Пешком через всю Испанию, страну инквизиции! Да это же все равно, что самому собрать хворост, просушить его и, забравшись на ворох этого хвороста, поджечь! Безумие!

Федьку же идея капитана Дрейка заворожила. Забраться в самое логово врага, изучить его изнутри, увидеть слабые места — те, которые только изнутри и можно заметить, — и воротиться целыми и невредимыми — вот это дело! Риск, да еще и какой! Зато уж и польза делу…

Одно плохо: дело это — Федяня и в свои пятнадцать-то лет понимал — настолько тайное, что и похвастаться до самой старости никому нельзя будет. Да и не то что похвастаться, а даже просто намекнуть… Федор почти не спал, считая часы до Виго…

Перехода вокруг Пиренейского полуострова он почти и не заметил…

Уже в виду Виго, вернее — в виду извилистых щелей между утесами, шесть из которых были ложными входами, тупиками, и только одна щель вела в бухту, Дрейк озабоченно сказал — вернее, крикнул, перегнувшись через леера ограждения мостика, Федору, бывшему в тот день и тот час вахтенным:

— Хэй, Тэд! Знаешь ли ты, что нам нужна будет крыша?

— Дом? Может быть, купим фургон? — озадаченно отвечал юнга.

— Не-ет! — расхохотался капитан. — «Крыша» в смысле «легенда». Ну, как мы объясним испанцам свое появление в Виго и свое путешествие до Барселоны и обратно?

— А-а, вон что! — с опозданием сообразил Федор. — Ну, о первой половине дороги и думать особенно нечего. Ваша сестра имела дурость выйти замуж за московита-католика. И вот вы с ее свойственником, младшим братом мужа, отправляетесь в паломничество к мощам святого апостола Джеймса, в Сантьяго-де-Компостела, а потом вам придется еще сопровождать его в ближайший к Московии испанский порт — Барселону. А там мы сразу начнем искать корабль, который бы отвез меня в Россию.

— Искать нам придется, боюсь, очень долго, — многозначительно сказал Дрейк.

— Если мы всерьез этим займемся — боюсь, не хватит всей жизни. Между делом придется организовать крестовый поход, чтобы сокрушить Турецкую империю. Но это так, пустяки. А вообще-то мы будем заниматься этими поисками ровно столько времени, сколько займут ваши дела в Барселоне. А потом… — в тон капитану, с плутовской ухмылкой, сказал Федор. И тут капитан аж подпрыгнул на мостике от полноты чувств и завизжал в полном восторге от своего ума:

— Все ясно! Это же прикрытие и на обратную дорогу! Мы истратим полмесяца, деньги наши подойдут к концу — и мы понуро поплетемся обратно в Виго, чтобы хоть там уж сесть на корабль в Россию. Да, но! Если вдруг каким-нибудь ветром туда впрямь занесет корабль, идущий в Россию? Придется нам на него садиться…

— Ничего подобного! — в азарте завопил Федор. — Мы справимся о цене — и она окажется для нас чуть-чуть-чуть высоковата. На три дублона более, чем у нас осталось.

Ему хотелось петь и кувыркаться, или, по крайней мере, попрыгать на месте. Вот они какой хитроумный планчик наметили! Никто не подкопается, никакая святейшая, или какой там она у них зовется, инквизиция…

— А у тебя неплохо устроена голова, малец, — ласково сказал капитан. И тут же добавил: — У нас с тобой только одна общая беда, Тэд.

— Какая? — спросил Федор, окрыленный и планом, и похвалою капитана Дрейка.

— А такая, что мы с тобой — два идиота. Если испанцы не такие идиоты, как мы, — а это вряд ли, потому что иначе им бы не скрутить полмира — какой-нибудь специально приставленный к нам испанский шпион, невидимо, но неотступно при этом сопровождающий «Лебедя» еще от Севильи, сейчас, запыхавшись, докладывает инквизиции подробности нашего замечательного планчика. Мы же, два осла, раструбили о нем на все море!

— Ну, если бы кто срочно отплыл от борта, слышен был бы плеск весел. Я когда от опричников удирал, весла обмотал тряпками, а все равно слышно было. Только звук глуше, чем обыкновенно бывает, вышел. Но по воде все равно слышно, — упрямо и в то же время не вполне уверенно сказал Федор. Уж так ему не хотелось из соавтора замечательного планчика становиться ослом и идиотом, к тому же обреченным на смерть под пыткой в застенках испанской инквизиции. Нет, что у него за судьба такая горькая: чуть что не каждый год ему грозит смерть под пыткой — хоть в Московском государстве, хоть в Испанском королевстве. Точно иных смертей и нет в этом мире!

