А сам всё на мешок у Азамата в руках косится.

— Фонарь — это хорошо, — соглашается Азамат, убирая мешок обратно под шубу. — Давайте, будем искать.

Лестницы на второй этаж и на чердак явно стали результатом позднейших усовершенствований этого сомнительного архитектурного произведения, потому что находятся в разных концах здания и очень по-разному выглядят. На втором этаже мы проходим по длинному узкому коридору, в котором всего две двери: направо и налево. Не знаю уж, что за дверьми, но в коридоре точно спрятаться негде. Азамат несёт фонарь — пластиковую трубку с поддоном и кольцом сверху, что там внутри светит, понятия не имею. Второй такой же у Гхана. Топор, к счастью, остался в комнатушке хозяина, из которой мы брали фонари.

Чердак довольно просторный, и у него даже есть мансардное окно, правда, оно до середины завалено какими-то досками, а под ногами в художественном беспорядке разбросаны двери, ставни, оконные рамы и прочие результаты ремонта. Ноги поломать, как нечего делать.

— И часто дети сюда залезают? — спрашиваю, припоминая, что никаких замков или ограждений на лестнице не было.

— Да старшие-то постоянно тут толкутся, но днём, — отвечает Гхан. — Мелюзгу не пускают. А ночью — только ваш, он у нас один может по ночам не спать, прям демон, право слово, уж извините.

Азамат не то кашляет, не то хмыкает. Поднимает фонарь над головой и оглядывает чердак.

— По-моему, тут никого нет.

Гхан тоже осматривается.

— Забился, небось, под какую-нибудь дверь или за штабелем… Я ж говорю, его найти — только если по запаху, как собака. Хотите — ищите, мне вторая нога дорога.

Азамат смотрит на него с сомнением, но всё-таки решает поискать: осторожно двигается в глубь чердака. Я забираю у Гхана второй фонарь и направляюсь к противоположному торцу, где к стене под углом прислонены какие-то щиты. Бреду я туда долго и мучительно, но под щитами никого не оказывается. Азамат тем временем заглядывает за штабеля у окна и проверяет ещё несколько тёмных мест, но тоже никого не находит. Гхан стоит на верхней ступеньке лестницы и явно нервничает.

— Боюсь, как бы он в лес не сбежал, — негромко произносит приютчик, видя бесплодность наших поисков. Азамат резко распрямляется.

— А что, и такое бывает?

— Разок было… О прошлом годе, как заслышал, что мать едет… Но то летом было, сейчас-то уж, надеюсь, ума хватит…

— Тихо! — внезапно шикает Азамат, застывает и прислушивается. Я задерживаю дыхание, но ничего не слышу. Азамат, однако, по возможности быстро пробирается к окну. — Оно открывается?

— Почём я знаю… — бормочет Гхан. — Я к нему не подходил лет двадцать.

Азамат тщательно осматривает конструкцию, потом на что-то нажимает, и створка распахивается наружу. Тогда он вешает фонарь на торчащую из штабеля доску, взбирается на что-то и встаёт на карниз, держась за край крыши. Голова его скрывается из поля зрения.

— Кир! — слышу я его голос, приглушённый окном. — Кир, послушай, у нас к тебе дело. Ты не мог бы слезть?

Я слышу второй голос, но что он говорит, не разбираю.

— Это очень неудобно объяснять на крыше, — говорит Азамат. — Я обещаю, что тебе не будет ничего плохого, если слезешь. Пожалуйста! Не будешь же ты там до утра сидеть?

Голос с крыши отвечает не очень дружелюбно, а Гхан вздыхает.

— Будет. Этот будет сидеть, пока от голода не кильнётся. Дай-ка мне фонарь, женщина, я ему кое-что поубедительнее, чем "пожалуйста", скажу.

Я осторожно переставляю ноги между наваленным хламом и возвращаюсь к люку, где передаю фонарь Гхану. Он медленно, с большим трудом пробирается к окну. Азамат всё это время пытается убедить Кира слезть, но безо всякого эффекта. Весёлая жизнь нам предстоит, я чувствую, если на этого парня даже Азамат не действует.

Гхан наконец высовывается в окно и что есть мочи орёт:

— Кир, шакал, а ну слез быстро, не то я твою тварюгу пристрелю!

Наверху слышится шорох, и на краю крыши появляется косматая голова. Я немного различаю её на фоне неба.

