Он ни разу не подумал, что она могла обмануть его. Нет, просто она ошиблась, не разобралась в своих эмоциях. Оливия в глубине души продолжает любить Эндрю Уоррена и не простила ему, Дуэйну, того, что случилось с ее бывшим мужем. Очевидно, именно известие о его аресте прояснило для нее самой ее истинные чувства. Она не смогла вынести мысли о том, что явилась инициатором полицейского преследования, и приняла снотворное.
Эти и подобные мысли выгнали его из мотеля в начале седьмого. Прибыв в больницу, Дуэйн продолжал нервно расхаживать из угла в угол по приемному отделению, пока не дождался врача, окончившего утренний обход.
— Доктор, я адвокат и жених мисс Брэдли. Как ее состояние? Мне сказали, что только вы можете дать разрешение повидать ее.
— Да, это верно, — медленно ответил седовласый медик, внимательно разглядывая взволнованного молодого человека. — Что ж, могу порадовать вас, жизнь и здоровье мисс Брэдли находятся вне опасности. В сущности, она чувствует себя хорошо. Ей необходимо только полежать у нас еще день и завтра можно будет отправляться домой.
— Спасибо, доктор, вы просто камень с моей души сняли. Значит, я смогу увидеть ее прямо сейчас?
— Боюсь, что нет, молодой человек. Вас ведь зовут мистер Картрайт?
— Да. Да, — нервно ответил Дуэйн.
— Надеюсь, вы извините меня, но моя подопечная настоятельно просила, чтобы к ней ни в коем случае не допускали ее адвоката мистера Картрайта.
— Но… но… — Он почувствовал, как у него подкосились ноги, и тяжело плюхнулся на ближайший стул.
— Мне очень жаль, молодой человек, но я не могу позволить пациентке волноваться. Ей необходим полный покой.
Дуэйн помолчал, лихорадочно что-то обдумывая, потом произнес:
— Доктор, я хочу попросить вас сказать мисс Брэдли, что я приехал в три часа утра, как только узнал, что она в больнице. И что мне необходимо ее видеть. У меня есть для нее важные известия. Жизненно важные.
— Я попытаюсь, молодой человек, — качнув головой, согласился врач, — но ничего не обещаю.
— Нет-нет, конечно, я понимаю. Пожалуйста, доктор, попытайтесь. Это очень серьезно, поверьте.
— Верю. И приложу все усилия, — пообещал тот. Молодой, человек ему определенно понравился.
Он удалился и вернулся только через четверть часа. Все это время Дуэйн нервно вышагивал по коридору, мешая сестрам и санитарам.
— Вы можете войти на пять минут, — сообщил врач. — Но хочу предупредить вас, что мисс Брэдли находится далеко не в лучшем расположении духа. По каким-то неизвестным мне причинам она настроена против вас.
Сердце молодого адвоката упало. Значит, он прав… Что ж, в таком случае ему остается только сказать, что он сделает все возможное, чтобы исправить содеянное и спасти ее недостойного возлюбленного, и пожелать ей счастья.
Дуэйн глубоко вдохнул, выдохнул и последовал за симпатичным седовласым доктором. Тот подвел его к двери, оглянулся, словно проверяя, не требуются ли и ему его услуги, и сказал:
— Заходите. И помните, не больше пяти минут.
Дуэйн молча, кивнул, набрал полную грудь воздуха и вошел.
На кровати сидела она — его ненаглядная Оливия. Живая и невредимая, хотя и бледная.
— Олли! Дорогая моя Олли! — тут же позабыв обо всех предупреждениях, вскричал он и кинулся к ней.
Но карие глаза метнули молнии и остановили его.
— Нет, Дуэйн, — холодно произнесла Оливия. — Оставайтесь, пожалуйста, там, где стоите. Не приближайтесь ко мне. Я согласилась увидеться с вами только за тем, чтобы сказать: «Я прошу вас, мистер Картрайт, избавить меня в дальнейшем от вашего внимания. Навсегда. Никогда больше не звоните и не приезжайте ко мне. Это мое твердое и окончательное решение».
— Но, Олли…
— Нет, мистер Картрайт. И никакие ваши слова не заставят меня изменить его.
— Послушай… послушайте, мисс Брэдли, — запинаясь, заторопился Дуэйн, — я постараюсь все исправить. Ну, не все, но хотя бы…
— Мистер Картрайт, вы никогда не сможете ничего исправить. И мне ничего от вас не нужно. Я категорически отказываюсь также от ваших профессиональных услуг. Будьте добры, позаботьтесь о том, чтобы мне выслали счет в самое ближайшее время. Всего доброго, мистер Картрайт. — С этими словами она отвернулась к стене.
