— Ты куда бросил хлеб?

— Это не хлеб, — возразил Валерка.

— А что же?

— Объедки, — ответил он.

— Ты всегда так делаешь?

— Всегда, — подтвердил Валерка.

— Саша, ты слышишь? — позвала тётя Лена.

— Слышу, — отозвался дядя Саша.

— И так равнодушен?

— А что я должен делать? По совести говоря, я в этом не вижу никакого преступления.

— Как ты можешь так рассуждать? — возмутилась тётя Лена. — Не знаю, как ты, а я воспитана в уважении к хлебу. В доме, где я выросла, никто не имел права выбрасывать хлеб. Ты, конечно, можешь назвать это суеверием…

— Нет, почему же? — перебил её дядя Саша. — Такое могло быть и от бедности.

— Дело вовсе не в бедности, а в уважении к хлебу. Так может поступать человек, который не знает, откуда берётся хлеб.

Валерка с недоверием слушал тётю Лену, потому что дядя Саша молча улыбался.

Он так всегда улыбается, когда не согласен с тетей Леной. А она сердилась ещё больше:

— Тебе смешно, Саша. Ты просто забыл многое, и в том числе войну. А я всё помню. Помню, как мы делили полученную по карточкам пайку хлеба и тряслись над каждой его крошкой.

Дядя Саша недовольно поморщился:

— Это крайности. Сейчас же не война и не карточная система?

— А какая это карточная система? — поинтересовался Валерка.

— В войну так было. Людям выдавали бумажные талоны, а там было написано число и сколько граммов хлеба положено человеку на день, — объяснил дядя Саша.

— А сколько им было положено?

— Нормы устанавливались разные, но, в общем, мало. Не хватало людям хлеба, — ответила тётя Лена. — А ты ошибаешься, Саша, оправдывая безобразное отношение к хлебу тем, что сейчас не война, — продолжала выговаривать тётя Лена.

Дядя Саша поднял руки вверх:

— Сдаюсь, сдаюсь, Леночка. Ты прекрасный агитатор по хлебному вопросу.

— Зря ты, Саша, шутишь, — обиженно сказала тётя Лена, — ведь он же, — показала она на Валерку, — тоже наш разговор за шутку примет. А мне бы не хотелось, чтобы у него было барское понятие о хлебе.

— Как — барское? — не понял Валерка.

— Это такое понятие, когда человек не знает, откуда и как берется хлеб. Такие люди думают, что хлеб растёт на полках в магазине.

Валерка даже приуныл от такого объяснения: он ведь тоже ничего не знал о хлебе и видел его только на столе да в магазине. Значит, он тоже по-барски…

— Тётя Лена, а вы всё-всё сами видели?

— Не только видела.

— И даже сеяли? — В Валеркином вопросе звучит лёгкое недоверие.

— И сеяла, — подтвердила тётя Лена. — Я же, малыш, в деревне выросла.

— Хорошо вам, — со вздохом сказал Валерка, — а как я узнаю всё это?

— Со временем узнаешь, — успокоила его тётя Лена.

Дядя Саша отложил в сторону газету:

— Знаешь, Леночка, ты вот нам с Валеркой читала мораль о хлебе, а я вспомнил одну любопытную историю. Я тебе уже однажды рассказывал об Алиеве. Мы с ним на курорте познакомились, два года тому назад. Очень хороший человек, таджик по национальности.

— Какое это имеет отношение к хлебу? — пожав плечами, спросила тётя Лена.

— Да самое прямое. Я вот сейчас сидел и думал, что, видимо, не случайно русские люди всегда считали, что выбрасывать хлеб — большой грех. А вот Алиев мне рассказывал, что у них даже клятва такая есть: «Клянусь хлебом!» Если таджик произнёс эту клятву, никто не смеет усомниться в его честности. Представляешь, какая сила, какая непоколебимая вера заложена в это понятие. Ты только вслушайся в эти слова: «Клянусь хлебом!» Не отцом, не матерью, а хлебом!

— А если мальчик так скажет, ему всё равно поверят? — интересуется Валерка.

— Я об этом не спрашивал, но думаю, что поверят.

— А какой это Алиев?

— Ну как тебе сказать? Человек как человек, самый обыкновенный. Впрочем, у меня есть фотокарточка, мы с ним на курорте сфотографировались.

Дядя Саша взял альбом, нашёл фотографию и передал его Валерке и тёте Лене.

