Зоолог Эйбль-Эйбесфельдт, плавая с аквалангом среди морских коралловых рифов, дразнил рыб их собственным отражением в зеркале.

А в одном из предместий в Дачице (Чехословакия) откуда ни возьмись с неба спикировал аист и в бешенстве набросился на железного аиста, украшающего фонтан в садике перед домом. Он так яростно «дрался» со своим мнимым противником, что в результате поранился о его железный клюв и в конце концов, совершенно измученный, рухнул на землю.

Но это редкие случаи. Обычно же животные абсолютно не интересуются картинами, скульптурами или отображениями в зеркалах.

Ну, а мы? Разве у нас не бывает так? Часто ли мы бросаем взгляд на картину, висящую у нас в комнате на стене? Поэтому домашние животные, живущие вместе с нами среди картин, газет и телевизоров, не самые подходящие объекты для подобных экспериментов, и не их восприятие окружающей действительности нам следует выяснять.

Но мы отвлеклись от наших львов, а они как раз заметили мой надувной манекен, и теперь — внимание! Крупный самец встает и прямиком направляется к незнакомцу. Второй следует за ним в нескольких шагах. У обоих роскошные гривы, и выглядят они весьма импозантно. Приближаясь, они не спускают с надувного льва пристального взгляда. Теперь видны уже головы и остальных львов. Любопытство взяло верх, и они все, как по команде, вытянули шеи. Их, оказывается, там много: две львицы и семь молодых львов, из них три совсем маленьких.

Зебры, стоявшие в некотором отдалении от нас и уже начавшие было пастись, вновь поднимают головы и с интересом наблюдают, словно зрители в театре.

Не дойдя примерно тридцать метров до надувного льва, самцы остановились и неподвижно уставились в его нарисованные глаза. Разгуливающий на свободе, а не в зоопарке лев, обрамленный своей царственной гривой, выглядит необыкновенно величественно, словно Зевс. Оба льва не перестают сверлить незнакомца глазами. Мне кажется, что это длится целую вечность, но, взглянув на часы, обнаруживаю, что прошло всего четыре с половиной минуты. Потом сначала один, а за ним другой, не спуская глаз с моего манекена, ложатся на землю.

В этом, между прочим, и состоит основное времяпрепровождение львов: они лежат, созерцают, лениво наблюдают за окружающим… Видимо, они решили выждать, пока пришелец что-нибудь предпримет сам, и узнать, что именно. Но пластиковый баллон не шевелится.

Через шесть минут оба желтых гривастых «вельможи» поднимаются и приближаются к чужаку еще на несколько шагов. Потом они снова опускаются на траву. Их ясные зоркие глаза по-прежнему неотступно следят за незнакомцем.

У львов такое пристальное разглядывание — характерный метод устрашения. Мне не раз приходилось наблюдать подобные взгляды у матерых самцов из двух разных стай. Они мерят друг друга глазами, стараются принять устрашающий вид и медленно, очень медленно приближаются друг к другу. Такая «дуэль взглядов» кончается обычно тем, что у одного из противников сдают нервы и он поворачивается и уходит.

Но мой надувной лев этого не делает. Он остается на месте и не отводит своих нарисованных глаз. Значит, храбрый. Интересно, видят ли они в нем соперника, незнакомого льва из чужой стаи или просто какой-то необычный, непонятный предмет.

Вот турачей [17]мой лев нисколько не интересует: они ведь не числятся в львином меню. Поэтому птицы преспокойно продолжают токовать всего в каких-нибудь 30 метрах от грозных хищников.

Наконец оба «гривача» встают, осторожно обходят новичка кругом и, подкравшись сзади, обнюхивают его хвост, однако не дотрагиваются до него. Их жены и дети продолжают держаться на почтительном расстоянии. Но внезапный резкий порыв ветра сваливает нашу пластиковую игрушку набок. Оба живых льва немножко испугались и на всякий случай отходят метров на 20 в сторону; однако они по-прежнему не спускают глаз со странного и подозрительного незнакомца. Тогда я подъезжаю и ставлю машину между надувным и живыми львами так, чтобы они не видели, как я вылезаю из машины. Я поднимаю свой манекен и придавливаю ему гаечными ключами ноги к земле, чтобы следующий порыв ветра опять его не свалил. Но в тот же момент обе львицы и несколько львят встали с места и рысцой направились ко мне. Скорее в машину! Дверь захлопывается, и я отъезжаю в сторону, чтобы оттуда наблюдать, как будут разворачиваться события.