— Не посмеешь, — заявляет голова.

— Да сдохнуть мне на этом месте! — обещает Гхан. — Вот прям щас пойду ружьё заряжать!

Из-под крыши доносится пара забористых выражений — я такие и от наёмников разве что пару раз слышала — потом голова втягивается и начинается какое-то шебуршание.

— Подвинься, — мрачно требуют сверху. Азамат послушно влезает обратно в окно и отходит в сторону. С края крыши свешивается узкое длинное тело и одним движением переправляется на чердак. Автоматически закрывает за собой окно. — Ну и чего вам от меня надо?

Азамат только открывает рот, чтобы объяснить, но Гхан встревает:

— Иди складывай пожитки, тебя забирает отец.

Кир вздрагивает, втягивает голову в плечи и обводит Азамата совсем другим взглядом. Потом дёргается в сторону люка, но Гхан хватает его за локоть.

— Только не думай, что можешь сбежать. Вы бы, уважаемый господин, его придержали, а то и правда в лес умотает, ищи его там свищи.

— Кир, послушай, мы не сделаем тебе ничего плохого, — снова принимается уговаривать Азамат. Парень оборачивается к нему, потом резко пихает Гхана локтем в живот, тот разжимает руку, и Кир мчится на меня, потому что я стою как раз между ним и люком. Как по этому чердаку можно передвигаться на такой скорости, я не знаю, но знаю, что мальчишку надо ловить, иначе ведь и правда спрячется в лесу и замёрзнет насмерть. Поэтому, когда он приближается, я отставляю ногу для устойчивости и хватаю его поперёк туловища обеими руками. Он даже не вырывается, просто замирает, как испуганная кошка, а через несколько секунд до нас добирается Азамат и прихватывает Кира за плечи.

— Успокойся, — говорит он с весёлой усмешкой. — В догонялки другой раз поиграем. Пошли собираться.

Мы конвоируем Кира до двери в коридоре. За ней оказывается общая спальня. Гхан крепко держит мальчишку за пояс штанов, рассудив, что без них он не сбежит. Мы с Азаматом остаёмся в дверях, чтобы не наступить ни на кого из спящих. Кир подходит к матрасику на полу, снимает с него простынку, потом открывает стенной шкаф и выгружает небольшую кучку мятой одежды, сапоги и ещё какие-то предметы, завязывает простыню в тючок и закидывает за плечо.

— Негусто вещей, — замечаю.

— Естественно, — вздыхает Азамат. — У них тут всего негусто.

Гхан подталкивает Кира к выходу. На соседних матрасах просыпаются несколько постояльцев, но виду не подают, наоборот, накрываются одеялами с головой, только ноги подтягивают, чтобы не наступили.

В коридоре Гхан сворачивает не к кухне, а обратно к чердачной лестнице. Азамат придерживает Кира за плечи, пока Гхан выволакивает из угла стремянку, открывает окно и спускает её на улицу.

— Так это и есть вход? — интересуется Азамат.

— Да, — отвечает Гхан. — Чтоб посторонние не шлялись.

Он садится на подоконник, перекидывает ноги наружу и шатко спускается по стремянке.

— Давайте его сюда, — предлагает, — я приму.

Азамат оглядывает своего отпрыска.

— У тебя тёплой одежды совсем никакой нету?

Кир смотрит на него презрительно.

— Эта тёплая.

На нём какая-то жиденькая свитерюлька и залатанные шерстяные штаны.

— Ясно, — вздыхает Азамат, — ладно, до унгуца добежишь. Давай полезай.

Однако Кир не рвётся лезть в окно.

— До унгуца? — ошеломлённо переспрашивает он. — У вас унгуц?!

— Ага, — довольно кивает Азамат. — Никогда не летал?

— Ну полезай быстро, весь дом выстудишь! — орёт Гхан снаружи. Из-за сарая доносится собачий вой. Кир так ничего и не отвечает, но всё-таки лезет в окно. Гхан его перехватывает и держит, пока мы спускаемся по лестнице.

На улице уже начинает светать, ночь сереет, снег создаёт белый фон. Азамат быстро шагает к унгуцу, чтобы поменьше морозить ребёнка, хотя тот не подаёт признаков замерзания. Внезапно он останавливается.

— Кир, ну пойдём, — подталкивает его Азамат, но парень встал намертво.