переводы Буша. Но в немецком издании есть еще одна надпись-

картинка, где банка с киселеобразным Петером красуется на

полке с продуктами. По-видимому, таких вершин глумления

русская душа уже не могла вынести: во всех русских изданиях

завершающий "кадр" отсутствует.

По свидетельству сестры Даниила Хармса, любимым его

чтением в детстве были книги В. Буша именно на немецком

языке. То есть, в отличие от подавляющего большинства своих

сверстников-соотечественников, Даниил Хармс (тогда еще Даня

Ювачев) воспринимал "черный юмор" В. Буша, так сказать,

целиком.

Творчество обэриутов

На русской почве традиции "черного юмора" прививались

плохо, и наиболее значительным автором этого направления

можно считать именно Д. Хармса.

Прежде чем перейти к поэтике "черного юмора" у Хармса и

других обэриутов, остановимся на секунду на отдельных его

проявлениях в предшествующий период.

О гимназическом анекдоте 1910-х годов читаем у В.

Каверина: "Сережа пришел с экзамена? — Да. — А где он? — В

гостиной висит".

Или возьмем журнал "Новый Сатирикон" накануне закрытия

большевиками. На рисунке пассажир извозчичьей пролетки

обращается к вознице: "Ямщик, не гони лошадей, мне некуда

больше спешить". Соль в том, что у ездока вспорот живот, из

которого вываливаются кишки, а от пролетки убегают грабители.

В том же номере читаем рассказ Аркадия Бухова:

— У нас будит дети, — с загадочной улыбкой сказала

Девушка. — Ребенка можно не кормить, они только легче

умирают от этого, эти самые ребенки. Ах, я люблю детей. Мне

хочется от тебя ребенка.

Маленького, тепленького, розового, — кинул вдаль свою

мечту Юноша.

Мягкого, сочного, — взметнулась душа Девушки.

И чтобы кожица хрустела, — нежно шепнул Юноша, —

а по бокам картофель и сметаны побольше...

Эстафету "черного юмора" подхватили обэриуты. Приведем

несколько примеров из творчества Д. Хармса.

О детях я точно знаю, что их не надо пеленать. Их надо

уничтожать. Для этого я бы устроил в городе центральную яму

и бросал бы туда детей.

Или:

Тут же невдалеке носатая баба била корытом своего

ребенка. А молодая, толстенькая мать терла хорошенькую

девочку лицом о кирпичную стену. Маленький мальчик ел из

плевательницы какую-то гадость.

Или:

Великого императора Александра Вильбердата при виде

ребенка начинало рвать. Во времена великого императора

показать взрослому человеку ребенка считалось наивысшим

оскорблением. Это считалось хуже, чем плюнуть человеку в

лицо, да еще попасть, скажем, в ноздрю.

Кульминацией такого рода рассказов в творчестве Д. Хармса

следует признать его последнюю, предсмертную вещь под

названием "Реабилитация":

... Говорят, я пил кровь, но это неверно: я подлизывал

кровяные лужи и пятна — это естественная потребность

человека уничтожить следы своего, хотя бы и пустяшного,

преступления. А также я не насиловал Елизавету Антоновну... Я

имел дело с трупом, и ей жаловаться не приходится....

Наблюдая близость эстетики Д. Хармса к опыту

"Сатирикона", отметим принципиальное различие этих позиций.

Опусы Буша публиковались открыто, а "игры со смертью" Д.

Хармса были достоянием узкого круга его друзей и стали

известны широким кругам читателей лишь в начале 1990-х

ГОДОВ.

Впрочем, необходимо отметить элементы "черного юмора" и

в тех текстах, которые Хармс мог публиковать легально, — как

детский писатель.

Король в это время растапливал печку, чтобы сжечь

королеву. Королева подкралась сзади и толкнула короля. Король

полетел в печку и там сгорел. Вот и вся сказка.

Смерть, причем насильственная и жестокая, подается

автором лишь как повод для забавы. Естественно, что люди,

воспитанные в другой системе ценностей, инстинктивно

отвергали юмор подобного рода.

Почему? — повар и три поросенка выскочили во двор?

Почему? — свинья и три поросенка спрятались под забор?

Почему? — режет повар свинью, поваренок — поросенка,

поваренок — поросенка, поваренок — поросенка? Почему да

почему.., Чтобы сделать ветчину!

Другой талантливый обэриут А. Введенский также

практиковал эстетику "черного юмора". Так, в знаменитой

(ставшей сейчас едва ли ни классической) "драме для чтения" под

названием "Елка у Ивановых" имеет место такой сюжет. Нянька

моет детей в ванной и неожиданно отрубает топором голову

одной из девочек. Вернувшиеся из театра родители отчаянно

переживают, но в плаче их охватывает возбуждение, и они тут же

предаются любовным усладам. Пьеса завершается

артикулированным умиранием зсех персонажей: "Петя Петров.

Умереть до чего хочется. Просто страсть. Умираю. Умираю. Так,

умер".

Еще один из бывших обэриутов Игорь Бахтерев тоже в

рукописях п рак 1 и ко вал упражнения в "черном юморе" (как

минимум, до 1960-х годов). В его рассказе "Только штырь"

мальчишки играют в футбол оторванной женской головой.

Впрочем, автору настоящей статьи доводилось слышать от

очевидца и участника о том, как в центре города Шадринска,

после уничтожения одного из городских кладбищ, мальчишки

играли в футбол черепами. "Черный юмор" самой жизни?

Мотивы "черного юмора" есть и в стихотворениях 0.

Мандельштама. Среди ходивших в рукописях и опубликованных

только в 1990-е годы есть такие стихи:

Ходит Вермель, тяжело дыша,

Ищет нежного зародыша.

Хорошо но книгу ложится

Человеческая кожица.

Ищет Вермель, словно вор ночной.

Взять на книгу кожу горничной...;

* * *

Он похитил из утробы

Милой братниной жены —

Вы подумайте, кого бы,

И но что они нужны?

Из племянниковой кожи

То-то выйдет переплет,

И кок девушку в прихожей,

Вермель черта ущипнет.

Новое время

Прорыв нетрадиционных форм юмора в 1960— 1970-е годы

произошел после частичной публикации хармсовских

"Анекдотов из жизни Пушкина" в "Литературной газете" (22

ноября 1967 г.).

По-видимому, в то же время широкому кругу литераторов

стали известны и неопубликованные записки Д. Хармса о

персонажах русской литературы:

У Пушкина было четыре сына, и все идиоты...;

Камня они не нашли, но нашли лопату... Этой лопатой

Константин Федин съездил Ольгу Форш по морде;

Тогда Иван схватил топор и трах Толстого по башке.

Толстой упал. Какой позор! И вся литература русская в ночном

горшке.

Скорее всего, именно эти тексты Д. Хармса вызвали волну

подражаний; в их числе анонимный цикл "Веселые ребята":

Поплачет Лермонтов, а потом вытащит саблю и давай

рубать подушки/ Тут и любимая собака не попадайся под руку —

штук сорок так-то зарубил";