— Ладно. Будем уповать на милость Божию, — почти беспечно сказал Дрейк.

И начались сборы. Перво-наперво Дрейк заставил всю команду предъявить свои ножи — и отобрал два трофейных клинка. Толедская сталь, легко точащаяся, но трудно тупящаяся, с особенным сизым блеском, почти не прогибающаяся… И кастильские рукоятки из кости и рога, зеленовато-серые, с полупрозрачными навершиями: одна в форме распятия, вторая в форме дельфина, улыбающегося дружелюбно, но если повернуть нож острием от себя — скорбно-коварного.

И ничего неиспанского из мелочей. Но предпочтительно изделия галисийских ремесленников. Мол, собирались в путь спешно, захватили только нательные кресты да одежду без смены. Благо, трофеев у каждого почти члена команды хватало. Нашелся и католический молитвенник, и маленький нашейный образок Богородицы в кипарисовом окладе, на серебряной цепочке, и четки из какого-то твердого дерева. Матрос, у которого они были, уверял, что это — пальмовые косточки.

Кто-то из офицеров сказал, что это неразумно и даже подозрительно: англичанин и русский не имеют ничего при себе из изделий своих стран. Сразу наводит на подозрения и на мысли о тщательной подготовке.

— А мы и не будем говорить, что так случайно получилось. Мы будем всюду трубить, что долгие годы готовились к паломничеству, заранее решили, что не возьмем ничего своего — так сказать, зараженного протестантизмом.

— Раз уж «долгие годы» — придется вам, Фрэнсис, поискать другого спутника: Тэд зеленоват.

— Гм, верно. Ну, тогда так: я всю жизнь готовился, а он присоединился, считая мой выбор бессмысленным, но безобидным.

— Ну, так еще пойдет.

В таких разговорах оттачивалась их «легенда». И тут…

«Лебедь» стоял возле входа в бухту Виго — и вдруг со стороны моря послышалась… Веселая музыка! И музыка, как будто знакомая Федору по Нарве. Как будто… Ну да, как будто польский танец краковяк!

То было на самом деле польское судно «Король Владислав Локетек». Оно шло мимо, в гавань. С «Лебедя» просигналили, что хотят обменяться новостями. Федор, честно говоря, испугался: а ну как ляхи разбили наголову российскую армию и победу празднуют?

Оказалось, отмечали первую годовщину польско-литовской унии. И под действием этого известия корабельный священник «Лебедя» мистер Дэйвид Рауд вспомнил о церковной унии: мол, русских католиков нет, и это можно проверить, да это и так, наверное, известно кому положено такими делами заниматься в Испании. А вот есть уния католицизма с православием Флорентийская — не утвержденная Римом и какая-то еще недавняя. Так что Федору быть не католиком, а униатом, интересующимся пышной, издревле идущей религией католицизма. Да, так: русский — униат. Ну, а Дрейк — английский католик, «которому не повезло родиться уже после Реформации».

На том и порешили — хотя Федор опасался, что столько времени подряд в чужой, да притом еще вражьей, шкуре, капитан Дрейк не выдюжит, взорвется…

К Виго подошли на веслах, вдвоем. Брать еще кого-то Дрейк, по здравом размышлении, передумал: чем больше компания, тем больше внимания она привлечет. Ненужного их замыслу внимания — особенно. Известно же, что Испания переполнена надзирающими за населением и друг за другом тайными агентами-осведомителями инквизиции, внештатными доносителями-добровольцами и так далее…

По пути Дрейк придумал еще одно объяснение их появления в Испании:

— Мы объясним, что задумали это паломничество давно, но случай все никак не подворачивался, — и только вот теперь удалось наняться на корабль, который из Лондона шел в Севилью, оттуда мимо галисийских берегов. Мы понадеялись сговорить этих богопротивных торгашей зайти в Виго, высадить нас и заодно посмотреть на здешние рынки. Изучили бы, на что тут спрос имеется, на что цены какие. А то ж англичане во всей великой Испании знают две дороги: всю Андалузию изучили и Страну басков. А остальные земли этой державы как и не существуют вовсе!