В заливе Святого Юлиана Томаса Доути перевели на «Пеликана» и надели на него кандалы. Адмирал (с нелегкой руки капитана Честера теперь никто Дрейка иначе и не называл — а он не возражал) начал готовить суд по всей форме… Во всяком случае, не без формальностей. На кораблях назначили выборы присяжных — по одному от каждых шести нижних чинов и по одному от каждых трех офицеров и приравненных к ним лиц. Всего — получилось сорок человек.

А тем временем совет офицеров освидетельствовал «Лебедя» — и нашел, что к дальнему переходу корабль не годен. Решено было его уничтожить. Возглавить работы по уничтожению «Лебедя» было поручено Тому Муни.

С обреченного корабля сняли все металлические части, раздав их боцманам. Груз распределили по остающимся кораблям. Такелаж перебрали, отсортировав новый и неистертый. Так же внимательно перебрали рангоутные бревна. Боцмана разбирали: какое бревно лучше, чем на его судне, какое годится на материал для починок, а какое сжечь лучше. Им помогали парусные мастера и корабельные плотники.

Когда эта работа была закончена — «Лебедя» подпалили сразу с нескольких концов. Выдержанные, почти мореные шпангоуты из глостерширского дуба и многократно просмоленная обшивка кузова разгорались трудно, но горели долго, невысоким пламенем с неожиданными всполохами и отсветами то желтого, а то вдруг синего цвета, разбрасывая фейерверки искр. Они шипели и превесело трещали. Так что со стороны это, пожалуй, больше походило не на похороны, а на праздник…

Покуда избранные присяжные и назначенные судьи, с помощью преподобного Флетчера, припоминали обычай и порядок отечественного судопроизводства, а Том Муни с добровольными помощниками уничтожал «Лебедя», Дрейк позвал мистера Худа и Федора поохотиться на тюленей — в отличие от бесплодной суши, прибрежные воды просто кишели жизнью, тюлени грелись на каждой скале, торчащей из воды, а птицы даже иногда на тюленях сидели оттого, что более места не было, от товарок свободного!

— Идемте, джентльмены. Время пока есть. Свежее мясо раздобудем — побольше, чтоб засолить впрок. Я не хочу, чтобы мои люди, подобно Магеллановым, продавали друг другу за золото корабельных крыс и варили подошвы от сапог во время перехода через океан. Тюленина, конечно, не самое лучшее мясо в мире, но для разнообразия, между соленой свининой и вяленым свиным мясом, вперебивку, так сказать, очень даже годится!

Худ отказался, сославшись на усталость, и тогда Дрейк скомандовал первому встреченному матросу с «Пеликана», чтобы сопровождал его.

Охота была короткой и малоинтересной. То есть мяса-то они добыли вдоволь — но что толку бить не сопротивляющихся и даже удирать не пытающихся зверей? Тягость на душе. Так и тянет заорать: «Да прыгай в воду, дурачина! Вот же, три ярда на пузе сполз и нырнул — и все, нам тебя не достать!» Нет, лежат, смотрят строго и недоуменно в глаза, ревут, когда ранишь — а соседи ни с места! Тоже «охота»! Так, не сходя с места, их можно два десятка набить.

Устав бить их, Федор стал вглядываться. До смешного похожие на толстых, ленивых, вислоусых мужиков, за что-то на весь мир божий сердитых и разобиженных, тюлени мычали по коровьи (этот раскатистый тоскливый звук сопровождал англичан еще с Ла-Платы). Когда стрела вонзалась, тюлений мык делался громче, но ненамного. Что Федора удивило — то, что раненые тюлени старались отползти от лежбища, — будто для того, чтобы не расстраивать остальных зрелищем своих мук и смерти.

Федор потрогал убитого тюленя. Короткая, в три четверти дюйма, не более, жесткая и густая — палец сквозь нее к коже не приставить! — шерсть…

— Ну, господа охотники, как мы теперь утащим до кораблей свою добычу? — язвительно спросил Дрейк, усевшись на медленно остывающий труп тюленя.

— Я не знаю. Разве что столкнуть их в воду и по воде отбуксировать? Конечно не по одному, а в связке, — сказал Федор. Второй матрос молчал: он как-то не привык запросто с адмиралами разговаривать, Федору-то было не в первой, да он и сам вроде полуофицер, а тому, ясное дело, неловко.

