Морган компьютерные игры любил безгранично, пожалуй, как писатель любит литературу. Долгое время они для него были средой обитания. Он начинал еще с примитивных текстовых игрушек, а потом, по мере того как прогресс шел вперед, его страсть только разгоралась и разгоралась и, быть может, вовсе сожгла бы его, если бы не такой недостаток, как тщеславие. Да-да, именно тщеславие стало тем шестом, который протянула Моргану, утопающему в трясине эскапизма, одна подружка. Подружку звали Милли, ей тогда было чуть больше двадцати, ему — двадцать шесть или двадцать семь. Морган уже несколько лет работал программистом в «Пауэр интертейнмент», имел репутацию скромного и гениального и с гордостью говорил, что у него с компьютером симбиоз, неразрывная взаимовыгодная связь. Милли была в чем-то девочкой-дурочкой, а в чем-то — мудрой женщиной, и однажды, отчаявшись оторвать бой-френда от компьютера ради субботнего секса, бросила ему фразочку:

— Неужели все твои мечты, Морган, сводятся к тому, чтобы написать красивую игрушку, играть в нее неотрывно несколько лет, достичь сорокового уровня и сдохнуть от осознания своего виртуального величия и полной безысходности у пыльного экрана? Ты можешь стать паладином, полководцем, главой планетарной империи — но все равно не можешь быть нормальным мужиком, который умеет делать карьеру и зарабатывать деньги…

Милли была не особенно изобретательна, но у нее на сердце многое наболело, к тому же очень хотелось иметь состоятельного парня, который смог бы свозить ее на самый дорогой пляж в Майами-бич и обеспечить первоклассный отдых, и она чувствовала в Моргане потенциал не только к разграблению виртуальных сокровищниц и покорению вражеских бастионов, и ей было очень обидно, что потенциал к зарабатыванию денег у него есть, а состоятельного любовника у нее — нет. Манипуляция была проста, но идею эту течение мысли постепенно перенесло с периферии сознания Моргана в самый его корень, где она застряла занозой и стала гноиться.

Болезненный процесс закончился кризисом личности, легкой депрессией, перешедшей в легкий психоз, и творческим прорывом, который и сыграл ключевую роль в развитии карьеры Моргана Фримена. Его потрясающую работоспособность (еще бы, его нервная система была в таком состоянии, что он почти перестал спать по ночам) и нестандартность решений (еще бы, ведь он почти перестал спать по ночам!) натолкнули босса на мысль сделать его главным в звене, занимавшемся разработкой принципиально новой стратегической игры. В результате игра имела звездный успех, а Морган быстро пошел по карьерной лестнице вверх, с легкостью переступая с одной ступеньки на другую.

В итоге к тридцати семи он уже был начальником проектного отдела, занимавшегося самыми передовыми разработками игровой индустрии, имел отличную репутацию, тонкое чутье на прибыльные идеи и хороший штат сотрудников, каждый из которых был своего рода жемчужиной. Но Дженна, конечно, превзошла всех в своем перфекционизме.

Морган взглянул на свое отражение в оконном стекле и улыбнулся уголком рта. Подумать только, а когда-то он и помыслить не мог о том, чтобы носить строгий костюм и галстук. Хорошо еще, что апрель выдался в этом году нежаркий.

2

— Дженна, зайди, пожалуйста, на минутку, — попросил коммутатор.

— Да, мистер Фримен, — отозвалась Дженна.

Стоит подумать о замене коммутатора: слишком уж этот расхрипелся. Интересно, правда, что приятный голос Моргана даже этот не делает резким. Она бросила взгляд на часы — в это время он обычно пьет самый крепкий чай.

— Принести что-нибудь? Может быть, чаю?

— Нет, спасибо, возможно, позже.

Она встала и оправила юбку. Не удержалась и взглянула в зеркальце: не стерлась ли помада?

Нет, хорошая, стойкая, полдня уже прошло, а она держится. Дженна подхватила со стола пухлый ежедневник, в котором делала рабочие пометки, и впорхнула в кабинет.

