— Я видела ваши полотна в Германии. Тридцать три картины посвящены Пикассо…
— О! Их значительно больше. Пикассо был моим другом, несмотря на то что старше на тридцать лет. Он, как Пабло Неруда, Давид Альфаро Сикейрос, Альберто Моравиа, останется в памяти величайшим борцом, пропагандистом новых художественных идеалов ради человеческого счастья, честно и искренне служившим победе разума, добра над злом.
С горечью восприняла я весть о кончине Гуттузо. Сколько осталось неосуществленных идей и планов, какая неиссякаемая потребность работать во имя мира на земле служила ориентиром выдающемуся художнику, звала и манила его в будущее.
Бывали в моей жизни случаи, когда я слышала и как могла воспринимала интересные факты искусства не из артистической среды, а от людей, не имеющих прямого отношения к музыкальному творчеству.
Однажды меня пригласили принять участие в концерте для медиков в Колонном зале Дома союзов. Поехала пораньше и попала на торжественное заседание. Сижу в стороне. Рядом — статный симпатичный мужчина в черном костюме со строгим сосредоточенным взглядом темных глаз.
«Какой-нибудь начальник из Минздрава», — подумала я.
— Как вы думаете, долго еще продлится заседание? — спрашиваю тихо.
— Минут двадцать, — так же негромко отвечает он. — Вам как раз времени хватит, чтобы настроиться. А то сразу попадете на сцену, не скоро войдете в ритм. К песне ведь тоже надо готовиться, не правда ли?
— Правда, — соглашаюсь я.
— Вы, когда поете без подготовки, старайтесь «опирать» голос на грудь. Должно быть грудное дыхание, тогда звук пойдет сам собой, если голосовые связки в порядке.
«Ларинголог, видно», — промелькнуло в голове.
— Вообще, — заметил сосед, видимо, ничуть не вникая в суть сухой, невыразительной речи оратора, — связки должны быть вам подвластны, как скрипка рукам Паганини. Вы знаете, как он играл? Его метод заключался в использовании природных способностей и возможностей руки. Он не заучивал противные натуре позиции, трудные оттого, что они неестественны и форсированы, а играл, отдаваясь полностью во власть звуков, забывая обо всем на свете. Вы так же должны петь, до конца раскрывая свои способности. Шедевры в искусстве могут быть рождены только самым глубоким человеческим чувством. И мысль Гете о том, что величие искусства яснее всего проявляется в музыке, бесспорно верна. Как и то, что в музыке нет ничего материального: это чистая форма, возвышающая и облагораживающая все, что поддается ее выражению.
«Кто же это?» — ломала я голову.
— Помнить вам, — продолжал он, — надо еще и о том, что в музыке покоряет мелодия. Понять ее красоту можно прежде всего по произведениям Шопена, главным образом его этюдам и ноктюрнам. Среди них столько лирических жемчужин, что их даже поют. Песенность эта — более хорового типа, но вам, как певице, Шопен пригодится всегда, потому что весь он в гениальном мелодическом даре. По экспрессии, совершенству гармонии ему нет равных среди великих музыкантов. К нему обращаются в минуты, когда в музыке ищут утешения, возможность укрепить дух. Ромен Роллан, например, черпал у Шопена жизненные силы, переживая тяжелые годы войны и оккупации. Как только вы поближе познакомитесь с его творчеством, так сразу поймете, какое духовное богатство оно таит.
Вы знаете, что такое прекрасное?
Прекрасное — это то, что дает нам почувствовать в объекте гармонию двух наших природ — гармонию мысли и страсти. Прекрасное ведь постигается без размышления, ибо идея входит в него как элемент природного порядка. Возвышенное рождается, когда безмерность природы разум охватывает и обозревает. Стремительные и хаотические мелодии Бетховена и Вагнера, сдерживаемые ритмом и озаряемые тематическими вспышками, возвышенны. Нет чистого эстетического переживания. Сами наши страсти — любовь, честолюбие, скупость, — очищаясь, приобретают эстетический характер. Обращаться к прекрасному нужно на поле очищения, иначе будешь эстетом, а не художником.
