— Her, дорогой, не знаем. Не видели, — сочувственно отвечали ему. — Народу в лагере много.

У одной двери его остановила высокая хмурая женщина в военной форме со знаками отличия военврача. Держалась она со спокойным достоинством, отличающим мужественных людей в трудное время.

— Ты расскажи толком, — склонилась она к подростку, — а мы в лагере поищем ее.

Илья начал рассказывать и вдруг смолк. Из соседней теплушки выглянула пленная с растрепанными седыми волосами. Совсем еще молодое лицо ее посинело, как от холода. Громадный багровый кровоподтек почти полностью закрывал правый глаз.

При виде мальчика она вскинула руку.

— Илюша! Живы! — простонала она и, казалось, не спрыгнула, а бессильно, как мешок, свалилась на песок.

Только теперь, по голосу, Илья узнал, что это мать Наташи.

— Людмила Николаевна! Людмила Николаевна! — выкрикивал он, помогая ей подняться. — И мама здесь? Да? Да?…

Исаева не то рыдала, не то безумно-истерично хохотала, прижимая его к своей груди:

— Живы! Голубчик!.. Где она, моя крошка? Где?!

— Нашел-таки! Вот счастье! — восклицали в ближайшем вагоне.

— Мать нашел?

— Нет, знакомую. О матери спрашивает.

— Должно быть, вместе были.

— Наверно… Тише, слушайте!

Валдис, бросив велосипед, подбежал к ним, но остановился, не решаясь вмешаться в их разговор. Потом махнул рукой, вскочил на велосипед и умчался.

В слепом материнском эгоизме Людмила Николаевна ничего не хотела слышать, кроме известий о своей дочери.

— Ты когда Наташу в последний раз видел?

— Два дня назад, — не задумываясь, врал Илья, чтобы успокоить ее.

— Скучает, наверно? Обо мне спрашивает?

— Конечно. Все время…

Отвечая на вопросы, Илья с трудом узнал о своей матери. Мама была жива и находилась в лагере вместе с Исаевой.

— Да, я и забыла! — виновато воскликнула Людмила Николаевна. — Здесь же работает и Ольга Павловна. Их за водой увели.

— Неужели? Я ее увижу?

— Они должны скоро вернуться. Только поговорить тебе с ней не удастся. Унтер заметит — убить может. Такой изверг!

Как раз в это время среди пленных послышались крики:

— Унтер! Жаба идет!

Пожилой немец, тот самый, что разрешил свидание, торопливо подбежал к женщине и к мальчику, растолкал их.

Подруги, подав Людмиле Николаевне руки, поспешно затащили ее в вагон. Илья отбежал в сторону за штабеля шпал, откуда хорошо было видно все, что делалось возле вагонов.

— Лёс! Лёс! Р-работа, р-работа! — вопил конвоир, изо всех сил колотя палкой по дверям.

Но пока унтер-офицер был далеко, пленные, не обращая внимания на этот тарарам, перекликались между собой.

— …Работа кончена. За водой больше не поведет!

— Да, прямо в лагерь!

— Не удалось им поговорить. Ах, бедные!..

Женщина-врач выглянула из-за двери, громко сказала соседям:

— Товарищи, мы продлим их свиданье! Выливайте грязь на пол, будем мыть снова! Передайте дальше!

В соседнем вагоне на мгновенье замялись, потом поддержали ее:

— Правильно! Выливайте из ведер на пол!.. Мыть снова!

— Грязь на пол!..

— Мыть снова!.. — полетело от вагона к вагону.

— Бить будут! — раздался чей-то испуганный возглас, но его никто не слушал.

И усталые, измученные голодом и побоями пленницы, с самого утра почти не разгибавшие спин, незаметно для часовых выплескивали из ведер грязную воду на только что вымытый пол.

Подошедший унтер-офицер, увидев, что работа не подвинулась, поднял страшный крик. Жидкая грязь, которую женщины нарочно согнали к дверям, мешала залезть в вагоны и начать расправу. Несколько раз он пытался достать работавших палкой, но они увертывались, и от этого гитлеровец сатанел.

— Напрасно торопите, — спокойно сказала ему по-немецки врач, когда он приблизился к ее вагону. — Лейтенант будет недоволен, если мы вымоем плохо. Здесь поедут ваши солдаты.

Унтер удивленно посмотрел на нее и что-то пробормотал.

