Изменить стиль страницы

Вечно вокруг Александра Михайловича вилась стайка маленьких друзей. Впрочем, предводитель этой вольницы был для них никаким не Александром Михайловичем. То и дело над побережьем неслись крики:

Са-ша Черный! По-ско-рее!
Под скалою ось-ми-ног…

Так было не только в ту пору, когда он стал по преимуществу детским писателем, но много раньше — когда он еще не издал взрослых книг и только подумывал всерьез заняться литературой. Сохранились воспоминания о Саше Черном в возрасте 26–27 лет, гостившем летом на даче под Петербургом: «Не знаю чем, но он завоевал полное признание со стороны дачных мальчишек и моего младшего брата, когда ходил с ними купаться, лазил по скалам, катался на лодке и пр. Интересным мог бы явиться тот факт, что при наличии юношеской компании моих дачных товарищей он с ними не водился. Мальчишки же настолько признавали его своим, что практически как-то стиралась возрастная грань. Уже через некоторое время он стал для них „Сашей“ и „Сашенькой“ — так, между прочим, они зазывали его хором на свои мероприятия…

…С ребятами он чувствовал себя вполне в своей тарелке, очевидно, по-настоящему любил эту шумливую мелюзгу и понимал их интересы». [20]

Казалось бы, Саше Черному на роду было написано стать исключительным выразителем мира детей в литературе. Но нет, путь к этому был долог и непрост. Поначалу он стал известен всей читающей России как автор «Сатир» — язвительных, остроумных и беспощадных. Оружием смеха поэт боролся со всем отвратительным, гнусным, паскудным, что не принимала и против чего восставала его душа. То ли он хотел расквитаться с миром зла, принесшим столько несчастий ему, то ли надеялся исправить нравы общества. И то, что поэт называл себя «Черным», казалось очень уместным, ибо силы зла принято окрашивать в темные, мрачные тона, в краску тьмы.

А как же «Саша» — первая половина его литературного имени? Она как бы томилась в ожидании своего часа. Поэт, который «много песен скучным взрослым полным голосом пропел», еще не ведал о своем истинном предназначении. Однажды, играя в куклы со своей маленькой племянницей Элочкой, поэт получил неожиданное приказание: придумать песенку. Но только, чтобы сам сочинил. И что же?

Огорошенный приказом,
Долго я чесал в затылке,
Тер над глазом и под глазом —
Не придумал ничего.

Оно и понятно. У кого было учиться Саше Черному стихосложению для самых маленьких? Вспомните: тогда ведь еще не существовал ни «Крокодил», ни «Вот какой рассеянный», а их будущие авторы — Корней Чуковский и Самуил Маршак были «взрослыми» писателями. Чуковский обладал славой весьма оригинального литературного критика, чьего хлесткого пера побаивались многие. Маршак же считался бойким фельетонистом, подписывавшимся псевдонимом «доктор Фрикен».

Случилось так, что жизненные пути каждого из них пересеклись с Сашей Черным. Молодой Маршак тоже печатался в «Сатириконе» — новом сатирическом журнале, где поощрялись любые «звонкие фокусы-покусы». Оба они более всего любили шататься белой ночью по питерским улицам, называя это времяпрепровождение «умозгованием весны». Еще любили устраивать дружеские пирушки. Однажды жена Саши Черного, Мария Ивановна, застала их… под столом, где они декламировали стихи. С какой стати они там оказались? Кажется, я догадываюсь…

Помню, мы с сестренкой, когда были маленькие, любили устраивать так называемую «кротовью нору» (за что нам влетало от родителей). Сдвигали стулья, набрасывали на них всякие покрывала и «жили» там, блаженствуя в полумраке. Видимо, всем людям (и детям тоже) свойственно желание уединиться, иметь в квартире свой собственный закуток, куда можно спрятаться и где ты волен вести себя как хочешь.

А какое удовольствие обустраивать свое жилище! Есть у Саши Черного немудреный рассказ «Домик в саду». Ничего особенного в нем не происходит. Просто дети расставляют мебель и посуду в построенном для них домишке, развешивают картинки, стремясь его обуютить, красят крышу… И так любовно, с такими подробностями описана «жизнь понарошку», что догадываешься — Саша Черный наверняка не раз принимал участие в подобной игре.

