ирландских мятежников с Испанией и католической Бретанью, лишь шестьдесят два года назад окончательно вошедшей в состав Французского королевства и помнящей о былой независимости…
В это же время главнокомандующим войсками, воюющими против ирландских мятежников, был назначен Уолтер Деверэ, первый граф Эссекс. Он получил задачу: усмирить мятежников и пресечь их связи с Шотландией. Высадился он в Ольстере, на севере мятежного острова, можно сказать, одновременно с появлением Дрейка на юге Ирландии. В случае победы граф-главнокомандующий получал of короны… узаконение всех владений, какие ему «удастся сделать своими в ходе кампании» — но не путем захвата, что было бы нетрудно, а… «путем заключения полюбовных трактатов об уступке владений»! Ежели — вдруг — кто из ирландской знати таковые заключить пожелает! Ее Величество очень любила раздавать такого рода милости, поощрения и награды, казне и гроша не стоящие.
Эссекс предложил Дрейку прибыть со всеми своими кораблями в Ольстер, на север острова, и возглавить все английские военно-морские силы в Ирландии. Дрейк счел, что принесет всему протестантскому делу много больше пользы воюя, нежели патрулируя, и принял предложение.
Так он впервые встретился с мистером Томасом Доути — секретарем графа-главнокомандующего.
Томас Доути был молод, но уже известен — своей набожностью, вкрадчивыми, мягкими (для того бурного века довольно диковинными и редкостными даже!) манерами и начитанностью. Он равно блестяще говорил и читал по-латыни и по-древнегречески и мог читать даже по-древнееврейски. Но при этом историки единодушно свидетельствуют, что гуманист Доути, участвуя в переговорах между своим патроном и главным фаворитом Ее Величества Робертом Дедли, графом Лейстером, интригами своими весьма способствовал соперничеству и растущему недоброжелательству между обоими вельможами. Позднее он приложил руку и к перерастанию соперничества в открытую вражду.
Гуманист, эрудит, человек «нового покроя», мистер Доути всем поведением своим подтверждал правоту тогдашней (из Рима папского пришедшей!) поговорочки: «Итальянизованный англичанин — дьяволу любимый сын!» Будучи дворянином, хотя и нетитулованным, Доути использовал давнюю слабость Дрейка к «благородного происхождения» людям. Они стали приятелями…
Ирландские моря в ту пору кишели пиратами. Дрейк вступил в борьбу с ними — беспощадную и непрестанную, руководствуясь принципом: «Со злодеями — по-злодейски!» Его соратники были потрясены, репутации «пирата с небывало чутким сердцем» был нанесен жесточайший удар — но пиратство заметно пошло на убыль. В ирландских морях Дрейк вероломно нападал, нарушая собственноручно подписанные договоры; он подписывал договоры с пиратами лишь для того, чтобы усыпить их бдительность и получше подготовиться к нападению; сжигал корабли и прослывшие (скорее всего, заслуженно) пиратскими гнездами прибрежные деревни, брал и казнил заложников…
На помощь взбунтовавшимся против англичан ирландцам прибыло две сотни шотландцев, которых здесь прозвали «красноногими» (по цвету обмоток). Эти горцы причиняли множество хлопот англичанам. Они прятались вблизи гарнизонов оккупантов, стойко перенося холод, ветер и дождь, — и наносили по ночам, в непогоду, жестокие молниеносные удары; они истребляли мародеров и просто отставших от части солдат противника; их пытались выманить на открытое место, даже с помощью ирландских перебежчиков, знающих места эти наизусть. Ничего не получалось. Граф Эссекс был в бешенстве.
Дрейк предложил нанести «красноногим» ответный удар — но не по самой их неуловимой роте, а по их родине — лежащему к северо-востоку от Ирландии острову Рафлин.