– Не понимаю. Наверно, я что-то не понимаю. Какое дело можно поставить выше счастья быть рядом с любимым человеком? Ради какого дела можно от него отказаться? Семья – вот забота женщины, другой заботе меня не учили. Я не понимаю.

– А Линда? Разве тебе приходило в голову, что Линде лучше бы позаботиться о муже, о детях, что она занимается совсем не тем, чем положено заниматься женщине?

– Линда тоже одна? Нет… это несправедливо! Несправедливо, что она тоже несчастна!

– Она так не считает. Мы ведь свое дело сами выбрали, никто нас не заставлял. И мы совсем не несчастны.

Адоня печально молчала, потом проговорила:

– Нет, Дар, неправильно ты говоришь. Мужчина должен делать дело, даже самое трудное. А его женщина должна быть рядом – ждать, встречать, любить, растить его детей. Все это – дом и женщина хранит его. Но вы… совсем другие, – она посмотрела на звезды, вздохнула. – Вы живете иначе, по своим законам и мне ли, дикарке из джайвы учить, как вам надо жить, судить о ваших законах, если вы – вы! – считаете их справедливыми и мудрыми. – Она хмыкнула. – Дети иногда ловят в джайве крикуна и приносят в поселок. Они такие забавные, хотят походить на человека. Я иногда, наверно, казалась тебе такой же забавной.

– Что ты говоришь? – укоризненно проговорил Андрей. – Неужели ты можешь думать, что все, связанное с тобой, с Эритом для меня ничего не значит, только забава, как крикун для детей. Я все время забавлялся там, в старом Эрите? Это было похоже на забаву?

– Прости… Прости… Мне плохо сейчас, оттого и слова такие…

Андрей положил ее голову себе на плечо, прижался щекой к волосам.

– Поверь мне, завтра все увидится тебе по-другому, не так уж все плохо. У нас говорят – с горем надо переспать

– Ты уйдешь на свои далекие звезды. Неужели завтра я буду думать, что не так уж это и плохо? – горько проговорила Адоня.

Андрей молча погладил ее плечо.

– Но ты прав – завтра все будет по-другому. Я хочу уйти, Дар. Я должна одна обо всем подумать.

– Почему ты перестала называть меня моим именем?

– Потому что для нас ты – Дар. Андрей – это не для нас. Я так глупо влазила в твою жизнь, строила соломенный мостик через пропасть, я ведь не знала, что она такая… что через нее нельзя…

– Она не так уж велика.

– Не надо говорить всякие слова, Дар… Я хочу уйти.

Тихий ночной дом с готовностью встретил хозяина – мягко осветилась гостиная, звуки тихой музыки наполнили ее, засветился экран видеофона – сработал авто секретарь. Линда с экрана сказала:

– Свяжись со мной, как вернешься. Я буду ждать.

"И будет", – вздохнул Андрей, взял пульт, набрал индекс Линды. Она читала, забравшись с ногами в большое, рыхлое кресло. Линда считала, что художественные тексты можно воспринимать только так – с шелестом страниц, запахом времени, с аурой тех, кто пользовался книгой раньше.

– Сумасшедшая, ты знаешь сколько времени?

Сейчас Андрей увидел вдруг Линду как-то иначе. Она была такая домашняя в белой короткой полотняной рубашке-разлетайке, в голубых брючках. "А ее судьба пощадила или она тоже знает боль утраты?" – неожиданно подумал он.

– Ты чего такой осенний?

Андрей сел в затененное кресло, потер ладонями лицо.

– У тебя ко мне дело?

– Не прячься ты опять в раковину, – с мягким упреком проговорила Линда. – Я уже давно твой союзник, неужели ты не видишь?

– Как давно?

– Со Дня Благопреуспеяния. Хотя поняла не сразу.

Помолчав, Андрей спросил:

– Мы так афишируем свои отношения?

– Ты забыл – мне положено читать в человеческих душах. Адоня – это раскрытая книга, ты – другое дело. Но психолог обязан ведать. Так что можешь меня считать немножечко ведьмой.

– Ты намерена всю ночь удивлять меня подобными откровениями? Я устал.

Линда подошла вплотную к экрану, приблизила изображение Андрея. Он почувствовал, что не может отвести взгляд в сторону. На его экране ничего не менялось, но показалось, что глаза Линды заполонили его. Андрей прикрыл ладонью глаза.

