Мама. Да повернитесь вы к даме лицом, когда (заплакала)… когда она вам объясняется в любви… (С сердцами будущих моих родителей творится черт-те что.)
И сразу – уже знакомый Уверенный голос. Говорят, вы служили в царской армии? Не офицером ли?
Папа (снова на голгофе, где тлеют костры). Нет! В звании ефрейтора был ранен в Восточной Пруссии. После лечения слесарил на заводе «Айваз» (ныне «Светлана»), где мастером цеха работал Михаил Иванович Калинин. Потом окончил Политехнический институт…
Второй голос. А за границей как оказались?
Папа. Изучал по заданию правительства металлургическое дело в Соединенных Штатах, Германии… Пришлось заниматься проектированием и закупкой оборудования для Магнитки, Кузнецка…
Третий голос. А я вот слышал, что папаша вам из Америки «форд» прислал. И говорят, денег у него – куры не клюют. На весь наш завод хватит? (Все летающие с портфелями жужжат, скалят пасти с запломбированными дуплами в зубах мудрости.)
Весник. От такого родственника не отказался бы: только, увы, отец давно умер в Минске. Мать-старушка с братом в Москве живут. Что касается «форда», так он не мой. Он служебный. Его выделил нам нарком. Придет новый директор – его возить будет. Да и не разъездишься по нашей стройке – колдобина на колдобине.
Голос. А вы своим аэропланом летайте!
Весник. Самолет тоже служебный!
В 1932 году отец был назначен директором строительства огромного металлургического комбината – Криворожского. Он был человеком, не признававшим никаких льгот и привилегий, фанатически преданным работе, с обостренным чувством справедливости. Будучи директором крупнейшего завода, отец получал оклад в два раза меньше оклада матери, заведовавшей птицефермой. И назывался его оклад – партмаксимум. Он стеснялся надеть новый костюм, давал его поносить брату, а затем, уже поношенный, надевал на себя. Автомобиль, выделенный ему наркомом для служебного пользования, посылал для перевозок больных рабочих, женщин, детей. На работу часто ездил на трамвае вместе с рабочими. Праздновал новоселья в бараках вместе с ними, знал почти всех по имени и отчеству.
На Украине свирепствовал голод… Однажды мать приняла от хозяйственников подарок: маленький бочоночек сельдей килограммов на 5–6. Отец, узнав об этом, замахнулся на мать. Не ударил, но замахнулся и сдержал себя. Я это видел. Потом заставил мать отнести бочоночек жившему с нами в одном доме хозяйственнику.
Молния высвечивает на небе: «Кривой Рог. 1933 год».
Энергичный голос. Товарищ Весник! Как с домной-то? Ничего не понять! В который раз в городской газете объявляют: вот-вот пойдет первый чугун, а его все нет и нет.
Голоса. Авария в насосной! Враги! Саботаж! Работа троцкистов!
Папа. Самые заклятые враги – это наши расхлябанность и халатность. (Непонятно что выражающее всеобщее жужжание.)Тем не менее не волнуйтесь, первый чугун выдадим в срок. (Жужжание усилилось, добавились хихиканье и аплодисменты.)
Уверенный голос. А все-таки, товарищ Весник, объясните, почему капиталистические порядочки заводим? Занавесочки, цветочки, салфеточки, как у буржуев, отрезвитель… Издеваетесь, да?
Папа. А разве плохо? Воров и пьянчужек из магазинов и столовых поубирали. В гостинице «Металлург» салфетки да вазы с цветами появились. Симпатично! Разве это плохо? Люди наши курятину едят. Детей на море в пионерлагерь возим. Ресторан раньше убытки давал, теперь от дотации отказался! О наших женщинах газеты писать начали! За такие, как вы говорите, капиталистические порядки нашим женщинам-активисткам, да и моей жене, не постесняюсь сказать, мы, мужики, должны огромное спасибо сказать! (Бурные аплодисменты. Но и жужжание.)
