Самый старый бульвар горожане предлагают переименовать в Старобирзульский, площадь перед Вечным огнем дополнить монументом жертвам Голодомора и политических репрессий и назвать площадью Памяти, улице Ленина дать новое имя «Базарная», а парк имени Котовского переименовать в парк Святого Николая. Именно в этом парке находился разрушенный коммунистами Свято-Николаевский собор. Сейчас он отстраивается заново у въезда в город, причем в таких масштабах, что церковь с тремя куполами уже сейчас выше кишиневского кафедрального собора.

О необходимости переименовать улицы и сам город жители говорят на все лады уже много лет. Один молодой посетитель интернет-форума иронически назвал свою родину «городом имени похорон Котовского». Но большинству не нравится название «Бирзула». Кто-то даже выдвинул идею назвать Котовск «Вистерниченами» в честь молдавского села, поглощенного городом. Но 63 процентов посетителей форума и большая часть горожан хочет жить в Котовске и писать свои адреса по-старому. «Я бы не очень хотел пройтись по площади, названной в честь жертв Голодомора», — смущенно признается один интернет-пользователь. Власти с этим считаются. (…)

Гуляя по улицам Котовска, с удивлением думаешь о том, что его как будто миновали лихие 90-е с волнами приватизации, продажей и разрушением всего и вся. Основной массив города — одноэтажная застройка, особняков не видно, банки и супермаркеты размещаются в довольно-таки стареньких зданиях с обветшавшими фасадами, на рынке районного значения отнюдь не торгует полгорода, как в Молдове. В городе два фонтана, и оба работают. Словом, никаких примет дикого капитализма в молдавском стиле.

Как же в Котовске прошла приватизация? Оказалось, бюджетообразующие предприятия преобразовались в акционерные общества закрытого типа, и теперь работники, владея акциями, получают в конце года дивиденды. Основные активы города не продавались. Фабрики и заводы не закрывались. Рабочих мест столько, что работать могли бы и те, кто стоит на бирже труда, если бы пособие по безработице, выплачиваемое в течение года, не равнялось зарплате. Конечно, котовчане уезжают на заработки за границу, но массовым это явление не стало. Высококвалифицированную работу, которой город предложить не может, ищут в Одессе.

Котовск кормит железная дорога. Железнодорожники — элита города, как в Кишиневе — банкиры. Машинист получает 5000 гривен (10 000 лей). Обидно: сколько молдавских железнодорожников потеряло работу за годы «экономических экспериментов», сколько обезлюдело населенных пунктов, в числе которых город Бесарабка, когда-то живший «железкой»…

Среди крупных предприятий Котовска — мебельная фабрика, которая поставляет продукцию на Запад. В городе три технических супермаркета, один строительный и продовольственные. Все работают по франчайзингу: местные бизнесмены выходят на крупные торговые сети, арендуют или строят помещения и открывают магазины. (…)

В городе живут по 4 тысячи молдаван и русских и около 33 тысяч украинцев. До нынешнего мэра Анатолия Иванова городским головой был молдаванин Иван Думбрава. Куранты напротив вокзала показывают время четырех часовых поясов, и во все четыре стороны — несовпадение в минутах. Такой здесь город: одни живут по Киеву, другие — по Москве, третьи — и вовсе по своим собственным часам.

Вот как решили в Котовске национальный вопрос. Каждый говорит на том языке, какой знает. Обращаться в государственные органы можно на украинском либо на русском, но отвечают и в целом ведут деловую переписку только на государственном. В Котовске несколько газет, одна из них православная, в каждом номере информация публикуется на двух языках.

Все школы — с украинским языком обучения. Русские закрылись. Дети знают государственный язык независимо от того, родной он или нет. Таким образом, государство терпимо к взрослым, которых переучивать бесполезно, и концентрирует свои усилия на подрастающем поколении. Говоря о школе, отметим такой штрих: ассоциации родителей все денежные сборы ведут по перечислению, финансовые отчеты о собранных и потраченных средствах вывешиваются в учебных заведениях на видном месте!»

