На платформе она столкнулись с Малым. — Я весь изнервничался уже, — сходу наврал он, надвинул тирольскую шляпу на затылок и зашагал, куда — то за амбар. Молодые люди двинулись вслед за ним. За чередой металлизированных щитов, изрисованных надписями, предостерегающими неосмотрительных пешеходов от столкновения с электровозом, открывалось пространство, окруженное со всех сторон ржавыми каркасами списанных грузовиков, в центре высились две пустые водонапорные вышки. — Столбы, — показал на вышки Солнце и пошел к уже собравшимся у них ребятам. Саша неторопливо пошла за ним. Жестяные, уже ветхие от ржавчины листы пестрели разноцветными надписями: Кекс — снимай ермолку; Отдай феню Генри. Пандус. 1970 г.; Сталкер — донецкая система не забудет тебя. 1972 г.;

Если увидите Генку Маклая, передайте, — у него сестра утонула. — Сталкер уехал, — констатировал Хуан. — Уехал, — горестно поддержал его Скелет и шлепнул ладонью по башне. Ее жестяное чрево гулко отозвалось на удар и над соседними тополями, с криками взвилась в небо стая ворон. За ним хлопнул и Хуан, а вслед и остальные. Потом все достали бутылки портвейна и молча приложились к ним. Солнце в один глоток отпил половину бутылки и передал ее Саше. — Да ты что! Я не смогу, — заартачилась девушка. — Ну ты хотя бы попробуй, все нужно пробовать — посоветовал ей молодой человек. Она закрыла глаза, приложила к губам горлышко бутылки и мужественно принялась, глоток за глотком, пить. Следует отметить, что последний глоток она сделала уже не без удовольствия. — У тебя большие таланты, — заметил Солнце, когда она вернула ему опустошенный сосуд. Раскрасневшаяся Саша хотела, было, что то сказать, но поезд издал характерный перестук, и молодые люди, не сговариваясь, побежали к распахнутым дверям своего вагона.

— Не обижайся. Давай поспим?! — попросил в поезде молодой человек. — Ну ик давай ик, хотя ик честно ик сказать ик я ик собиралась ик тебе ик отдаться ик, но раз ты ик такой ик соня..., — через слово, икая, нехотя согласилась девушка, и всю оставшуюся часть пути они спали.

Утром, наконец, за очередным поворотом железнодорожного полотна, словно по мановению волшебной палочки, пахнуло свежим ветром, и показалась ультрамариновая полоска моря. Саша, словно зачарованная, прилипла к окну и следила, как на скалистый берег накатывают миниатюрные, на таком расстоянии, хрустальные волны. — Море, — шепнула она и положила на плеча спутнику голову. — Море, — согласился Солнце.

Ближе к вечеру Малой постучался свежеобскобленные ворота и, заглянув в щель между досками, заорал: Баба Оля! Мать родная! Я вернулся! Привез тебе гостинцы! Во дворе громыхнула цепь, и раздался хрипатый собачий лай. — О, и Паци-фик жив! Узнал, — радостно зашумели ребята. Ворота приоткрылись, и на улицу выглянула щербатая с хищным орлиным носом. — Приплыли, голуби лохматые, — узнала она друзей: И жулика взяли? — А как же, бабулик, — высунулся из — за плеч остальных Малой: Без меня никуда. — Ну ладно входите, — распахнула перед ними ворота старуха: Расселяйтесь. А ты Иуда, — она ухватила Малого за плечо: за неделю вперед и говори: Куда ковер из сарая дел? — Какой ковер? — пробовал негодовать тот. — С журавлем. Мне его соседка отдала, — настаивала баба Оля. — А с журавлем! Не брал, — отпирался Малой. — А кто из него Кольке Потирову с пристани жакет продал, как иностранный? — обличала та. — Виноват. Нуждался. Жадный бабулик, но любимый! — хохотал паренек и лез целоваться.

Вскоре каждый занялся своим делом:

Скелет любовно увещевал задыхающегося от ярости пса, благо тому цепь не позволяла дотянуться до ненавистного тела; Герда выносила из пристройки пустые пивные ящики; Хуан сидел, сложив ноги по — турецки, на краю колодца и неотрывно созерцал желтую стену сарая; Кореец под хитрые причитания старухи чинил сломанный косяк на веранде; Малой поволок какой — то ящик в огород. Саша и Солнце забрались на теплую крышу и оттуда лениво наблюдали за происходящим.

