— Не знаю, вполне может быть.

Какое — то время инспектор Шарп сидел задумавшись. Потом опять вызвал Нигеля Чэпмена.

— Мисс Джин Томлинсон сделала весьма интересное заявление, — сказал он.

— Да? И против кого же вас настраивала наша дорогая Джин? Против меня?

— Она рассказала мне любопытную историю о ядах… связанную с вами, мистер Чэпмен.

— Да вы что? Какое я имею отношение к ядам?

— Значит, вы отрицаете, что несколько недель назад держали пари с мистером Бейтсоном, утверждая, что можете тайком ото всех раздобыть яд?

— Ах, вы об этом! — Нигеля внезапно озарило. — Да — да, конечно! А я, признаться, совсем забыл, вот умора! Я даже не помнил, что Джин была тогда с нами. А вы придаете значение нашему спору?

— Пока не знаю. Стало быть, мисс Томлинсон сказала правду?

— Ну конечно, мы тогда спорили. Колин с Леном рассуждали с таким умным видом, ни дать ни взять великие специалисты. А я возьми и брякни, что стоит чуть — чуть пошевелить мозгами, и любой дурак может достать яду — хоть до отвала… Я сказал, что могу придумать три разных способа, как достать яды, и докажу на деле, что не зря болтаю языком.

— И приступили к делу?

— Так точно, инспектор.

— И какие же методы вы разработали, мистер Чэпмен?

Нигель слегка наклонил голову набок.

— Вы хотите, чтобы я скомпрометировал себя перед лицом закона? — спросил он. — Но тогда вы обязаны предупредить меня, что идет официальный допрос.

— До этого пока не дошло, мистер Чэпмен. Но, разумеется, вам незачем себя компрометировать, как вы изволили выразиться. Вы вправе не отвечать на мои вопросы.

— Да нет, я, пожалуй, лучше отвечу. — Нигель явно обдумывал, как ему поступить; на его губах играла слабая улыбка. — Конечно, — сказал он, — мои действия были противозаконны. И если вы сочтете нужным, вы вполне можете привлечь меня к ответственности. Но с другой стороны, вы расследуете убийство, и если история с ядами имеет какое — то отношение к смерти бедняжки Селии, то, наверное, лучше рассказать вам правду.

— Вы рассуждаете весьма здраво. Так какие же три метода вы разработали?

— Видите ли, — Нигель откинулся на спинку стула, — в нашей прессе часто появляются сообщения о том, что сельские врачи ездят по своему округу, осматривая пациентов, и по дороге теряют ядовитые лекарства. Это может привести к трагическим последствиям, предупреждают газеты.

— Так…

— Ну вот мне и пришла в голову одна простая мысль: надо отправиться в деревню и, когда местный лекарь будет объезжать своих подопечных, следовать за ним как тень, а при удобном случае заглянуть к нему в чемоданчик и позаимствовать нужное лекарство. Ведь чемоданчик нередко оставляется в машине — не на всякого больного врач будет тратить лекарства.

— И что дальше?

— Да, собственно говоря, ничего. Это и был способ номер один. Сначала я охотился за одним врачом, потом за другим и наконец напал на растяпу. И достать яд оказалось проще пареной репы. Он оставил машину за фермой, в совершенно безлюдном месте. Я открыл дверцу, порылся в чемоданчике и выудил оттуда упаковку гиосцина.

— Ясно. А второй яд?

— Достать его мне помогла сама Селия. Невольно, конечно. Она была — я вам уже говорил — туповата и не заподозрила подвоха. Я заморочил ей голову всякими латинскими названиями, а потом спросил, умеет ли она выписывать рецепты как настоящие доктора. «Выпиши мне, например, — сказал я, — настойку наперстянки». И она выписала, святая простота.

Так что мне осталось лишь разыскать в справочнике фамилию врача, живущего на окраине Лондона, и поставить его инициалы и неразборчивую подпись. После чего я отправился с рецептом в одну из центральных аптек, где фармацевты не знают этого врача, и мне спокойно продали нужное лекарство. Наперстянку прописывают в больших дозах при сердечно — сосудистых заболеваниях, а рецепт у меня был на бланке отеля.

— Весьма остроумно, — сухо заметил инспектор Шарп.

— Я чувствую по вашему тону, что мне не миновать тюрьмы! Вы так сурово со мной говорите!

— Расскажите о третьем способе.

