Изменить стиль страницы

Томкинс ждал, опершись на открытую дверцу кареты. Он пропустил внутрь хозяев, захлопнул дверцу и взобрался на козлы. Лошадь тронулась с места.

— Тетка вульгарна, — заметил мистер Фергюсон. — Это подтверждает мое прежнее впечатление.

Экипаж качнулся и покатил по разбитой проселочной дороге.

— Остается познакомиться с отцом. Говорят, это достойнейший человек. Прекрасный семьянин. Как тебе понравились дочери?

— Я не успел их как следует узнать.

От нетерпения крупная фигура мистера Фергюсона подалась вперед.

— Еще бы — за десять минут! Но все-таки — каково первое впечатление?

— Они очень… славные. Э… Папа, откуда у тебя повышенный интерес к этой семье?

Мистер Фергюсон дал волю раздражению.

— Это у тебя должен быть "повышенный интерес"! По-моему, девушки — как раз то, что нужно: молодые, здоровые и прекрасно воспитанные. У меня самые благоприятные сведения.

— От кого?

Мистер Фергюсон пропустил этот вопрос мимо ушей.

— Вряд ли они будут строить из себя невесть что, как иногда делала Маргарет. Они небогаты и без особых связей, но какая-нибудь из них может составить твое счастье и стать хорошей матерью для твоих детей, — он немного опустил стекло. — Сегодня в церкви было очень душно… Если, познакомившись поближе, ты решишь, что они тебе не подходят, никто не станет на тебя давить. Можешь одновременно вести поиски в других местах.

Они выехали на главную дорогу, и Томкинс хлестнул кобылу, чтобы прибавила прыти. Темнота стала гуще. Брук глубоко втянул в себя теплый ночной воздух. Это всего лишь идея, одна из идей его отца, находящаяся на столь ранней стадии развития, что ему незачем беспокоиться.

Брук хорошо знал, что такое стариковские причуды, но как-то выпустил из виду, что причуды мистера Фергюсона имеют обыкновение претворяться в жизнь, так что он вдруг оказался перед свершившимся фактом. Тем не менее он постарался забыть о присутствии отца и вновь настроиться на волшебную музыку "Мессии". По своей всегдашней привычке Брук повернулся спиной к действительности, ища спасения в грезах. В мечтах он сочинял музыку, такую же прекрасную, как у Генделя; слушал, как ее исполняет хор "Джентльмен Концерт-Холла". На протяжении остатка пути его ответы становились все более сбивчивыми.

Глава III

Семейство Блейков обитало в доме на Оксфорд-Роуд, над мастерской. От них так и веяло здоровьем, и хотя в доме вечно не хватало места, Блейки легко мирились с теснотой и прочими неудобствами.

Из четырнадцати детей выжило десять: Эстер, двадцати одного года; Эдвард, двадцати лет; Корделия — девятнадцати; Эмма — семнадцати; Энн — двенадцати; Сара — десяти; Мери — восьми; Пенелопа — шести, и Уинифред — двух лет отроду. И еще через три месяца должна была родиться Вирджиния, хотя все надеялись на маленького Джона Джеймса.

Тедди служил младшим клерком у торговца тканями. Эстер преподавала в младших классах; Корделия поступила ученицей к модистке; Эмма помогала по дому и в мастерской, а остальные учились в школе или играли в куклы.

В один погожий июльский вечер к Блейкам нагрянули важные гости. Вся семья была в сборе, но мастерская еще не закрывалась.

Это было высокое, вытянутое в длину здание, упиравшееся одним торцом в мясную лавку, а другим — в пивную Бейтса. В мастерскую вели три ступеньки; Брук споткнулся, так что следовавший по пятам отец налетел на него. Томкинс остался стоять возле фаэтона; две лошади потряхивали сбруей и тыкались друг в друга мордами.

Маленькое помещение мастерской было доверху набито часами; некоторые из них находились в плачевном состоянии. Здесь были потускневшие от времени дедушки современных часов, с разверстым чревом, откуда выскочила кукушка, да так и замерла, не успев прокуковать до конца; немецкие куранты упирались в пузатенькие, на коротких ножках, французские будильники с корпусом из орехового дерева; мраморные, с восьмидневным заводом часы привалились к позолоченным бронзовым. Весело тикали несколько дюжин уже отремонтированных механизмов.