— Попробуем. Берег тут почти везде, по-моему, проходимый, — сказал Дрейк. Попробовали — и за полтора часа, что они пробурлачили, чайки успели верхним в связке тюленям глаза выклевать! Добравшись до кораблей, они узнали, что группа матросов ушла поохотиться на птиц да яйца пособирать, если до гнездовий будет не так сложно добраться, — и поспешили их догонять: там-то повеселее будет, чем с тюленями. Том Муни собрал всех проштрафившихся по мелочи за последнюю неделю, но еще не наказанных, и поставил их на разделку тюленей.

А Дрейк с Тэдом-Федором ушли вслед — и настигли своих как раз вовремя: с запада, из скал, появились туземцы — судя по виду, те самые, из-за кого Магеллан наименовал вею эту страну «Патагонией» — «страной большеногих». Самый низенький среди туземцев был подросток, да еще безусый, шести футов росту — а остальные и до семи! Голоса у них были зычные, слышимые Издалека. Одеты в куртки с капюшоном из белого кудлатого меха гуанако. Островерхие капюшоны делали их еще выше. В волосах украшения из обломков раковин, птичьих перьев и цветных камешков, хитро обвязанных веревочкой. У двоих на голове укреплены звериные черепа…

Держались индейцы дружественно и похоже было, что нынче на кораблях будут гости… Но тут один канонир из команды «Елизаветы» хвастливо заявил:

— Сейчас я покажу этим цветнокожим, как метко стреляют Девонширские ребята! Вон видите ту пеструю птицу на буке?

Поскольку корявый бук — в ширину более, чем в длину — был единственным на милю вокруг, а листвы на нем почитай что не было вовсе, разглядеть птицу было несложно. Парень выпалил из мушкета — но не только птицу не убил, а умудрился попасть в индейца — они стояли невдалеке, но поодаль от бука!

Индейцы ответили немедленно. Канонир был убит на месте, стрелой в глаз (тем самым патагонцы наглядно показали, кто лучше стреляет), а матросу Джонсону стрела пробила плечо. И англичане подрастерялись. Тогда Дрейк вырвал у одного из матросов мушкет и выстрелил в ближайшего патагонца. Пуля разворотила живот бедняге, и он завопил, глядя на свои кишки, кольцами вываливающиеся на землю, «как десять быков сразу». Остальные туземцы бросились наутек — и в своей деревне рассказали, что встретились с демонами, выглядящими совсем как белые люди! И эти демоны обладают такой силой, что могут вспороть человеку брюхо на расстоянии!

Канонира англичане закопали, а Джонсона отнесли на корабль. Стрелы у патагонцев, видимо, были отравленными, так как вокруг раны все воспалилось, потом потемнело — и окаймленная огненно-горячим на ощупь алым пояском сине-багровая темнота расползлась по телу, вытягиваясь мысками вдоль вен… Через два дня скончался в бреду и он.

А команда старины Тома все эти дни перерабатывала тюленей. Ребята солили и вялили темное тюленье мясо и перетапливали отдающий рыбою жир. Работа тяжелая, запах малоприятный, чтобы не сказать жестче, — зато бывалые моряки знают, что тюлений жир на все пригоден и везде хорош. Лучше нет средства, чтобы сделать сапоги водонепроницаемыми, чем пропитать их тюленьим жиром. Только китовая ворвань может сравниться с тюленьим жиром — но не превзойти его! Фитиль в светильничке, тюленьим жиром пропитанный, горит ровно и светло. Свечка из этого жира, в который для твердости добавлено чуть-чуть мыла, не уступит настоящей. И огонь в очаге пуще пылает, ежели на дрова плеснуть жира. И больному грудь растереть годится. И даже, когда нет под рукой ничего другого, для приготовления пищи сойдет. Воняет, конечно, зато не пригорает, не пенится.

Федор вообще-то не хотел и присутствовать в качестве публики на суде над изменником Доути. Но адмирал настоял, чтоб были все до одного. А иноземные люди — Федор и Нуньеш да Силва — должны быть не просто публикой, а беспристрастными свидетелями всего процесса. Чтобы могли потом, буде таковая нужда представится, подтвердить кому угодно, что все содеяно по закону и обычаю…