Я летел галопом все дальше на север. Первая четверть только началась, и от луны виднелся лишь узкий серп, но было так светло, что видеть я мог достаточно далеко. Через какой-нибудь час я достиг первых скальных блоков, отмечавших границу уорра. Конечно, отыскать лагерь среди скал было куда труднее, чем в открытой степи. Я взял в руки Серебряное ружье апача и выстрелил, немного погодя — еще раз. Прислушавшись, я уловил через какие-то полминуты два ответных выстрела. Они донеслись с запада. Я двинулся туда, и вскоре мне повстречались солдаты. Когда в лагере услышали мои выстрелы, то подумали, что возвращается Виннету. Оттуда выстрелили два раза в ответ, чтобы указать ему направление, да еще послали навстречу людей. Солдаты удивились, увидев вместо индейца меня, но я ничего не стал объяснять им: время было дорого.
В лагере меня встретили с восторгом и ликованием. Я сразу же вызвал проводника. Когда он появился, то не выказал и намека на страх или смущение.
— Знаешь ли ты, как нас взяли в плен? — спросил я его.
— Да, господин. Я же был при этом.
— И почему же только ты один избежал пленения?
— Потому что я один остался в седле. Лошадь быстро унесла меня.
— Гм, да-а! А что ты потом сделал?
— Доложил о том, что вас взяли в плен.
— А потом?
— Мы вас обыскались среди уорра.
— Почему же там?
— Мы предположили, что улед аяр спрятались там вместе с вами.
— А разве вы не пошли по их следу?
— Это было не нужно, потому что твой друг, которого зовут бен Азра, уже сделал это.
— Ага, поэтому вы и посчитали это ненужным! Если кто-то делает что-то хорошее, другим не стоит этим заниматься, потому что это не нужно. Странные у тебя понятия. Ну, настоящая-то причина — в другом… Где прятались улед аяр, прежде чем на нас напали?
— За скалами.
— Ага, там, значит, они нас поджидали. Тогда они должны были точно знать, что мы туда придем. А узнали они это от того, кому было известно, что ты приведешь нас к воде. Кто еще знал об этом?
— Никто!
— Да, никто, кроме тебя. Значит, это сделал ты.
— Я? О Аллах! Что за мысль! Разве я не доказал свою верность? Разве я не ездил в Тунис, чтобы привести оттуда подмогу?
— Ты хотел сказать — чтобы передать в руки аяров еще больше солдат! С кем ты говорил вчера около полуночи возле нашего лагеря?
Этого вопроса он не ожидал и оторопел.
— Отвечай! — приказал я.
— Господин, на… на такой… на такой вопрос… я не могу ответить, — смущенно пробормотал он.
— Ах, ты не можешь ответить! Кто это был?
— Ни с кем я не разговаривал. Я вообще не покидал лагеря.
— Не лги! Ты говорил с коларази Калафом бен Уриком и обсуждал с ним, как выдать нас аярам.
— Машалла! [60]Господин, скажи мне, кто это так очернил меня, я убью его на месте!
— А тебе не приходит в голову, что это ты, а не он заслуживаешь смерти? По законам войны.
— Господин, я невиновен! Я знаю…
— Молчи! — прикрикнул я на него. — После нашего исчезновения ты в качестве проводника руководил поисками и намеренно не обратил внимания на наши следы. Коларази сам сказал мне, что он с тобой уговорился.
— Мошенник! Да он…
— Тихо! Ты изменник и всех нас хотел выдать. Разоружить негодяя и связать его! Господин ратей завтра произнесет ему свой приговор.
Люди были настолько удивлены, услышав обвинения в подобном преступлении, брошенные в адрес унтер-офицера, до сих пор пользовавшегося большим доверием, что не поторопились выполнить мой приказ. А проводник воспользовался этим, воскликнув:
— Приговор? Мне? Но прежде будет прочитан твой, и немедленно, о проклятый гяур!
Он выхватил нож и попытался пырнуть меня. В руках у меня было ружье Виннету, и мне удалось парировать удар, а потом я бросился на изменника. Но он прошмыгнул у меня под рукой и поспешил к тому месту, где стояли лошади. Окружающие были так ошеломлены, что никому и в голову не пришло бежать за ним. Я тоже остался на месте; но Серебряное ружье я приложил к плечу.
