Изменить стиль страницы

— Вот оно что! — пробормотал доктор.

— В чем дело?

— Мелочь, но, по — моему, существенная! — сказал Фелл. — Слушайте: если никто не возражает, я бы очень хотел поговорить со служанкой, которая убирает эту комнату.

Эллиот вышел поискать служанку; доктор Фелл напоминал ему сейчас человека, постучавшего в дверь и готового вот — вот одним рывком распахнуть ее. Эллиот сразу же выяснил, что спальню убирает рыженькая Лена, но Памела настояла на том, чтобы пойти вместе с подругой на случай, если той понадобится моральная поддержка. Перед доктором Феллом обе предстали с торжественными и напряженными лицами, скрывавшими, как понял позже Эллиот, с трудом сдерживаемое желание нервно расхохотаться.

— Хелло! — дружелюбно сказал доктор Фелл.

— Хелло! — с тем же серьезным выражением лица ответила Лена. Памела, напротив, весело улыбнулась.

— Ну — ну, — сказал доктор. — Которая же из вас по утрам убирает эту комнату?

Быстро оглянувшись вокруг, Лена с легким вызовом ответила, что это делает она.

— Вы это видели раньше? — спросил доктор, показывая картонную коробку.

— Видела, — ответила Лена. — Она ее принесла вчера утром.

— Она?

— Ну, мисс Марджори, — получив толчок локтем в бок от своей подруги, сказала Лена. — Она утром ходила в город купить такую лампу, а я как раз убирала, когда она вернулась, — вот откуда я и знаю.

— А это улика, сэр? — с любопытством спросила Памела.

— Да. Что она потом с нею сделала? Не знаете, случайно?

Глаза Лены заблестели.

— Положила вот сюда, в тот самый ящик, который вы открыли. И вообще лучше бы вы положили ее туда, откуда взяли.

— Потом вы ее уже больше не видели?

— Нет.

Реакция Лены была вызвана очевидным испугом, но у Памелы оказался другой характер.

— А я видела, — сказала она.

— Да? Когда же?

— Ночью без четверти двенадцать, — быстро ответила Памела.

— Ага! — воскликнул доктор Фелл с таким облегчением, жаром и полным отсутствием такта, что даже Памела вздрогнула, а Лена просто побелела.

— Прошу прощения, прошу прощения, — сказал доктор, размахивая руками и тем еще больше увеличивая всеобщее замешательство. Боствик удивленно глядел на него.

— Ты бы лучше держала язык за зубами, — сказала с чувством Лена. — Вот арестуют тебя, тогда будешь знать.

— И вовсе меня не арестуют, — воскликнула Памела. — Правда ведь?

— Конечно, правда, — успокаивающим тоном сказал Фелл. — Могли бы вы рассказать, как это было? Только постарайтесь как можно точнее.

Памела сделала паузу достаточно долгую, чтобы состроить незаметно гримасу своей подружке.

— Я ее искала для мистера Чесни, — объяснила Памела. — В ту ночь я засиделась допоздна, слушая радио…

— А где оно у вас?

— В кухне. И вот, когда я шла к себе наверх, из кабинета вышел мистер Чесни.

— И что же дальше?

— Он сказал: «Ты что же это не спишь? В такое время тебе пора уже быть в постели». Я извинилась, сказала, что слушала радио и как раз собираюсь лечь.

Тут из библиотеки вышел профессор Инграм, а мистер Чесни и говорит мне: «Ты видела лампу Фотофлад, которую сегодня купила мисс Марджори? Где она?» Я знала, где она, потому что Лена рассказала мне об этом…

— Только меня не впутывай! — вскрикнула Лена.

— О, не будь такой дурой! — сказала Памела. — В этом — то ничего дурного нет, правда? Я сказала, что лампа наверху, а мистер Чесни ответил: «Хорошо, пойди, пожалуйста, и принеси мне ее». Я так и сделала, пока он разговаривал с профессором, а потом пошла к себе спать.

Трудно сказать, как собирался вести дальше разговор доктор Фелл, потому что в дело вмешалась Лена.

— А мне все равно — есть в этом что — то дурное или нет, — вспыхнув, проговорила она. — Я по горло сыта тем, что надо говорить то и говорить это, только всегда нужно молчать, когда речь заходит о ней.

— Лена! Тс — с!