Я взглянула на часы: пора готовиться к выступлению. И вот концерт. Знакомые имена — Владимир Васильев, Екатерина Максимова, Артур Эйзен, Ирина Архипова, Муслим Магомаев, Юрий Силантьев с оркестром… Выхожу на сцену и я, смотрю в зал, ищу незнакомца в черном костюме, но не нахожу.
Спустя месяца три или четыре поднимаюсь в свою квартиру на лифте и вижу… знакомое лицо. Тот самый человек, который так убежденно советовал почаще слушать Шопена!
— Добрый вечер, — говорю. — Вы к нам в гости?
— Нет, я здесь живу, — ответил мой попутчик и вышел на десятом этаже.
Мне потом сообщили, что это профессор Антон Яковлевич Пытель.
При наших встречах я все больше убеждаюсь в его глубоких познаниях и необычайно широком кругозоре. Он хорошо знал и понимал классическую музыку, любил народные песни и романсы в исполнении Ф. И. Шаляпина.
— Пациент опять станет здоровым, — заметил однажды Антон Яковлевич, — если ему помогают сладкозвучные напевы. Так сказал Еврипид. Индийские философы считали, что и музыку, и медицину питает одно — вдохновение. Поэтому у нас с вами есть нечто общее.
Член-корреспондент АМН, член Международной ассоциации хирургов, участник многих международных конгрессов и симпозиумов по урологии, профессор А. Я. Пытель отдал отечественной медицине 60 лет жизни, воспитал замечательную плеяду ученых — руководителей ведущих урологических клиник нашей страны и за рубежом. Среди них академики, доктора и кандидаты медицинских наук — всего более сорока человек.
Антон Яковлевич был известен во всем мире. Многие ученые присылали ему из-за рубежа свои научные труды, журналы, книги. Он знал английский, немецкий, древнеславянский, греческий языки, он был человеком энциклопедических знаний.
До определенного времени я не знала, что сын Антона Яковлевича, мой ровесник, тоже уролог. Как-то ранним утром встретила в гараже певца Большого театра А. П. Огнивцева — наши «Волги» стояли почти рядом — и в разговоре услышала от него знакомую фамилию — Пытель.
— Я хорошо знаю Антона Яковлевича, — заметила я.
— Да нет же, — возразил он мне. — Ты говоришь о Пытеле-старшем, а это Пытель-младший, его сын. Юрий Антонович тоже уролог, доктор медицинских наук, профессор и заведует кафедрой урологии в Первом Московском медицинском институте. Таких именитых урологов у нас в Москве, а может, и в стране, всего двое. Лопаткин и Пытель-младший.
Меня это заинтересовало, но встретиться с Юрием Антоновичем тогда не удалось. Прошли годы. Однажды зимой я довольно сильно простудилась, однако, не долечившись, вынуждена была выехать на гастроли к нефтяникам Тюмени, а оттуда — на Север, к полярникам и пограничникам. В Москву вернулась совершенно больной, понадобилась помощь уролога. Вот тогда я и обратилась к Юрию Антоновичу Пытелю в Первый медицинский институт.
Пытель-младший встретил меня с предупредительностью и вниманием, которые свойственны настоящему доктору, чуткому и отзывчивому. Вылечившись, я все же не удержалась от соблазна задать вопрос:
— Я знаю, что у вашего отца не было музыкального образования, а в музыке он разбирался удивительно хорошо. А что вы думаете о музыке?
— Мир без искусства не может существовать. Не представляю людей, которые были бы безразличны к музыке. В дни отпуска иногда выезжаю порыбачить на Дон. Однажды взял с собой магнитофон, слушаю «Пер Гюнт» Грига. Вдруг на лодке ко мне подплывает старый казак. «Скажи, пожалуйста, — говорит, — у тебя музыка из радио чужая или своя?» «Своя», — отвечаю. «Будь любезен, сыграй еще раз, уж больно за душу берет». Человек этот не имел никакого образования, слышал Грига впервые в жизни, а музыку понял. Музыка существует для всех. Мелодиям Баха, Генделя более трехсот лет, но они и по сей день согревают сердца миллионов. Если вы помните, Бах казался некоторым своим современникам сложным, недоступным и непонятным. Вспомните его произведения, которые он писал для себя. Вряд ли ему приходило тогда в голову, что его сочинения и через века будут популярны и почитаемы.