Вернемся к Маршаку. В его доме устраивались любительские спектакли: юный Маршак вместе с братом (тогда еще гимназистом) и сестрой выпускали домашние журналы. Для одного из них Саша Черный сочинил незамысловатый стишок, начинавшийся словами:

У камелька, у камелька
Сидят четыре старика,
Один чихнул, другой зевнул,
А третий попросту заснул.

Развлекаясь таким образом, шутя и играя, они едва ли помышляли о творчестве для детей. Но уже тогда, видимо, исподволь, подспудно вызревало в душе то, что проявилось гораздо позже.

С Корнеем Чуковским у Саши Черного отношения были неровные. Они то сближались, то расходились. Наиболее близко свели их малые дети. О Чуковском ходили слухи, что свой досуг писатель заполняет записыванием слов и речений, созданных детьми. В будущем из этого «чудачества» возникла известная всем книга «От двух до пяти».

Чуковский-критик с присущим ему темпераментом и злоречием разносил в пух и прах современную ему детскую литературу. На страницах журналов «Игрушечка», «Мирок», «Тропинка», «Задушевное слово» существовала какая-то особая лилипутская страна для пай-мальчиков и пай-девочек. Все было крайне благопристойно и слащаво: цветы на слабых ножках, мотыльки, эльфы, феи… Прогуливающиеся малютки не позволяли себе никакой шалости, грубого слова или крика — фи! Это дурно!

Изготовлением подобного приторного сиропа для малюток занимались почему-то в основном дамы-писательницы. Одну из них Саша Черный изобразил качающейся на ветке птичкой, пикающей милым деткам следующее:

Солнышко чмокнуло кустик,
Птичка оправила бюстик
И, обнимая ромашку,
Кушает манную кашку…

Сколько угодно можно было высмеивать дамское сюсюканье, однако ничего другого взамен современная литература предложить не могла. Тогда, почти одновременно и Чуковскому, и Саше Черному в голову пришла одинаковая мысль: а не попытаться ли самим создать что-то для подрастающего поколения? По сути, предстояло совершить переворот в детской словесности, своего рода революцию. Причем знали они четко лишь то, как нельзя писать для детей. А как надо?

В 1912 году они затевают детские альманахи. Чуковский назвал свой сборник «Жар-Птица», а Саша Черный дал своему детищу название «Голубая книжка». Для осуществления замысла необходимо было найти и завербовать единомышленников — тех, кто мог, по их мнению, стать участниками задуманного предприятия. Саша Черный обращается с письмом к А. М. Горькому, у которого он незадолго до этого побывал на острове Капри. «Очень хочу наладить детский сборник, и, если Вы мне поможете, я справлюсь, — пишет он. — Помните тех воробьев, которых Вы мне читали? Можно их у Вас попросить, Алексей Максимович? А если что-нибудь из того, что лежит у Вас на окне, и совсем хорошо. Я бы сейчас снес к Бродскому для иллюстраций. <…> Думаю у Пришвина достать несколько страниц. У детей так мало стоящих книг, дешевых и совсем нет, — помогите, Алексей Максимович, прошу и умоляю».

Чувствуете, с какой искренней заинтересованностью написано это послание? Так пишут о самом насущном, кровном, самом важном на свете. Книжку удалось сделать довольно быстро — через три-четыре месяца, в начале 1913 года она уже поступила в продажу. Помимо самого Саши Черного (сказка «Красный камешек» и песенка «Вечерний хоровод») и «Воробьишки» Горького в ней была напечатана также сказка «Как рыбы из верши ушли» К. Милля — писателя-сатириконца, с которым Саша Черный поддерживал приятельские отношения. Оформили «Голубую книжку» художники И. Бродский и В. Фалилеев.

вернуться

20

Рукопись воспоминаний В. А. Добровольского о встречах с Сашей Черным. Хранится в собрании М. С. Лесмана.