Лорд Дабни увлек ее в дальний конец, подальше от музыки и шума бального зала. Мэри засомневалась в его намерениях.

— Вы же хотели подышать воздухом? — спросил он, почувствовав сопротивление.

У него были маленькие, маслянистые глазки, которым ни одна женщина не стала бы доверять. Мэри понимала, что он говорит о чем-то большем, нежели простой глоток воздуха.

— Да, конечно, но у меня пересохло во рту, и я бы не отказалась от бокала пунша, — улыбнулась она.

— Но пунш подают в зале.

— А как было бы замечательно пить его здесь, в лунном сиянии!.. — Мэри захлопала ресницами а lа миссис Пиблз.

Он наклонился и прошептал над самым ухом:

— Я вернусь очень быстро, вы и глазом не успеете моргнуть. Никуда не уходите. — И лорд помчался за напитком.

План Мэри состоял в том, чтобы незаметно проскользнуть обратно в зал и, если посчастливится, больше не сталкиваться с лордом до конца бала, но запах жимолости, которым вдруг повеяло в воздухе, остановил ее. Жимолость. Аромат, напоминавший о матери.

По внешней стороне ограждающей террасу балюстрады, утопающей в зарослях роз, вился куст жимолости. Он зацвел совсем недавно.

Мэри потянулась к нежным бутонам и легко коснулась их. На секунду запах роз и жимолости смешался и она с наслаждением вдохнула аромат. Он напомнил ей об «Эдмундсоне», розах, которые только начали распускаться вокруг крыльца, о дикой жимолости, которая оплела всю изгородь, и травах, которыми были усеяны поля.

Мэри ощутила такую тоску по дому, от которой, казалось, сердце может остановиться в груди.

Она не сможет выйти замуж за лондонского джентльмена и уехать из Лифорд Медоуз! Деревня была неотъемлемой частью ее жизни.

И все же она обязана купить Жеребца. «Эдмундсон» нуждался в этом приобретении. На карту была поставлена ее гордость.

— Знаешь, Мэри, а ты похорошела.

Она замерла. Она узнала этот голос. Она никогда не сможет его забыть. Забавно, но стоило ей перестать беспокоиться об этой встрече, как тут же появился он. У нее забилось сердце.

Медленно она повернулась к нему лицом и увидела перед собой Джона, сына лорда Джергена, единственного мужчину, которого любила.

 

ГЛАВА 13

Джон мало изменился. Он стал старше, но возраст почти не отразился на его лице, которое, как и прежде, казалось совсем юным. Должно быть, ему исполнилось тридцать.

Одного возраста с Барлоу.

Светло-русые волосы небрежными локонами падали на лоб. Джон возмужал — в его чертах угадывалась зрелость, но, несмотря на строгую складку губ и волевой подбородок, в лице было что-то детское, мальчишеское, отчего ей сделалось не по себе. Словно прожитые годы ничему его не научили. Ему как будто не хватало той мужественности, которой обладал Барлоу.

Мэри неосознанно попятилась, но, опомнившись, остановилась, безвольно опустив руки. Терраса опустела. Они остались наедине.

— Здравствуй, — ее голос не дрогнул. Хорошо.

Джон протянул бокал шампанского.

— Я видел Дабни. Он сказал, что несет это тебе. Я избавил его от беспокойства.

— О! — Мэри неловко приняла бокал, но пить не стала. Тело не слушалось ее, в голове не было ни единой мысли. — Спасибо.

Джон подошел ближе и сел на перила балюстрады совсем рядом с ней. Он улыбнулся.

— Герцог Этриджский рассказал мне о богине, которая почтила своим присутствием сегодняшний вечер. О женщине, столь красивой, что мужчины сходят с ума от желания потанцевать с ней. — Он придвинулся ближе. — Герцог сравнивал тебя с Дианой, девой-охотницей. Все только и говорят о том, как ты остановила испуганного пони и спасла юного виконта.

Мэри провела пальцами по кромке бокала. Она не могла себе представить, чтобы суровый герцог позволил бы себе изъясняться столь нелепо и высокопарно. Это были слова Джона, его манера морочить голову. Мэри продолжала стоять неподвижно.