Сам по себе этот человек меня нисколько не интересовал. И в ином случае я бы, конечно, отпустил его на все четыре стороны. Но можно было сказать почти наверняка, что он побежит прямо к аярам, а вот этого я допустить не мог. Скалы заслоняли лошадей, но как только проводник окажется в седле, его станет видно. Этого момента я и поджидал. Послышалось фырканье лошади, потом — удар копытом: он вскочил в седло. Я видел только его голову и плечи, прицелился в его правое плечо и нажал на спуск. Грохнул выстрел, раздался крик — и всадник исчез.
— Я сбил его с лошади, — объяснил я солдатам, опуская ружье. — Поторопитесь и приведите его ко мне!
Несколько человек поспешили исполнить мое приказание. Когда его доставили ко мне, проводник был без сознания.
— Пусть хаким [61]перевяжет его, а потом — связать! — приказал я. — И не спускать с него глаз.
— Для чего связывать? — раздался вдруг голос позади меня. — До сих пор этот человек казался порядочным. Кто же стреляет в человека из-за недоказанного подозрения!
Слова эти были сказаны по-английски; обернувшись, я увидел перед собой Лже-Хантера. Вовремя он мне попался!
— Вы меня осуждаете? — спросил я его на том же языке. — У вас нет на это никаких прав.
— А у вас есть доказательства виновности этого унтер-офицера?
— Есть.
— Тогда вы должны предъявить их, чтобы его отдали под полевой суд! В любом случае у вас не было основания стрелять в него!
— Тьфу! Я всегда знаю, что делаю. За то, что я совершил и еще сделаю, я буду отвечать перед Крюгер-беем. А вот с какой это стати вы так нежны к изменнику?
— Надо еще доказать, что он изменник!
— Это уже доказано. Правда, в последнее время я заметил, что вы питаете особое расположение к этому человеку и много общаетесь с ним наедине. Теперь вы его защищаете, хотя никто вас об этом не просил. Можете вы объяснить: в чем причина такой особой снисходительности?
— Мне не надо перед вами оправдываться! Вас совершенно не касается, что я делаю и о чем думаю!
— Так! Это — ваше мнение, мое же несколько иное. Сказать ли вам, почему вы завязали такие тесные и даже, я бы сказал, интимные отношения с этим изменником?
— Вы чересчур самонадеянны!
— Отнюдь! Он являлся связным между вами и коларази Калафом бен Уриком, которого вы хотели освободить.
— Откуда это вы узнали столько интересного?
— Вы удивитесь еще больше, услышав, что мне известно о ваших связях с неким Томасом Мелтоном.
— То… ма… сом… Мел… то… ном! — выдавил он по слогам.
Было темно, но я не сомневаюсь, что он смертельно побледнел.
— Да. Не будете же вы утверждать, что не знаете этого человека или, по меньшей мере, никогда о нем не слышали?
Он понял, что, по крайней мере, кое-что мне известно. Но он просто не мог предположить, что я знаю все. Отрицать, что он знает Мелтона, глупо, поэтому он ответил:
— Мне и в голову не придет отрицать, что я слышал это имя. Но какое вам до этого дело?
— Очень небольшое, как вы сейчас поймете. Вы знаете, кто такой Томас Мелтон?
— Да, вестмен [62].
— А еще шулер и убийца.
— Может быть, но меня это не касается.
— Удивительно, потому что я знаю, что вам известна история, происшедшая в Форт-Юинте.
— А вы ее тоже знаете? — спросил он неосторожно, потому что тем самым как бы согласился, что и в самом деле знает эту историю.
— Немножко, — продолжал я. — Там он, по обыкновению, жульничал и попался. Возникла потасовка, в которой он пристрелил офицера и двух солдат. Не так ли?
— Что-то припоминаю… — ответил он с демонстративным равнодушием.
— А потом он выплыл в Форт-Эдуарде, как вам, вероятно, тоже известно?
— Что вы ко мне пристали? Какое мне дело до этого человека?
— Ну-ну, сейчас вам станет интереснее. Если я не ошибаюсь, его в тот раз задержал один вестмен, которого звали… звали… хм! Как же его звали?