Морган выглядел уже совсем не таким жизнерадостным, как утром. Донна Лиман умеет выжать из человека все соки. И все же она в своем деле — маркетинговых исследованиях компьютерного рынка — акула, звезда и прима, и потому даже при наличии в штате толковых маркетологов Морган все равно консультируется у нее. И Донна, у которой свое агентство и приличный офис, никогда не отказывается от личной встречи с ним, и зачастую эти встречи происходят на территории Моргана. Непонятно почему, но именно к этой сухощавой, угловатой женщине с неприятно-пронзительным взглядом Дженна испытывала чувство, больше всего похожее на ревность. Объяснения этому феномену она до сих пор не нашла.

— Дженна, у меня есть к тебе личная просьба, как ты на это посмотришь? — как-то устало спросил Морган.

— Постараюсь выполнить, — сдержанно улыбнулась Дженна. Он нечасто обращался к ней с просьбами неделового характера, и потому она даже немножко удивилась.

— Хорошо. Дело в том, что у моей жены скоро день рождения, а подарка я не приготовил. Поможешь?

— Конечно. — Дженна порадовалась, что помада стойкая: губы у нее онемели и, вероятнее всего, посинели. Макияж — незаменимая маска в работе с людьми.

— Буду благодарен.

— Что это будет? Есть особые пожелания?

— Пускай будет украшение. — Морган устало пожал плечами.

— Кольцо, браслет, серьги, гарнитур? — Дженна чувствовала себя роботом. И замечательно — это лучшее, что она могла сейчас чувствовать. «Рабочая программа» уже вычисляла, записаны ли где-нибудь размеры пальцев и запястий миссис Фримен.

— Можно гарнитур, — Морган наморщил лоб, — лучше — с изумрудами, кажется, это ее любимый камень. В остальном я полагаюсь на твой вкус.

— Спасибо за доверие.

— Ты его заслуживаешь. Вот, возьми мою банковскую карту, она для подобных расходов. — Морган ободряюще улыбнулся. — Это все. Нет, впрочем, принеси еще чаю, а потом можешь ехать.

— Хорошо, мистер Фримен. Я сейчас.

Дженне пришлось совершить над собой некоторое усилие — совсем почти незаметное, вот что значат годы тренировок, — чтобы закрыть дверь так же тихо и осторожно, как всегда. Чай она заваривала машинально. Внутри нее будто сжалась какая-то пружина — странно, с чего бы это? Она не хотела думать о том, что будет, если пружина распрямится.

Морган уже погрузился в дела и на ее появление в кабинете отреагировал только легким кивком. Дженна подавила вздох. Просто тень. Полупрозрачная тень приятных очертаний. Полезная к тому же для рабочего процесса. Ничего больше. Она для него — ничего больше, и ключевое слово «ничего».

Боже, что это? Неужели жалость к себе?!

Дженна плотнее сжала губы. Упрямства ей тоже не занимать. И пусть Морган, во-первых, от природы деликатный, а во-вторых, не любящий ни от кого зависеть, впервые попросил ее о подобной услуге — она сделает все, что нужно, и так, как нужно.

Дженна не очень хорошо помнила в лицо миссис Фримен: они сталкивались всего несколько раз, и мудрая память милосердно вытеснила ее черты. Ей запомнилось только впечатление — как от чего-то красивого, ослепительно блестящего, звонкого, благоухающего и при этом очень нервного. Движения Хелены Фримен были стремительны, говорила она тоже быстро, причем в несколько резковатой тональности, и Дженну вполне устраивало, что их встречи неизменно длились всего нескольких секунд, которые необходимы, чтобы пройти через приемную в кабинет Моргана.

Никакими формами мазохизма Дженна не страдала, потому никогда не интересовалась подробностями жизни Хелены и фотографий ее в рабочем компьютере не хранила. Хелена всегда была для нее существом предельно далеким и в то же время существом высокого порядка — она же недаром стала женой Моргана. На ординарной женщине он жениться не мог, Дженна просто в это не верила.

Но она подошла к порученному делу ответственно, как и всегда. Пришлось покопаться в электронных страничках светской хроники, чтобы раздобыть несколько портретов Хелены. Это не заняло много времени: Хелена увлекалась благотворительностью, и о ней достаточно писали в местных газетах, в том числе и электронных. Дженна подавила мерзенькое желание поискать, самые неудачные фотографии, раз уж обстоятельства сложились так, как сложились…