Изменить стиль страницы

— Может быть. Е-4. — Валерке недавно вырезали гланды, говорил он все еще тихо и изредка покашливал.

— Мимо… И твои удивятся. Думаешь, нет?

— Пожалуй… Бей.

Раздумывая, Юрка попытался искоса взглянуть на Валеркину таблицу, но «Советская опера» надежно укрывала огневую позицию противника.

— Тебе тоже Е-4, — сказал он. — Я все забываю, чтобы Катька написала на книжке что-нибудь.

— Мимо… А ты уже прочитал ее?

— Аркаша прочитал. Говорит, хорошая. Так что пусть подписывает.

— А где сейчас Катька?

— У какой-то тетеньки. Мимо… На время. Я спросил, почему не у нас, Аркаша говорит, вы слишком много знаете, а ей нужно знать поменьше, хватит с нее, натерпелась.

На елке там и тут висели братцы Кролики, вырезанные из картона в разных позах и разной величины. Внизу, прислонившись к стволу, стоял Тигр, растерянно глядя на огромную физиономию Пантагрюэля, как Руслан на Голову.

— Ж-8… А все-таки нечестно, — вздохнул Юрка. — Мы вон сколько помогали, а нас не пустили.

— Мимо… Значит, так надо… Д-3.

— Ранил, елки!.. Погоди-ка, подкину последние чурки.

Юрка взял кочергу, перемешал пылающие угли на колосниках, прибил их и бросил им на съедение два толстых коротыша. На стенах кухни в темноте колебались огненные блики. Юрка вдруг к чему-то прислушался, включил свет, зашевелил ноздрями и тревожно произнес:

— Валерка, по-моему, конфетами пахнет, шоколадными… Иди-ка сюда… Здорово пахнет.

Невидимые следы привели Юрку в «келью» Аркадия. И он стал шарить на полках с книгами.

— Кажется, отсюда несет… О! Что-то есть… Кулек! Валерка, смотри — «Радий». Законно! Стой-ка, две конфеты вниз провалились.

Юрка снял несколько книг с нижней полки и обнаружил красивую коробку.

— Что делается! — проговорил он. — И тут шоколадные… Хм… Пробуй-ка.

— Не надо, Юрк, брать. Спрятали, значит, не надо.

— Чудак, мы же только попробуем. Держи… Вот. По паре конфет, и всё. Остальное — на место… Шито-крыто. Это Аркаша от меня укрывает. Где это видано, чтобы я не нашел конфеты!

Юрка заложил кулек и бомбоньерку книгами, и мальчишки вернулись в горницу.

— Давай посидим в темноте, — проговорил Юрка, щелкнул выключателем и, пробравшись ощупью к елке, внизу, у крестовины, щелкнул еще раз. Вспыхнули разноцветные гирлянды, мигом превратив комнату в какую-то пещеру с таинственными углами, а комод, шифоньер, стол — в скальные выступы. — Садись, потом доиграем. Я люблю вот так…

Нет, на улице не было тихо. На улице был ветер… А где-то там, за ветром, за сотней дворов, шел общественный процесс! Суд!..

Оба думали об этом, и оба молчали.

Юрка пересел на порог, близ печки. Дрова догорали. Сквозь колосники падали в поддувало маленькие желто-красные угольки.

— А все-таки нечестно, — вздохнул Юрка. — Им можно, а нам нельзя. Интересно, будут ловить этого главаря?.. Наверное, будут. Наверное, Поршенникова даст адрес, где их всех накроют и старуху!..

Валерка ничего не ответил.

— Хочешь послушать радио?

— Давай лучше посмотрим «Три поросенка».

— Давай… С этой стипендии Аркаша новых лент купит. Может, опять у нас сеанс устроим. Что журналом пустим?

— Репина.

— Иван Грозный убивает своего сына. Отключи гирлянды… А летом на чердак переселимся.

Честно распределив роли зрителя и киномеханика, друзья начали сеанс, причем журнал «крутил» Валерка.

Однако ленту менять не пришлось — с улицы донеслись голоса и хлопнула калитка.

— Идут! — крикнул Юрка. — Идут! Закрывай кинотеатр! Эге-е!..

И не успели мальчишки спрятать аппарат, как дверь распахнулась и следом за клубами мороза, легко подкатившимися к елке, словно к старой знакомой, вошли Галина Владимировна, Дятлов, Аркадий, Василиса Андреевна и Петр Иванович.

— Узнаёте? — спросил летчик, снимая фуражку и поглаживая усы.

— Конечно, — сказал Юрка.

— Я ведь за вами… Вы небось забыли уже свои мечты, заморозили до лета, а я помню. Что, забыли?.. Эх, вы!