Вечером того же дня вся компания, за исключением Корейца, вышла в город. Шли молча, упиваясь мгновением, естественно каждый своим. Особенно упивался Хуан, ему вообще была свойственна некая созерцательность, и он старательно следовал ей. Встречающиеся им по пути курортники осторожно обходили приятелей стороной, при этом не проявляя, однако, особенного отчуждения. В воздухе витала южная истома, не позволяющая довести какое — либо чувство, отрицательное ли, положительное, до практического воплощения. Но, увы, вернейшим подтверждением правила является исключение из него, и на перекрестке дети цветов столкнулись с группой молодых подвыпивших людей, торжествующих по случаю демобилизации своего товарища. Сам же товарищ, выряженный в китель, отдаленно напоминающий форму латиноамериканского диктатора, и возглавлял группу. — Стоять!

— взревел он, следуя велению своего простого сердца. Солнце, Хуан и Скелет флегматично обошли распоясавшегося триумфатора и направились дальше. Но путь остальным перекрыли друзья дембеля. Тогда Скелет вернулся назад и миролюбиво обратился к их вожаку: Ну, ладно. Че ты!? — за что тут же схлопотал кулаком в лоб. — Не ты, а Вы — товарищ ефрейтор! — орал дембель: Пока мы там родину защищали....! Договорить ему не удалось, поскольку Солнце звонким ударом ноги в ухо уложил его на теплую брусчатку. Ну и естественно: на Солнце сразу навалилось трое и ему едва удавалось отбиваться от них. Хуан резко изменил созерцательности и с криком: Козлы вонючие, менты поганые, — ринулся на подмогу приятелю. Скелет откуда — то вытащил бритву и держал на прицеле кряжистого детину; Малой повис на плечах его однояйцового близнеца; Герда и Саша визжали, как собственно, и полагается девочкам. По истечению десяти минут и та и другая сторона претерпели значительные изменения, и неизвестно чем бы это все закончилось, кабы где-то вдали на правой стороне набережной не раздалась спасительная милицейская трель. Обессилившие противники ринулись в рассыпную.

Солнце отыскал в полумраке Сашу, ухватил ее за руку и поволок за собой через клумбы в сторону города. — Стой! — на бегу окликнула его девушка. — Что? — остановился он. — Я тебя люблю, — все еще задыхаясь, призналась она. — Да? — отчего то уточнил Солнце. — Да, — кивнула Саша и спросила: Это плохо? — Я не смогу с тобой остаться. — сказал молодой человек. — Я знаю, — кивнула она и добавила: Я все равно тебя люблю. Солнце помолчал, глядя перед собой в землю, наконец поднял на Сашу глаза, протянул руку и предложил:

Тогда пойдем. Я тебе покажу дом, хотя этого делать нельзя. — Это нарушение инопланетного устава? — предположила Саша.

— Что — то вроде этого, — усмехнулся он и крепко пожал ее руку. — Я ни кому не скажу, — пообещала она.

Они обошли стороной парк, спустились по склону к морю, перелезли через решетку, миновали заброшенную пристань и старые гаражи вокруг нее, пока наконец не вышли к стоящему в глубине пустыря домику. — Проходи, — Солнце распахнул перед девушкой дверь и пропустил вперед. — Это и есть тот самый дом? — спросила она.

— Да, — вздохнул молодой человек: Это и есть дом восходящего солнца. Из дверей виден восход, из окон закат. — Класс, — вздохнула Саша: А навсегда здесь нельзя остаться? — Нельзя, — покачал головой Солнце: Это именно то время. Иначе восход будет там, — и он показал рукой на правую стену: А закат там, — и он ткнул в левую стену. — Да, — огорченно согласилась она, но тут же уточнила: Сейчас ведь то время?

— Сейчас то, — кивнул молодой человек и поцеловал ее.

Мир вокруг закружился подобно водовороту в глазах Саши: Глаза Солнца, луч маяка за окном, фотографии каких то людей на стенах, бронзовые купидоны на спинках кровати и обрывки знакомого сна с сидящим на берегу человеком. Это был Солнце, только старше, гораздо старше.

Ребята знали, что иногда слова только мешают. Все и так ясно. Они просто играли и этого было более чем достаточно.

Саша не помнила толком, как прошла ночь, как они вышли из дома и опомнилась только на пляже. Посмотрела на идущего рядом молодого человека, заметила вопрос в его взгляде и подтвердила: Я ни когда ни кому не скажу про дом. — Спасибо, — поблагодарил он.