Моя мама до гражданской войны училась в консерватории. После войны пела в опере и лишь переход отца на дипломатическую работу за рубежом прервал ее музыкальную карьеру. А узнав, что после работы в Германии отца ждет работа по восстановлению индустрии в России, она успела окончить у немецких специалистов курсы по птицеводству, чтобы быть полезной на новом месте работы. И, надо сказать, оказалась очень полезной: стала заведовать небольшой птицефермой, помогала обеспечивать продуктами буквально голодавших в 1933–1934 годах рабочих и инженеров завода. Помимо этого, она стала инициатором всесоюзного движения жен инженерно-технических работников за улучшение быта трудящегося люда, за что была награждена орденом Трудового Красного Знамени в 1936 году.
Зазвучала удивительная по красоте музыка. Послышалась песня «Сегодня весело живем мы, а завтра будет веселее» в исполнении всех оркестров, хоров и певцов всего Союза сказочно свободных народов…
Огромный портрет любимого мудреца, знатока русского языка, самого плодовитого отца всех времен, отца всех и вся, во весь рост, в сапогах, с дымящейся сигарой в виде трубки во рту проявился в районах созвездий Гончих псов и Скорпиона… Только маленькие чертенята с большими ушами и длинными хвостиками шуршат по небу, стряхивают пыль с «отца родного» и этой пылью выписывают надпись: «Кривой Рог. 1936 год».
Моя мама, счастливая, красивая, разрумянившаяся, говорит по телефону, установленному на седьмом небе, с папой, очень печальным, сидящим где-то на втором с половиной небе…
Мама. Да, да… У всех на глазах Сам орден Трудового Красного Знамени вручил, а потом букет цветов… Я обомлела. Помахал мне рукой – той, которая у него… (мах получился укороченным)и сказал: «Ордэн за общественную работу, а цвэты за лучшее выступление в Крэмле!» (Эту последнюю фразу произнес Сам, оживший на портрете в небе владелец сапог и трубки)…Яша, почему ты молчишь? Алло?
Папа (в трубку): Процесс в Москве начинается. Над Каменевым и Зиновьевым. Серго утром звонил. Среди обвиняемых есть кто-то из работавших у нас на заводе… Кто – не сказал. Пока ты отсутствовала, «гости» приезжали, интересовались, о чем говорим, думаем, с кем дружим…
Мама. Мы?
Папа. Мы…
Мама (показывая на ордена отца и свой). После этого?
Папа. Тебе орден вручили не в НКВД!
Мама. Сам! Сам! Сам вручил!
Папа. Несколько дней тому назад «гость» сказал моему заместителю: «Третью домну нужно ввести на полгода раньше». Тот ответил: «Зачем? Чтобы потом год доделывать? Сколько можно: косо, криво, лишь бы живо?» Гость обозвал его вредителем, и на следующее утро заместителя арестовали. За два часа до твоего приезда я получил вызов в Москву. По какому вопросу не сказали. Вот такие, Генюша, оладушки…
Мама. Яша, ты с ума сошел… Совсем недавно Серго тебя в газетах хвалил. Чуть ли не в наркомы прочил!
Папа. Я уезжаю.
В небе появился «Гость» с телефонной трубкой в руках, с крылышками за спиной. Крылышки ему чистят чертенята.
«Гость». Почему вы не присутствуете на партийном собрании?
Весник. Во дворе меня ждет машина. Я уезжаю.
«Гость». Кто разрешил? Куда?
Весник. В Москву. В наркомат.
«Гость». О подобном ставят в известность горком партии. Как же так, Яков Ильич? Я думал, вы выступите на собрании, объясните, как просмотрели вредителей…
Весник. Я не могу против моего заместителя выступать. Он честный человек.
«Гость». Вы что – НКВД не верите?
Весник. В НКВД тоже люди. Они могут ошибаться. (Папа еще что-то говорит, тяжело дыша, но его не слышно.)