Натянув сандалию обратно на ногу, подросток на глаз прикинул дистанцию до ближайшей желтой шляпки и решительно спустился вниз по насыпи. Трава неожиданно оказалась высокой — чуть ли не по грудь, но Генка не передумал. Разгребая гудящее насекомыми разнотравье, решительно зашагал к ближайшему цветку. Рубашку и брюки тут же облепили колючие семена, в носу запершило от цветочной пыльцы. Не теряли времени и местные слепни. Парочка ловкачей пребольно кольнула в спину и шею. Но худшее Генку ожидало впереди: где-то на полпути к заветной цели под ногами блеснуло чешуйчатое тело, и лишь в последнюю секунду Генка задержал готовую опуститься ногу. Настороженно приподняв треугольные головки, в траве сидели (или лежали?) сразу две или три змеюки. Сколько их там в точности, сказать было сложно. Возможно, одной рептилии Генка мог бы и не испугаться, но эта компания заставила его окаменеть. Тем более что и уползать они не спешили. Темно-серые, с раздвоенными, снующими туда-сюда язычками головы приподнялись даже чуть выше. Казалось, антрацитовые глазки внимательно рассматривают незваного гостя.

— Ужики-ужики! — тоненько пропел Генка и по-черепашьи попятился. — Вы ведь добрые, правда?

«Ужики», которые ужиками вовсе не выглядели, едва слышно зашипели, и Генка почему-то сразу уверился, что перед ним самые настоящие гадюки. На этом вся его отвага иссякла. Развернувшись на месте, парнишка галопом припустил обратно к дороге. Шершавые стебли наотмашь били по лицу, царапали руки, в сандалии тотчас набилась земля, но он продолжал мчаться напролом, оставляя за собой подобие просеки.

«Сейчас наступлю на такую же змеюку — и конец!» — мелькало в мыслях, но остановиться он уже не мог. Где-то поблизости послышался утробный рык, и, моментально вспомнив о волках, Генка совсем трухнул. Поел, называется, семечек!

Обливаясь потом и спотыкаясь на каждом шагу, он вылетел, наконец, на дорогу и тут же шарахнулся в сторону. Черная громада выросла перед глазами, заставив зажмуриться, по ушам ударил натужный визг тормозов…

— Сдурел, что ли! Куда под колеса прешь!

Генка обморочно отер ладонью лицо. Ноги его дрожали. Конечно, это были никакие не волки, — обычный грузовик. И разобраться по существу — значительно более опасный, чем жалкие, оставшиеся за спиной гадюки. Раздавил бы в лепешку и конец путешествию!

Шофер, между тем, выскочил из машины, продолжая ругаться, шагнул к нему. Верно, хотел дать по уху, но в последний момент сдержался.

— Чучело гороховое! Убегал, что ли, от кого?

В другой ситуации Генка ни за что бы не признался в своих страхах, но этому сердитому мужику проще было рассказать правду. И, судорожно кивнув, он пробормотал:

— От гадюк… Вон там. Сразу штук десять!

— Ага, прямо в засаду попал, — водитель, хмыкнув, стряхнул с Генкиной головы травяную пыль. — Ну, ты, бача, даешь! По пятам-то не гнались?

— Не знаю, я не оглядывался.

— Правильно делал, а то отхватили бы нос. А так — только штаны потерял.

Генка машинально опустил глаза вниз, и водитель проворно ущипнул его за нос. Он явно остыл, сменив гнев на милость. Загорелый и пропыленный, он оказался одного роста с Генкой, но годков ему было разика в три побольше.

— Могли ведь задавить, дурака. Запросто! Хорошо, на меня вылетел, я своего зверя в узде держу.

— Зверя?

— Ага, на четырех колесах… Чего худой-то такой? Из концлагеря бежал?

— Почему? Из Екатеринбурга.

— Далеко же ты забрался! А слово «негодяй» знаешь, откуда происходит?

— Не-е.

— От «негоден к строевой службе». Вот и тебя, похоже, к службе никто не готовил. Кожа да кости. Куда идешь-то?

— Так это… В Соболевку, — Генка еще не пришел в себя и продолжал шумно отпыхиваться.

— А в поле зачем поперся?

— Ну… Хотел семечек попробовать.

— Каких еще семечек?