Нигель долго молчал, а потом сказал:

— Но я хочу сначала узнать, в чем меня можно обвинить?

— Первый метод, когда вы «позаимствовали» таблетки из чемоданчика, квалифицируется как воровство, — сказал инспектор Шарп. — А подделка рецепта…

— Но какая же это подделка? — перебил его Нигель. — Я ведь не наживался на фальшивых рецептах, да и подписи, строго говоря, не подделывал. Сами посудите, если я пишу на рецепте «Х.Р. Джеймс», я же не подделываю подпись какого — то определенного человека. — Он улыбнулся недоброй улыбкой.

— Понимаете, к чему я клоню? Меня голыми руками не возьмешь. Если вы решите ко мне прицепиться, я буду защищаться. Но с другой стороны…

— Что «с другой стороны», мистер Чэпмен?

Нигель воскликнул неожиданно страстно:

— Я — противник насилия! Противник жестокости, зверства, убийств! Какому подлецу пришло в голову убить бедняжку Селию! Я очень хочу вам помочь, но как? От рассказа о моих мелких прегрешениях, наверное, мало толку.

— Полиция имеет довольно большую свободу выбора, мистер Чэпмен. Она может квалифицировать определенные поступки как… м — м… противозаконные, а может отнестись к ним как к безобидным шалостям, легкомысленным проделкам. Я верю, что вы хотите помочь найти убийцу девушки. Так что, пожалуйста, расскажите о вашем третьем методе.

— Мы подошли к самому интересному, — сказал Нигель. — Это было, правда, более рискованно, зато в тысячу раз интереснее. Я бывал у Селии в аптеке и хорошо там ориентировался.

— Так что «позаимствовать» флакончик из шкафа не составило для вас труда?

— Нет — нет, вы меня низко цените! Такой способ слишком примитивен. И потом, если бы я действительно замыслил убийство, то есть украл бы яд, чтобы действительно кого — то прикончить, меня наверняка бы нашли. А так я не показывался в аптеке примерно полгода и был вне подозрений. Нет, план у меня был другой: я знал, что в пятнадцать минут двенадцатого Селия идет в заднюю комнату пить кофе с пирожными. Девушки ходят пить кофе по очереди, по двое. Я знал, что у них появилась новенькая, которая не знает меня в лицо. Поэтому я подгадал, когда никого, кроме нее, не было, нацепил белый халат, повесил на шею стетоскоп и заявился в аптеку. Новенькая стояла у окошечка, отпускала клиентам лекарства. Войдя, я прямиком направился к шкафу с ядами, взял флакончик, обогнул шкаф, спросил девушку: «В какой у нас концентрации адреналин?» Она ответила, я кивнул, потом попросил у нее пару таблеток вегенина, сказав, что я со страшного похмелья. Она была абсолютно уверена, что я студент — практикант или учусь в ординатуре. Это были детские шуточки. Селия так и не узнала о моем визите.

— А где вы раздобыли стетоскоп? — с любопытством спросил инспектор Шарп.

Нигель неожиданно ухмыльнулся:

— Да у Лена Бейтсона позаимствовал.

— В пансионате?

— Да.

— Так вот кто взял стетоскоп! Значит, Селия тут ни при чем?

— Естественно, нет! Вы видели когда — нибудь клептоманок, ворующих стетоскопы?

— А куда вы его потом дели?

— Мне пришлось его заложить, — извиняющимся тоном произнес Нигель.

— Бейтсон очень расстраивался?

— Ужасно. Однако я не мог ему рассказать — ведь мне пришлось бы открыть производственные тайны, а этого я делать не собирался. Но зато, — радостно добавил Нигель, — я недавно сводил его в ресторан, и мы с ним отлично повеселились.

— Вы очень легкомысленный юноша, — сказал инспектор Шарп.

— Эх, жалко, вы их тогда не видели! — воскликнул Нигель, расплываясь в улыбке. — Представляете, какие у них были рожи, когда я положил на стол три смертельных яда и сказал, что стащил их совершенно безнаказанно!

— Стало быть, — уточнил инспектор, — вы имели возможность отравить человека тремя различными ядами и напасть на ваш след было никак нельзя?

Нигель кивнул.

— Совершенно верно, — сказал он. — При сложившихся обстоятельствах делать такое признание не очень приятно. Но, с другой стороны, яды были уничтожены две недели назад или даже больше.