Львиц интересовал, разумеется, не я, а незнакомый лев. Одна из них, помоложе, в несколько скачков оказалась возле него. Но не тут-то было: оба самца сорвались с места и яростно отогнали ее прочь. Они так обозлились, что преследовали «грешницу» еще метров полтораста. Значит, они действительно усмотрели в этой штуковине соперника.

Тем временем подтянулась вторая, более старая львица со всем «детским садом». Теперь пластиковый пришелец подвергается тщательному изучению. Его обнюхивают со всех сторон, потом львица осторожно хватает зубами его за хвост и тянет на себя. Искусственный лев снова падает. Молодые львы осторожно толкают его лапами, а один хватает его за ухо и волочит по траве. Оба взрослых самца держатся в некотором отдалении. В конце концов одна из львиных «дам» выпускает когти и теребит лапой злополучную игрушку. Как я потом устанавливаю, она прокалывает в ней четыре маленькие дырочки. Вырывающийся из них воздух пахнет не очень-то приятно: ведь мы накачивали туда выхлопной газ из машины. По мере того как соперник «испускает дух», львы теряют к нему интерес, и через 12 минут все семейство уже уходит. Рвать дальше пластик они не стали.

После обеда мы отгоняем несколько гиен от их добычи — остатков убитой зебры. Я отрезаю от нее хороший кусок мяса, заворачиваю его в бумагу и прячу в машину. Затем мы снова отправляемся на поиски львов.

На этот раз я обнаруживаю отдыхающую в одиночестве львицу. Я подъезжаю с подветренной стороны и кладу мясо так, чтобы запах его неминуемо донесся до ее носа, а надувного льва устанавливаю мордой к куску. О, как осторожно и с каким вожделением она подкрадывалась к счастливому обладателю своей добычи! Но посягнуть на чужое добро или присоединиться к трапезе незнакомого льва она решается не сразу. Львица подползает почти на животе, затем выжидает, опять подползает, опять ждет и наконец с величайшей осторожностью захватывает зубами кусок мяса и тянет к себе. В тот же миг появляются два самца, присутствия которых я даже не заметил. Оказывается, они наблюдали за всем происходящим. Самцы рысцой подбегают к львице и тоже присоединяются к пиршеству.

Итак, львы явно приняли мое надувное чучело за живого льва, потому что обращались с ним точно так же, как с живым сородичем. Может быть, зрительно он отдаленно и напоминал этих огромных хищных кошек, но что касается характерного «львиного» запаха, то его-то уж наверняка у пластикового льва не было и в помине. Правда, львы больше полагаются на зрение, чем на обоняние, однако они чуют запахи, безусловно, лучше, чем человек или человекообразная обезьяна.

А вот как поведут себя дикие животные, которые плохо видят, но зато прекрасно улавливают запахи?

Этот вопрос я уже 25 лет назад задавал домашним лошадям. Тогда мне, между прочим, удалось (правда, 2300 лет спустя) подтвердить мнение Александра Македонского об одной картине. Однажды в Эфесе он позировал на лошади для картины, которую писал с него знаменитый художник Апеллес. Но когда художник закончил работу, Александр остался недоволен тем, как был изображен его любимый конь Буцефал. Чтобы указать Апеллесу на его ошибки, он велел привести коня и поставить рядом с портретом. Как только Буцефал увидел свое изображение, он громко заржал. А Апеллес, улыбнувшись, сказал: «Твоя лошадь, о мой повелитель, кажется, больше понимает в искусстве, чем ты!»

И вот теперь мне удалось выяснить, что художник был не прав. Разумеется, я не мог непосредственно расспросить своих четвероногих «пациентов», так, как психологи своих двуногих, о том, как они относятся к той или иной картине. Я должен был заключить это из их поведения.