Примечательно, что когда на городском интернет-форуме котовчанам предложили обсудить вопрос о том, не пора ли похоронить Котовского на родной земле, ответы были такими: «А кто будет таможенные платежи платить???»

«Вы целиком его хотите или только череп и десяток костей?»

«Абсолютно согласен, тем более, что он наверняка крещен в православии, только это коммунистам еще надо объяснить… Но мне думается, что котовчанам глубоко пофиг».

Известный историк С. В. Волков в одной из своих книг, вышедшей в 2004 году, констатирует следующий факт: «Молдаване избавились от памяти «батьки», и город недалеко от Кишенева, носивший имя Котовск, теперь называется Хынчешты. Русские же и украинцы терпят Котовского и по сей день — в Тамбовской и Одесской (бывшая Бирзула) областях города и сейчас носят название Котовск, а в Волгоградской области есть поселок имени Котовского — центр административного района. В Санкт-Петербурге есть улица Котовского».

Семья Котовского после смерти Григория Ивановича переехала из Умани в Киев. Весьма примечательно, что даже мебель на новом месте жительства ей покупали за счет кавалерийского корпуса. Своего у них не было почти ничего.

В день похорон комкора Ольга Петровна родила дочь Елену (Лелю), но и эта радость не могла разбавить страшного горя, постигшего семью. И в дальнейшем их жизнь была очень и очень сложной… В 1936 году Ольга Петровна рассказывала о детях, о материальном положении писателю Шмерлингу следующее: «Гриша учится в русской 13-й школе… все отлично. Кончает 6-й класс. Леля — все отлично, в 3-м классе русской 25 школы. Оба пионеры, звеньевые пионер, отряда им. Котовского. Гриша в Учкоме — уважаемое лицо. У Гриши масса работы, сочинение он перешлет позднее. Сообщаем Вам большую новость — у нас с 20/IV рояль Шредера. Купили за 3500 руб. Две тысячи внесли, а остат. в рассрочку. На полгода закабалились, продать нечего, чтобы сколотить тысчонку. Лелечка все свободное время проводит за роялем. В балете занимается, а как не знаю, очевидно хорошо, если она переведена в числе 3-х из 40 во вторую группу еще с самого начала».

Григорий Гигорьевич впоследствии станет востоковедом-индологом, историком и общественным деятелем. О том, как получилось, что сын не пошел по стопам отца, он поведает в интервью А. Беляеву: «Как ни странно, меня с детства, которое прошло в Киеве, никогда не влекло к профессии военного. Может быть, это определялось тем, что меня и мою младшую сестру [Елену, первый муж — Вадим Ильич Пащенко, в 1964 году — заместитель декана факультета иностранных языков по французскому языку, заслуженный альпинист СССР], которая родилась в день похорон отца, воспитывали мама и ее сестра тетя Лиза. А может быть, это было заложено в моей внутренней организации, в самом генотипе.

С раннего детства, которое прошло в Киеве, экскурсии в Киево-Печерскую лавру, Софийский собор, музеи изобразительного искусства оформили мою еще полуосознанную тягу к историческим предметам. Окончив школу, я поступил на истфак МГУ. Но началась война, и на второй курс я пришел только после ее окончания. В это время открылось в МГУ отделение Востока. Все языковые группы были уже сформированы, и меня могли принять только в индийскую группу с изучением санскрита. Так я попал в индологию — чисто случайно.

Правда, разочароваться мне в своем выборе не пришлось. В значительной степени это объяснялось тем, что моим научным руководителем на старших курсах был выдающийся востоковед, основатель советской индологии Игорь Михайлович Рейснер, происходивший, кстати, из замечательной семьи (его отец, профессор Михаил Андреевич Рейснер, был автором первой Конституции РСФСР).

Большое влияние оказали на меня еще два видных ученых-педагога, у которых я занимался: историк-медиевист Моисей Менделеевич Смирин, научивший меня работать с источниками средневекового периода, и крупный специалист по истории России Константин Васильевич Базилевич.