— Вы видите, как мы стараемся! — продолжала врач, показывая на тряпку и залитый грязью пол. — Нам нужна чистая вода. Вы еще раз сводите нас к колодцу.

Не ожидая его согласия, она смело выпрыгнула из вагона, за ней вызвались идти еще несколько человек. Унтер от изумления только таращил глаза: первый раз он видел, что русские сами изъявляют желание трудиться для немецкой армии.

— Гут, гут, — произнес он и переложил палку из одной руки в другую. — Комм!

Свиданье Ильи с Ольгой Павловной и Людмилой Николаевной продолжалось минут пятнадцать. Мальчик рассказал о себе, о своей жизни у латышских крестьян, не смущаясь, врал, что видел два — три дня назад всех своих друзей. Однако, когда Пахомова стала расспрашивать, как найти Сережу, Илья запутался и смущенно сказал:

— Я не знаю, как хутор называется. Забыл.

Зато он подробно объяснил, где жил сам и как найти хутор его хозяина Яна Зирниса.

— Если вас выпустят, вы ко мне идите, — говорил он. — Я за эти дни все разузнаю и вас потом отведу.

Исаева покачала головой.

— Где там — отпустят! Говорят, нас скоро в Германию отсюда увезут.

— Насовсем? Неужели я маму не увижу? — с отчаянием воскликнул Илья.

Ольга Павловна, поглаживая его по стриженой голове, сказала сквозь слезы:

— Встретил ты нас случайно. Женщин на работу водят редко. К лагерю никого не подпускают. Так что свидимся мы, наверно, лишь после войны. Будьте дружны между собой, не ссорьтесь, помогайте друг другу.

— Не бросайте Наташеньку, — умоляла Людмила Николаевна. — Отвезите ее, как наши вернутся, к дедушке в Рославль. Улица Расковой, 64 Запомнишь?

— Запомню. Расковой, 64. Маме скажите, чтобы она не беспокоилась обо мне. Я сбегу на фронт, папу искать — я номер его полка знаю.

Ольга Павловна ахнула и сердито тряхнула мальчишку за плечо.

— С ума сошел! Вот это успокоил маму! Выбрось из головы и другим закажи! До прихода наших никуда не смейте трогаться, а там найдется, кому вами заняться. Понял?

— Понял, — поспешно ответил Илья, который уже не рад был, что проболтался.

Ольга Павловна тревожно заглянула ему в глаза. Уже по одному тому, как он легко согласился и обещал, она видела, что поступит он все-таки по-своему.

— Илюша, милый, — перешла она со строгого тона к уговорам. — Вы же еще дети, куда вам воевать!

Из вагонов раздались предупреждения пленных, наблюдавших за дорогой:

— Расходитесь! С водой возвращаются!

Обе женщины бросились в последний раз целовать мальчика. В эту минуту к ним подбежал Валдис с корзинкой в руках.

— Думал, не успею! — часто дыша, сказал он и сунул Исаевой корзинку с продуктами. — Это вам и его маме, — кивнул он в сторону Илюши.

Из вагонов раздалось тревожное предупреждение:

— Товарищи, жаба близко!

Валдис, кивнув конвоиру, потащил Илью прочь от железной дороги.

Друзья и враги

Наступила та сухая августовская пора, называемая обычно страдной, когда в поле уже не столько жарко от солнца, сколько от напряженной работы.

Уборка хлеба была в полном разгаре. Сережа работал на полях вместе с Петром и батрачками. Занят он был с утра до вечера и с Инной виделся редко. Еще при первой встрече они договорились бежать на родину, но побег откладывали, надеясь вскоре найти других ребят и что-нибудь узнать о матерях.

И вот появился Илья. Инна в это время как раз была у Сережи. После взаимных радостных восклицаний Илья с сияющим лицом объявил друзьям, что видел Ольгу Павловну и Людмилу Николаевну.

Плача от радости, Инна набросилась на Илью.

— Правда? Где? И моя мама с ними?

Сергей с другой стороны принялся трясти и тискать его так, что Илья взмолился:

— Постойте! Да я ж слова не могу…

Когда разговор принял более спокойный характер, Илью заставили подробно рассказать, как он нашел женщин, что они ему говорили.

— Илюшка, а ты хорошо запомнил адрес Наташиного дедушки? — спросила Инна.