Дуэйн постоял еще несколько секунд, не веря ни своим ушам, ни глазам, потом повернулся и медленно покинул палату. Так же медленно добрел до «линкольна», тяжело уселся на водительское место и запустил мотор.
Если бы кто-нибудь когда-нибудь спросил Дуэйна Картрайта, как он добрался от больницы в провинциальном городке Левистон до своего дома в престижном районе Сиэтла, он ни за что не сумел бы ответить. Даже если бы от этого зависело спасение его жизни. Он не знал, какой дорогой ехал и где останавливался на заправку, не помнил, солнечный был день или шел дождь. Только чудо помогло ему доехать, не попав в автокатастрофу.
Он вошел в гостиную, окинул ее смутным взглядом и направился уже к бару, как заметил яростно мигающий красный огонек автоответчика. Приблизился, нажал кнопку… и внезапно заметил лежащую рядом с телефоном записку.
Как странно… Кто мог оставить тут это?
Не обращая внимания на магнитофонную запись, он поднял листок и прочитал:
Уважаемый мистер Картрайт, я сегодня утром убирала дом перед вашим возвращением и позволила себе воспользоваться телефоном, чтобы поговорить со своим мужем. Мы немного повздорили, и Гарри бросил трубку. Я страшно обиделась, но тут раздался звонок. Я подумала, что это Гарри раскаялся и хочет извиниться, сняла трубку и сказала несколько слов, предназначавшихся только ему. Но он не ответил мне. А позднее, когда я вернулась домой и встретилась с ним, то узнала, что он не перезванивал. И я подумала, что должна немедленно рассказать вам об этом происшествии. Пока вы не узнали от того, кто звонил.
Прошу извинить за причиненные неудобства.
С уважением,
Матильда Трики.
Дуэйн скомкал бумажку и швырнул на пол. Глупая баба! Какое ему дело до нее и ее глупых семейных неприятностей? У него вся жизнь пошла прахом, а она…
Он внезапно поднял скомканный листок и расправил его. Заново перечитал. И правда — ужасная правда — забрезжила в его сознании. Как это Матильда написала? «Несколько слов, предназначавшихся только ему»? А что, если это звонила Оливия? И услышала, эти «несколько слов, предназначавшихся только ему»?
Что она наговорила, эта бестолочь?
Он схватил записную книжку и принялся лихорадочно разыскивать телефон приходящей уборщицы. Ага, вот он!
— Матильда? Мистер Картрайт. Я прочел вашу записку…
Женщина не дослушала и со слезами в голосе затараторила:
— О, мистер Картрайт, пожалуйста, не увольняйте меня! Я и говорила-то всего несколько минут. Я оплачу счет, клянусь вам!
— Прекратите, Матильда, и помолчите. Никто не собирается вас увольнять. Я хочу, чтобы вы точно вспомнили свои слова. Те, что сказали, когда сняли трубку. Точно!
— О, мистер Картрайт… — Она заколебалась. — Я думала, что говорю с Гарри…
— Да-да, ясно. Именно их я и хочу услышать. Матильда, поймите, ваша неосторожность, возможно, имела серьезные последствия. И для меня, и еще для одного человека. Мне жизненно необходимо знать, что вы сказали. Слово в слово.
Его тон убедил ее в том, что стеснительность сейчас неуместна. Матильда помолчала, припоминая, потом, запинаясь, произнесла:
— Я сказала: «Милый, хорошо, что ты перезвонил! Давай не будем ссориться. Я дождусь твоего возвращения. Если ты соскучился так же, как я, то нас ждет фантастическая пара часов. Ты доволен, дорогой?» Потом поняла, что мне не отвечают, и переспросила: «Почему ты не отвечаешь? Ты слышишь меня? Алло! Алло! Алло!» Это… это все, мистер Картрайт. Извините, пожалуйста, но я…
— Хорошо-хорошо, Матильда. Все понятно. Успокойтесь, я не собираюсь вас увольнять. Послушайте, мне необходима сейчас же, немедленно ваша помощь. Вы должны, вы обязаны поехать со мной и все это рассказать. Предупредите супруга, что вернетесь завтра, и дайте мне ваш адрес. Я сейчас же заеду за вами, и мы отправимся.