– Перестань…

Услышал, как она тихонько вздохнула, скрипнуло кресло.

– Что ты собираешься делать дальше?

– О чем ты?

– Об Адоне.

– Что тебя интересует?

– Узелок тугой завязался, не затягиваешь ли ты его еще туже? Как потом развязывать?

– Кажется, сегодня я его разрубил.

– Каким образом?

– Я рассказал, что Земля – не страна.

– Жаль, что именно сегодня.

– Так получилось.

– Что Адоня?

– Плохо.

– Почему бы тебе ни взять ее в жены? Она слишком тебя любит, так только один раз в жизни можно, поэтому ни с кем кроме тебя Адоня не будет счастлива.

– Со мной меньше, чем с кем-либо другим, – зло бросил Андрей. – Тебе ли я должен говорить об этом.

– Как знать. У Адони совсем другая психология, другие ценности.

– Не надо. Однажды мне пришлось резать себе живые ткани без анестезии, сегодня было примерно так же. Зачем ты предлагаешь мне начать экспериментировать, когда почти все кончилось?

– А если не кончилось? Если это "почти" станет мертвым якорем?

– Линда, ты любила когда-нибудь?

Ее глаза как-то странно вздрогнули, она встала, отошла в глубь комнаты, обернулась, покачала головой.

– Что ж ты так, без подготовки? – улыбнулась она. – Странно, что ты спросил. Ты ведь воспринимаешь меня почти как бесполое существо.

– Неправда.

Она беспечно махнула рукой.

– Да так и лучше. Но что значит – когда-нибудь? Я любила и люблю. И даже по-своему счастлива. Мне радостно быть рядом с человеком, которого люблю, и смею надеяться, что он считает меня своим другом. Но мне легче, чем тебе – он ни о чем не подозревает, иначе все усложнилось бы и мне, скорее всего, пришлось бы уехать. Так что, извини, командор, имени его даже перед смертью не назову.

– Но несложное логическое построение говорит, что он из Отряда? – Линда промолчала. – В таком случае ты ведь тоже могла бы попытаться создать семью.

– Это со мной-то? Я ведь не Адоня, я продукт своего времени, да еще какой. Ты же знаешь, я только твое руководство признаю, да и то, может лишь оттого, что по должности положено. А назови мне хоть одного из Отряда, кто захочет у жены под каблуком сидеть? Да мне такой и не нужен. Ну, а во-первых – моя любовь без взаимности. Ладно, не пожалеть бы мне завтра о том, что наговорила тебе. Я только хочу, чтобы ты знал – я с вами, я ваш союзник, не прячься ты от меня, как устрица в раковину. И не изводи себя, пусть все будет, как будет, ты же знаешь закон высшей справедливости – гармония не лжет.

Утром Андрей связался с Адоней.

– "Ты спала?"

– "Не знаю".

– "Понятно. Я приду вечером".

– "Ты сам хочешь?.."

– "Да".

Андрей и в самом деле не собирался начинать все с начала. Но оставлять ее в тяжелой депрессии? Он должен был найти какие-то утешительные слова, вернуть ей способность радоваться жизни.

Отряд готовил программу большого, многодневного перехода для Андрея и Мирослава. Свободного времени у каждого оставался самый минимум. День бесшабашного веселья у Линды был короткой передышкой. Сегодня все были собраны, активны, немногословны – каждый знал свое дело и выполнял его предельно профессионально.

Как обычно, если Андрей заходил в поселок, Адоня дожидалась его на краю поляны, сидя между корнями большого дерева. Всякий раз она чутко улавливала звук его шагов и выбегала навстречу. Сегодня она не услышала, неподвижно сидела, положив голову на согнутые колени, полу прикрытые ресницами глаза смотрели в пустоту и ничего не видели. Она вздрогнула, когда Андрей опустился перед ней на траву.

– Я тебя испугал?

– Я задумалась…

– Не страшно тебе здесь в сумерках?

– Нет. Крупные звери еще не вышли.

– Я не мог раньше прийти.

– Ничего.

– Куда полетим? В день или в ночь?

– Зачем тебе? Ты снова меня жалеешь? Ты мог не приходить, я ведь теперь все понимаю.