В тыловых районах солдаты снимали с себя всю одежду, какую возможно; кое-кто даже стал носить широкополые сицилийские соломенные шляпы. Мне хорошо памятен один случай, произошедший, когда я ехал в открытой машине к фронту. Я увидел ехавший навстречу грузовик, у водителя, как будто совершенно голого, на голове был шелковый цилиндр. Проезжая мимо, водитель высунулся из дверцы и широким, светским жестом снял шляпу, приветствуя меня. Я громко расхохотался. Однако, хотя не был особенно придирчив к тому, как одеты солдаты, поскольку они воевали хорошо и мы одерживали победы в сражениях, я сразу же решил, что должны существовать определенные рамки. И, возвратясь в штаб-квартиру, издал единственный за все время приказ относительно обмундирования, гласивший: «В 8-й армии цилиндров не носить».

На Сицилии я отказался от заслуженной в Сфаксе «Летающей крепости». Мы оставили позади большие аэродромы в Африке, а на Сицилии было мало таких, где мог уверенно приземляться большой самолет. Мы едва не разбились при посадке в тот день, когда я прилетел в Палермо с визитом к генералу Паттону. Поэтому я обратился к Эйзенхауэру с просьбой заменить самолет, и он предоставил мне «дакоту» с джипом на борту — которая была гораздо пригоднее.

Думаю, все признают, что на Сицилии мы научились многому. В некоторых случаях, возможно, только тому, как нельзя делать то или другое. Но в целом этот опыт оказался очень ценен для нас всех: для высшего командования в штабе союзных войск на средиземноморском театре военных действий, для меня и моего штаба, для каждого офицера и солдата 8-й армии. Но кампания завершилась неудовлетворительно, [198] так как большая часть немецких войск переправилась с острова через Мессинский пролив в Италию, несмотря на наше полное превосходство на море и в воздухе. Впоследствии, когда мы вошли в Италию, это привело к серьезным осложнениям. Поэтому мне представляется, что имеет смысл вернуться к тем событиям и постараться понять свои просчеты.

Высадка большого десанта с моря требовала создания береговой системы поддержки, но у нас не было опыта в проведении операций такого масштаба. Тесное взаимодействие между родами войск и союзниками было совершенно необходимо.

Хотя приказ о вторжении на Сицилию был получен в Северной Африке в январе 1943 года, план операции был окончательно принят только в мае, за два месяца до ее начала. Вот основные причины этого промедления:

(а) Главнокомандующие и те, кому предстояло непосредственно руководить боевыми действиями, были заняты операциями в Северной Африке.

Планированием занимались специально созданные отделы планирования, принявшиеся за работу без руководства командиров.

Было составлено несколько планов; ни один из них не годился, поскольку люди в этих отделах были неопытны.

(б) Когда полевые командиры были готовы приступить к осуществлению плана, возникла необходимость внести в него серьезные изменения. Много времени и усилий было потрачено впустую.

(в) Штабы командующих и полевых командиров находились на большом удалении друг от друга. Для обсуждения планов командирам военно-морских и сухопутных сил Восточной тактической группы (8-й армии) приходилось летать из Каира в Алжир, расстояние между ними — больше двух тысяч миль. Это приводило к неизбежным промедлениям.

(г) Окончательные решения должен был принимать главнокомандующий. Но он был очень занят политическими проблемами в Северной Африке и не мог отдавать все силы предстоящей кампании. [199]

Проблемы подготовки операции и портов погрузки были очень сложными. Войскам 8-й армии пришлось садиться на суда в следующих портах:

Хайфа, порты Канала, Александрия. Часть сил второго эшелона грузилась в Триполи. Ответственность за это нес Ближневосточный генштаб в Каире.

Сфакс, Сусс и Кайруан (воздушно-десантные войска). Ответственность за это нес штаб Верховного главнокомандующего в Алжире и штаб Александера.

Канадская дивизия и некоторые войска отправлялись из Соединенного Королевства. Ответственность несло военное министерство в Лондоне.