— Давайте-давайте мне, — перехватывая тужурку и фуражку Дятлова, проговорила Василиса Андреевна. — Я в горницу отнесу. И вы, Галина Владимировна, мне давайте.

Но у Галины Владимировны уже принимал пальто Аркадий.

— Ну? — спросил Дятлов. — Вспомнили?.. А кто желал посмотреть аэродром, а? Кто меня вербовал в проводники?

— Мы, — сказал Юрка.

— Так вот, пожалуйста. Завтра, послезавтра — когда угодно. В любую погоду. Назначайте время, договаривайтесь с родителями. И я вас жду, — подмигнул летчик и в довершение всего шевельнул ушами.

— Юра, — позвал Аркадий из «кельи».

Юрка явился.

— Поставь-ка чайник.

— Ну как, Аркаша?

— Что — как?

— Ну, там…

— Двадцать семь.

— Ну, правда.

— Не торопись. Давай-ка чайник живее организовывай, чай пить будем. Долей, если неполный.

— А-а, вон ты кому конфет купил, — протянул Юрка.

— Нашел?

— Нашел.

— Какие, несчастный: в кульке или в коробке?

— И в кульке и в коробке.

— Сожрал?

— Нет. Только попробовал.

— То-то. Висел бы ты на печной задвижке… Включай иди.

Дятлов и Галина Владимировна рассматривали елку, прося Валерку давать объяснения. Вошел Аркадий.

— Смотрите, какая неудержимая фантазия! — воскликнул он. — На свинье поварской колпак. У медведя трубка во рту, а волк так мило улыбается, что в его порядочности не возникает никаких сомнений.

— Это звери будущего, — заметила Галина Владимировна.

Валерка, чувствуя великое смущение, воспользовался тем, что от него отвлеклись, шмыгнул на кухню и принялся одеваться.

— Куда ты? — остановил его Петр Иванович. — Ну-ка, положи!.. Ложи-ложи пальтишко, сейчас твои сюда придут… Юрка, Валерка-то убегает!

— Не убежит, — сказал Юрка, притаскивая из сеней ведро воды. — Пап, наливай сам… Пошли.

— Неудобно, — прошептал Валерка, упираясь.

— Чего неудобно? Да пошли, елки!.. Сейчас мы у них все выпытаем! Пошли.

И Юрка решительно потянул друга в горницу. При их появлении Галина Владимировна, Аркадий и Дятлов сбились с какого-то разговора, однако Дятлов махнул над столом рукой и, видимо довершая мысль, проговорил:

— В общем, она поняла, что такое люди.

— Ну, если и не поняла, то, во всяком случае, увидела, — вставил Аркадий.

— Не помогли ни боги, ни святые, — сказала Галина Владимировна и, подняв со стола книгу, прочитала: — Тициан. Тициан!

— Вот кто святой! — воскликнул Аркадий. — А не какие-то там… Верно, Юрка? Тициан, Пушкин, Ленин… Наши боги — люди, такие же, как мы, только лучше нас… Так, Валерка?

В сенях хлопнула дверь, и послышались голоса.

— Твои идут, — сказал Аркадий Валерке и тихо добавил: — Для полноты компании не достает только Кати.

— Надо было зайти за ней! — воскликнул Юрка.

— Мы заходили.

— Ну и где она?

— Мальчики, — проговорила Галина Владимировна, — Катя заболела, на этот раз по-настоящему и серьезно.

Глава шестая

ЧЕМ КОНЧИЛАСЬ ПАСХА

Во вторую апрельскую субботу во многих домах Перевалки с утра загудели печи — почитатели Христовых празднеств начали готовиться к пасхе: печь, жарить, парить.

Юрка проснулся от шипения сковороды, а может быть, оттого, что пришло время проснуться. Пахло и сладким, и горелым, и паленым, и еще чем-то, чему трудно дать название.

— Мам, сколько времени? — крикнул он.

— Пять минут можешь еще поваляться, — ответила Василиса Андреевна.

Юрка улыбнулся. Пять минут — утром это очень много. За пять минут можно пять раз уснуть и проснуться, каждый раз думая, что спал по часу.

— Потянись, похрусти косточками, — доносилось откуда-то. — Помню, в детстве милое дело было проснуться, изогнуться коромыслом и вроде как в полусне слушать, как трещат дрова в печи, как звякает заслонка, как дверь хлопает…

Тихо журчащий голос матери, странные, противоречивые запахи в комнате, пробивающийся в окно, но сдерживаемый занавесками рассвет — все это образовало вокруг мальчишки какую-то зыбкую, нереальную атмосферу блаженства… Но вдруг чей-то голос проговорил: «Завтра пасха!» И Юрка стремительно сел в кровати. Перед ним стояла мать и держала на вилке сложенный клином дымящийся блин.