— Да вон там вроде подсолнухи, — Гена кивнул за спину. — Поле не частное, думал сорвать шляпку…

— Думал он… — мужчина фыркнул. — Чтобы думать, голова нужна, а у тебя как раз и есть та самая шляпка.

— Почему это?

— Да потому! Какие семечки, чудила! Они в сентябре-то редко вызревают. Это же Урал, не Молдавия с Крымом… Ладно, отряхивайся и полезай.

— Вы до Соболевки? — обрадовался Генка.

— В Северуху.

— Так мне это… В Соболевку надо.

— Значит, по пути, не волнуйся. Вот если бы ты до Калача брел, тогда извини, а Соболевка там рядышком будет. Высажу на развилке, и ножками добежишь.

— Здорово! — Генка сунулся было к кабине, но водитель поймал его за плечо. Парнишка невольно обратил внимание на пятерню мужчины — огромную, темную, поросшую рыжеватым волосом. Такой ручищей, верно, можно было выжимать сок из яблок.

— Я же сказал: отряхнись сначала. У меня, конечно, не представительский «шевроле», но и не мусорная свалка.

— Понял, — Генка энергично начал стряхивать с себя колючки и семена. При этом исподтишка поглядывал на грузовик. — Машина у вас странная. Никогда таких не видел.

— И не увидишь. Потому что моей собственной конструкции.

— Ну да?

— А ты думал, только у вас в городе умеют гайки крутить? — мужчина бросил в сторону своей «конструкции» горделивый взор. — Это, шнурок, не просто грузовик, это ветеран! Движок — Горьковского автозавода, крылья — от «паккарда», а база от старенького грузового «форда». Их еще по ленд-лизу нам поставляли.

— Круто!

— А ты как думал! Слышал про «эмки»? Те, что «черными воронками» называли? Так вот мой старичок примерно в те же времена народился. Даже чуть пораньше «родины» и «чайки».

— Какой еще «родины»?

— А это у нас первую «победу» так назвали. Только машины — их ведь продавать приходилось, вот и соображай… В общем, переименовали «родину» в «победу».

— А есть разница? — Генка ухмыльнулся. — По-моему, наши машины — все равно лом, как их не называй.

— Мал ты еще, бача, — спокойно отозвался водила, — потому и не знаешь, что была у нас тоже своя эпоха расцвета. Горьковский-то автозавод не кто-нибудь, а фордовские специалисты строили. И машины у нас в то время были получше европейских. Возьми ту же «волгу» ГАЗ-21 — ну, чем плоха? Автоматическая коробка передач, дизайн, отделка! Конфетка, а не машина! И «чайка», между прочим, была не хуже. Если б не тугодумы за щербатой стеной, весь мир завалили бы своей автотехникой.

— Чего ж не завалили?

— А это ты у кого повыше спроси. Я страной не командовал, я машины собирал. Вот этими самыми ручками.

Гена снова покосился на допотопного вида грузовик.

— Где ж вы набрали таких деталей?

— Известно где — на свалке. Есть тут неподалеку Клондайк местный, — поискать, так еще не такое можно найти, водитель глянул на простенькие ручные часы. — Давай-ка, брат, в темпике. Заболтались мы. Меня ведь в Северухе шабашники ждут.

— Строите что-нибудь?

— Ломаем, — мужчина нахмурился. — Строят другие, а мы больше ломать приучены… Все, хорош руками месить. Полезай на броню.

— Это куда? В кузов, что ли?

— Из кузова вылетишь. В кабину полезай.

Уже в грузовике он сунул Генке лопату-ладонь.

— Валера. Меня тут все знают.

— А я Гена.

— Случайно не крокодил?

— Не-е… — Генка заулыбался.

— Значит, не съешь по дороге, — Валера ухмыльнулся. — И не выкай мне, не люблю.

Генка кивнул. Острый на язык водила начинал ему нравиться. Да и глаза у мужчины были добрые, несмотря на плещущийся в глубине диковатый огонек.

— А почему «на броню»?

— Потому что нормальные машины броней зовутся.

— Вы воевали? — озарило Генку. — То есть ты воевал?

— Догадливый.

— Давно, наверное?

— Война давно не бывает. Особенно если служил в ВДВ.

— Значит, ты был десантником?

— Я был сержантом. Десантных войск, — водитель вздохнул. — Так что, бача, мы с моим колесным зверем оба ветераны…