— Ничего на меня цыкать! — сказала Лена, скрещивая руки на груди. — Я в жизни не поверю, что она сделала то, что о ней говорят, если бы так, мой отец и на минуту меня бы здесь не оставил, и уж тем более не боюсь ее. Я бы и десятка таких, как она, не побоялась. Просто у нее все не как у людей, от того и все разговоры. Почему она вчера поехала к профессору Инграму и полдня просидела там, когда ее жених — лучший парень, какого я только видела, — сидел здесь? А эти поездки в Лондон, когда она вроде бы гостила у миссис Моррисон? К мужчине она какому — то ездила вот что!

Боствик в первый раз проявил интерес к разговору.

— Поездки в Лондон? Что за поездки?

— О, я — то уж знаю! — несколько туманно ответила Лена.

— Вот я вас об этом и спрашиваю. Когда это было?

— Неважно когда, — ответила Лена, совсем осмелевшая и дрожащая от возмущения. — К мужчине она ездила, вот и все — и конец.

— Слушайте, девушка, — сказал Боствик, начиная выходить из себя. — Если вы что — то знаете, выражайтесь яснее. Почему вы об этом не говорили мне раньше?

— А потому что отец сказал, что хорошенько выдерет меня, если я буду слишком распускать язык — вот почему. И, вообще, это было месяцев пять или шесть назад, так что оно не может иметь отношения к тому, что могло бы заинтересовать вас, мистер Боствик. Но все равно я скажу: если бы все мы начали вести себя так, как она…

— К какому мужчине она ездила в Лондон?

— Прошу прощения, сэр, можно нам уже уйти? — вмешалась Памела, с силой толкнув локтем в спину подругу.

— Нет, нельзя! К какому мужчине она ездила в Лондон?

— Откуда же мне знать? Я за нею не следила.

— К какому мужчине она ездила в Лондон?

— О, что у вас за манеры! — широко раскрыв глаза, воскликнула рыженькая служанка. — Не знаю я, и буду это повторять, даже если вы обещаете мне все золото из Английского банка. Знаю только, что этот мужчина работал в какой — то лаборатории или что — то в этом роде, потому что она писала туда. Только не воображайте, что я читаю чужие письма! Просто я видела адрес на конверте!

— В лаборатории, вот как? — медленно протянул Боствик. Тон его изменился. — Теперь можете идти и подождите снаружи, пока вас позовут.

Выполнить этот приказ оказалось тем проще, что в этот самый момент Лена расплакалась навзрыд. События предыдущей ночи проявляли свое действие. Памела, намного более спокойная, помогла Лене выйти, и Боствик облегченно вытер рукою лоб.

— В лаборатории… — задумчиво повторил он.

— Вам кажется, что это представляет для нас интерес? — спросил Эллиот.

— Не исключено. Думаю, что нам наконец немного повезло и мы наткнулись на решение заботившего нас вопроса: откуда был взят яд. Я уже давно заметил, что после полосы невезения всегда приходит удача. Так уж оно бывает в жизни. Лаборатория! Не больше и не меньше! Похоже, что у этой особы просто страсть к химикам, а? Сначала этот тип, а потом мистер Хардинг…

Эллиот решился.

— Хардинг и есть тот тип, — сказал он и вкратце объяснил, в чем дело.

Во время этого рассказа, пока глаза Боствика становились все шире и шире, а доктор Фелл продолжал молча смотреть в окно, у Эллиота сложилось впечатление, что все сказанное им для доктора не новость. У него в голове мелькнула мысль, что в то утро Фелл прохаживался, пожалуй, достаточно близко, чтобы кое — что услышать. Тем временем Боствик, слушая, присвистывал с таким разнообразием интонаций, что это было похожим на концерт.

— Как вы… Когда вы все это узнали? — спросил Боствик.

— Когда она, как вы выразились, пыталась вскружить голову следователю.

Эллиот почти физически почувствовал на себе взгляд Фелла.

— О… о! — протянул Боствик. — Стало быть, это не было… впрочем, неважно… — Боствик вздохнул облегченно, однако с легким раздражением. — Главное в том, что дело можно считать завершенным. Все ясно. Теперь мы знаем, где она раздобыла яд — у мистера Хардинга. Надо полагать, она бывала у него в лаборатории, имела ко всему свободный доступ и могла незаметно стащить все, что угодно. А? Или же… — он сделал паузу и его лицо вновь помрачнело. — Кто знает? Кто знает? Мистер Хардинг — очень приятный и разговорчивый молодой человек, но только и с ним далеко не все ясно. Что, если мы с самого начала ошибались? Если она все это задумала вместе с Хардингом? Что вы на это скажете?