Мистер Блейк, невысокий, сутуловатый человек с длинной шеей, восседал за прилавком. Он поздоровался, не глядя на посетителей:

— Добрый вечер. Сегодня хорошая погода. Сию минуту я освобожусь.

Брук весь вспотел и поискал глазами стул, но его отец не шелохнулся, и он оставил поиски.

— Добрый вечер, мистер Блейк. Ваша жена дома? Я не заметил другого входа.

Хозяин мастерской поднял на него усталые, чуть навыкате, проницательные глаза.

— А, мистер Фергюсон и мистер Брук, — он вставил в глаз монокль и снова вернулся к часам.

— Мы пришли, — начал мистер Фергюсон, — по важному делу, касающемуся вас, вашей супруги и одной из ваших дочерей.

— Взгляните, — произнес мистер Блейк, — на этот маятник. Они использовали вместо меди какой-то дрянной сплав. — Он провел рукой по красивой седой шевелюре и вышел из-за прилавка. — Что значит дешево. Никогда не покупайте дешевых часов.

— Мои были подарены мне отцом на совершеннолетие, — сказал мистер Фергюсон, занимавший своим крупным телом треть мастерской. — С тех пор они меня ни разу не подвели. Я сделал точно такой же подарок моему сыну — правда, Брук? Гораздо выгоднее покупать вещи отличного качества. Но сейчас меня интересует другое, а именно…

Мистеру Фергюсону не удалось закончить фразу: даже его зычный голос утонул в бое двадцати семи часов одновременно. Он, еле сдерживая нетерпение, подождал, пока они отыграют. Мистер Блейк внимал бою с заинтересованным, но критическим выражением лица. Под конец он понимающе кивнул.

— Как я уже сказал, — продолжал мистер Фергюсон, но был вынужден снова умолкнуть, так как двое часов на полминуты опоздали и только сейчас затянули свою песню. Энтузиазма мистера Блейка как не бывало. Все время, пока они били, он хмурился и цокал языком. Не успел мистер Фергюсон набрать в легкие побольше воздуху, чтобы продолжить разговор, как хозяин мастерской отошел к провинившимся механизмам.

— Это "Луи-Квинз". И, разумеется, работа Хэндворта. Никуда не годится. Все дело в маятнике… Так вы хотели видеть мою жену?

— И вас, мистер Блейк.

Тот достал из кармана прекрасный хронометр и посмотрел на циферблат.

— Выходит, вы пришли не ради часов?

— Нет.

— Ну что ж… Правда, мне еще рано закрывать мастерскую. Сейчас попрошу Тедди меня заменить.

В цоколе размещалась темноватая кухонька, но в первый же год после свадьбы, до того, как дети один за другим начали сходить с конвейера, Джон Джеймс Блейк пристроил еще одну кухню — на уровне первого этажа. Она стала местом, где происходило все самое важное. Члены семьи постоянно сменяли друг друга: одни приходили, другие уходили, и только миссис Блейк неизменно пребывала здесь: стряпала, раскладывала по тарелкам еду, мыла посуду, одевала и кормила детей; отсюда она отправляла их в школу и на работу и здесь встречала после трудов праведных.

В этот вечер на кухне вместе с матерью находились только Эмма и трое малышей. Энн с Сарой наверху играли в четыре руки на фортепьяно из розового дерева, а Эстер, Тедди и Корделия, отужинав, отправились на огород копать картофель и собирать горох. Сама миссис Блейк без устали работала и умела отлично организовать время своих детей так, чтобы они постоянно были заняты. Завидев, что кто-то сидит без дела, она моментально что-нибудь придумывала.

Но сейчас, в теплых наступающих сумерках, работы в саду и огороде было не так уж много, и Эстер, Корделия и Тедди остановились поболтать; постепенно беседа перешла в легкий, оживленный спор. Сестры объединились, и Тедди, оставшись в одиночестве, начал бросать в них горохом, выстреливая горошины щелчком большого и указательного пальцев. Отпора не следовало до тех пор, пока он не перешел на мелкую картошку. Одна такая картофелина, попав Корделии в голову, перепачкала ее землей. Девушка вскрикнула, схватила свою корзинку и выбрала два увесистых клубня, полностью в земле. Один угодил Тедди в плечо, а другой пролетел мимо и покатился по дорожке, чтобы остановиться под ногами у только что подошедшего мистера Блейка.