Джон протянул руку и забрал у нее бокал. Она посмотрела ему в глаза, которые в лунном свете казались непроницаемыми. Интересно, о чем он сейчас думает.

— Еще до того, как он произнес твое имя, я уже знал, что эта богиня — ты, — прошептал он. — Только одна женщина в мире умеет держаться в седле так, что может запросто перепрыгнуть ландо.

К Мэри начало возвращаться самообладание.

— Уверена, ты и не подумал, что речь обо мне. Ты не мог даже представить, что я могу оказаться в Лондоне.

— Но я хотел верить, что это возможно, — быстро нашелся он и поставил бокалы на балюстраду.

Мэри ждала продолжения, сердце колотилось, как безумное.

— Мэри, за все эти годы ты хотя бы раз вспомнила обо мне?

— Разве я смогу когда-нибудь забыть… — она остановилась на секунду, — как ты бросил меня?

Боль, причиненная его предательством, вновь охватила ее. Вдруг она поняла, что не может больше выносить его присутствие, что боится совершить какую-нибудь глупость.

— Я должна вернуться.

Мэри направилась к двери, но он схватил ее за руку.

— Мэри…

— Прошу тебя, Джон, прошлого не исправить.

— Я не хотел причинить тебе боль…

— Но причинил. — Она посмотрела ему в глаза. — Знаешь ли ты, что мне пришлось пережить? Ты ушел, не сказав ни слова.

Повисло неловкое молчание.

Джон отвел глаза и невидящим взглядом смотрел вдаль.

— Я хотел вернуться к тебе.

— Так почему же не вернулся? — сказала она, и в этих словах была вся боль ее сердца.

— Отец. — Джон пожал плечами и посмотрел на Мэри. — Он бы не позволил мне вернуться. Твой отец рассказал ему о нас, требуя, чтобы я сделал тебе предложение, но мой отец не позволил этому случиться.

— Мой отец рассказал?! — Мэри, схватившись за голову, отпрянула к балюстраде. Неужели отец, решив выдать ее за Джона, действительно не гнушался никакими средствами? — Я ничего не знала об этом.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить сказанное.

— Но ты говорил, что любишь. Ты обещал, и я верила тебе. Что изменилось из-за того, что мой отец рассказал все твоему.

— Ничего. Для меня ничего не изменилось. Я никогда бы не отказался от тебя — моей избранницы. Я желал тебя как никогда и никого не желал.

Это было чересчур. Мэри не могла поверить, что это не обман слуха, что воображение, боль или гордость не играют с ней злую шутку, заставляя слышать то, чего нет.

— Тогда почему ты ушел? — едва слышно спросила Мэри.

Она бы никогда так не поступила. Никогда бы не бросила его одного. В эту секунду время обратилось вспять: Мэри снова чувствовала себя наивной девочкой, которой хочется верить в любовь и которая готова пожертвовать всем ради любви.

— Я не хотел. — Джон небрежно провел рукой по волосам. — Но в моем сословии личные желания — это не главное. У меня были свои обязанности, обусловленные тем местом, которое я должен был занять в обществе, и мы были так молоды. Отец отказался даже выслушать мою просьбу. Ах, Мэри, ты должна понять.

Он притянул ее к себе. Его губы коснулись ее лба. Это было почти бесплотное касание. Мэри не решалась поднять глаза.

— Ты любил меня? — прошептала она. Ей нужно было знать. Слишком долго она боялась, что его чувства были обманом. Что его любовь была лишь на словах. Ей необходимо было знать, что ее жертвы были не напрасными.

— Да, — ответил он, — ты была небезразлична мне.

В одно мгновение силы покинули Мэри. Она закрыла глаза, стараясь сдержать слезы облегчения. Джон любил ее!

— И сейчас ты так прекрасна, — прошептал Джон. Его губы нежно коснулись ее глаз. Он обнял Мэри за талию и привлек к груди.

Мэри позволила ему обнять себя, она словно растворилась во всепоглощающем покое — теперь она знала, что ее детская вера в любовь не была ошибкой. Да, она была глупа, но ею двигали чистые побуждения. Джон любил ее!

Он наклонился к ее губам и поцеловал. Мэри несмело ответила ему.

— Вы не видели Мэри? — осведомился Тай у Джейн.