Распоряжения из Каира, Алжира и Лондона зачастую не совпадали или даже противоречили друг другу.

И главное — существовала неразбериха в планировании совместных действий сухопутных и военно-воздушных сил, особенно в отношении аэрофотосъемки. В штабе 8-й армии в Каире находился представитель главного штаба ВВС в Северной Африке. Но он не обладал ни административными полномочиями, ни опытом в проведении совместных операций. Он делал все что мог, однако ему приходилось подолгу ждать ответа на отправленные из Каира в Алжир письма, так как их приходилось передавать на Мальту. Командующий авиацией, который должен был планировать высадку войск и начальные стадии операции с моим штабом, находился на Мальте и был очень занят текущими операциями. Он и его штаб прекрасно разбирались в обороне островов и операциях на побережье; однако никакого опыта в поддержке с воздуха тактических боевых действий сухопутных сил у них не было. Опытом во взаимодействии с 8-й армий обладал командующий ВВС в пустыне (Бродхерст), но он сидел почти без дела в Триполи; участие в боях он стал принимать только после того, как мы овладели побережьем и его эскадрильи можно было перебросить на Сицилию.

Я никогда не перестану удивляться тому, как мой штаб справлялся со всеми этими тяжелейшими проблемами, многие из которых [200] даже не должны были возникать. Напомню, что де Гинган большую часть времени отсутствовал, оправляясь после авиакатастрофы возле Эль-Адема; но Белчем весьма умело его заменял и прекрасно справлялся с изматывающей работой.

Замысел трех подчиненных Эйзенхауэру главнокомандующих (Александера, Каннингема и Теддера) предусматривал только высадку на остров и немедленный захват аэродромов и портов.

Как развиваться кампании после высадки и как в конце концов подавить сопротивление противника, решено не было. Общего плана, в сущности, не было. В результате действия двух союзных армий не были должным образом скоординированы. Армейские командиры сами решали, как действовать, а потом «ставили в известность» вышестоящее командование. 7-й армии США разрешили после высадки двигаться на запад, к Палермо. Поэтому оказалась упущена возможность направить главный удар на север, чтобы разделить остров на две части и подготовить окружение противника у Этны и захват Мессины.

В ходе операции быстро принимать решения было трудно. Штабы командующих находились на большом удалении друг от друга. Эйзенхауэр, главнокомандующий, был в Алжире; Александер, командующий сухопутными войсками — на Сицилии; Каннингем, командующий ВМС, — на Мальте; а штаб-квартира Теддера, командующего авиацией, находился в Тунисе. Когда дела шли плохо, они могли только обмениваться телеграммами; требовалось время, чтобы собирать их для принятия совместных решений.

Я как-то обсуждал эту кампанию с адмиралом Морисоном, американским военно-морским историком. Он, как и я, считает серьезным упущением то, что большинству немцев позволили переправиться в Италию.

Время имело решающее значение для развития успеха в Италии до наступления зимы. Для полного занятия Сицилии нам потребовалось около пяти недель, потери 8-й армии составили двенадцать тысяч человек. При тесной координации усилий сухопутных сил, авиации и флота мы, на мой взгляд, заняли бы остров быстрее и с меньшими потерями.

Когда кампания закончилась, Эйзенхауэр прибыл ко мне на Сицилию; мы всегда были рады его визитам, и он очаровывал [201] нас всех своим дружелюбием. Сопровождал его всего один адъютант, морской офицер капитан Батчер.

Я разместил свой командный пункт в Таормине, в красивом доме с видом на Мессинский пролив. Как-то за ужином зашел разговор о том, долго ли будет продолжаться война, и Эйзенхауэр высказал мнение, что она закончится до Рождества 1944 года. Мне было ясно, что она должна бы закончиться к этому времени. Но после того, с чем мы столкнулись в планировании и проведении сицилийской кампании, я понимал, что учиться нам нужно еще многому, и в глубине души считал, что союзники еще наделают столько ошибок, что война продолжится и в 1945 году.