На фотографии стоял дядя Саша рядом с незнакомым мужчиной. Они облокотились на массивные белые перила какой-то лестницы и смотрели на высокие, как пики, деревья.

— Это он, да? — спросил Валерка.

— Он, — подтвердил дядя Саша.

Этот разговор запомнился Валерке…

В хлебном магазине Валерку знали все продавцы, а сам он знал в лицо даже многих покупателей, потому что часто с ними встречался.

Валерку очень удивляла одна женщина. Он почти каждый день встречался с ней у прилавка и видел, как много покупает она хлеба.

Женщина была полная, с красным, болезненно сморщенным лицом и слезящимися глазами.

Наверное, у неё была большая семья, раз она покупала так много хлеба. Но почему никто ей не помогал? А ей так тяжело было носить свой мешок!

Однажды Валерка решил предложить ей свою помощь;

— Давайте я вам помогу.

Женщина сверкнула на Валерку недобрым взглядом, потом тревожно огляделась по сторонам и прохрипела:

— Иди отседова! Много вас таких помощников. Того и гляди, без гроша оставите.

Валерка так и не понял, почему она на него рассердилась и как это он мог её оставить без гроша.

— Ей давно уже пора донести хлеб, — недружелюбно заметила какая-то незнакомая покупательница. — Удивляюсь, как люди не замечают этого?

— Но она же не хочет, — отозвался Валерка.

— Ещё бы ей хотеть! От маленького ребёнка и то шарахается как зачумлённая.

Полная женщина торопливо сложила хлеб в мешок и ушла из магазина быстрее обычного.

После этого случая Валерка не встречался с ней несколько дней. Может быть, она и приходила в магазин, но только в другое время. А может, кто-нибудь из её семьи заменил её?

Валерка решил, что она больше не придёт, но как-то снова встретился с ней.

Она по-прежнему уложила в мешок хлеб и собралась уже уходить, но дорогу ей преградили два парня.

Разрешите помочь? — вежливо спросил один из них.

— Проваливай, — грубо ответила женщина, — видала я таких помощников!

— А это вы видели? — спросил второй парень и показал ей красную книжку. — Так что не обессудьте, — продолжал он, — хлеба у вас многовато — сами не донесёте, а мы, молодые и сильные, мигом доставим куда следует.

— Это пошто — много? — возмутилась женщина и почему-то уставилась на Валерку. — Кабы я себе всё купила, а то соседям помогаю.

— Каким это соседям? — поинтересовался парень.

— Своим, каким же ещё! Да вот их мальчонка. Мы завсегда с ним вместе ходим.

Женщина смешно подморгнула Валерке и позвала:

— Поди сюда, Митюшка, а то и вправду подумают, что мне одной этот хлеб нужон.

Валерка ничего не мог понять: она, кажется, с кем-то его путала.

— Меня зовут Валерой, — поправил он женщину.

— Вот, господи-то, запамятовала совсем. С этой проклятой жизнью скоро и себя-то забудешь как зовут.

— А вы, уважаемая, попусту-то не каркайте на жизнь. Судя по всему, вам не так уж плохо живётся, — строго сказал дружинник. Он положил руку на мешок и спросил Валерку: — Тут есть твой хлеб, мальчик?

— Нет, — ответил Валерка, — я сейчас куплю.

— А знаешь ты эту тётю?

— Знаю, — сказал Валерка.

— Значит, вы в самом деле рядом живёте?

— Да нет же, — стал объяснять Валерка, — я её почти каждый день вижу в магазине. У этой тёти, наверное, большая семья, и она всегда берёт много хлеба. Ей даже тяжело носить его.

Дружинники переглянулись и засмеялись.

— Объяснение-то не в вашу пользу, — сказал один из них женщине, — а семейка-то, очевидно, у вас свинская. Не скажете, случайно, сколько душ?

Женщина молчала и так зло смотрела на парней, что казалось, вот-вот бросится на них с кулаками.

— Тётя, не надо сердиться, ведь они же хотят вам помочь, — попытался успокоить её Валерка.

Она прошипела что-то сквозь зубы. Валерка не разобрал, что именно, а дружинники снова засмеялись.

— Странная вы, гражданка. Ребёнок и тот сообразил, что мы хотим оказать вам помощь. Так что уж не упрямьтесь. Пройдёмте с нами до штаба дружины. Благо он рядом, рукой подать.