…Закрепленные в скобах факелы освещали пустынное пространство двора и обезлюдевшие широкие стены. Затихли глухие голоса… Через промежуток времени откуда-то из-под земли донесся глухой грохот и нарастающий шум воды. Из темноты тоннеля стремительно выплеснулся вал, неся на длинном языке пену, мусор, водоросли…

Андрей наотрез отказался, чтобы его несли на носилках, как других раненых, рассердился, когда друзья пытались быть настойчивыми. Если он и чувствовал себя слабым, то все же не на столько, чтобы ехать на чужих плечах.

Веско был при нем неотступно, сторожил каждое движение. Андрей уставал. Все чаще выползали под ноги узловатые корни, больно вцеплялись сучья, ветки заставали врасплох и туго хлестали наотмашь. Но всякий раз плечо Веско оказывалось рядом и становилось надежной опорой. Под конец Андрей уже не останавливался передохнуть. Ему казалось, что стоит на миг сбиться с этого автоматического шага, и он упадет.

В сознании мешалось прошлое и настоящее, порой он переставал осознавать, в какой реальности находится.

"Неаккуратно работали, ботаники, увлеклись, творцы… Для чего это такие дебри? Или это уже она сама, Планета?.. Торопится. В другой раз надо комплект СМП захватить, на спорамине я бы продержался… Фу ты, какой СМП?!" – прояснялось в голове, и Андрей понимал, что две реальности пересеклись только в его душе и больше точек соприкосновения у них нет.

Эта Планета – не результат проекта "Реанимация", она еще не умирала, ее не убивали еще. Еще ох как не скоро выйдет на нее "Странник" и только потом родится проект ее второго рождения. Но тоже еще не мало времени понадобится, прежде чем на Планету придут люди и начнут выводить ее из "комы": дезактивировать, растапливать многовековое оледенение, культивировать плодоносный слой. Потом в него бросят семена, добытые хронсаторами из прошлого Планеты… Андрея как-то попросили помочь – поехать к растениеводам, рассчитать деформацию хронального поля по заданным параметрам и локально навести ее на нужной им территории. Вот тогда Андрей и видел, как джайва поднималась прямо на глазах. Это было похоже на чудо.

Глаза устают от мельтешения буро-зеленых пятен, хочется закрыть их, упасть ничком и долго-долго лежать неподвижно. Андрей поднимает лицо и сквозь первый полог джайвы, где-то на невероятной высоте угадывает второй и опять думает: "Нет, точно, перестарались эти садовники…"

Когда он почувствовал запах дыма – запах поселка, он не мог сказать об этом – на это усилие его уже не хватало.

Поселок еще скрывался за стеной зелени, когда он увидел Адоню. Ждала она их или что-то толкнуло выбежать навстречу, но она торопилась, мелькая в сплетении стволов, веток и лиан.

– Сестренка твоя, – выдохнул Андрей и привалился к дереву.

Веско тоже увидел Адоню, окликнул ее, и в следующее мгновение руки ее обвили его шею.

– Братик! Живой! – уткнулась она в него. – Живой! Родненький мой!

Адоня смеялась от радости, не вытирая счастливых слез. Она отстранилась, и Веско охнул, с оборвавшимся сердцем уставился на седую прядь.

– Потом, потом! – махнула Адоня рукой. – Отец где?

– Он сзади, в прикрытии.

– И Дар там? – в радостном нетерпении Адоня всматривалась в лица проходивших мимо.

– Дар? Вот он, – Веско показал глазами, и Адоня стремительно обернулась.

Улыбка еще была на губах, но уже умерла.

– Дар… – прошептала она.

Андрей попытался улыбнуться, но, кажется, это испугало ее еще больше.

– Я знала… – она растерянно и беспомощно обернулась к брату, снова метнулась взглядом к Андрею. – Как же так?.. Веско, да что же ты стоишь! Его скорее в поселок, к Майге…

Он сумел-таки продержаться до конца. Зато в хижине рухнул на постель, полностью отдав себя в руки Неле. Она решительно раздела его, не проронила ни слова, увидев следы недавних пыток, только плотнее сжала губы, да побелели крылья носа. Она смазала потрескавшиеся, кровоточащие струпья и Андрею стало легче. Накормила, уложила в постель, заботливо укрыла невесомым пуховым одеялом.

Он облегченно закрыл глаза, расслабил все мышцы, легкое тепло разлилось по телу. Но скоро из состояния безмятежного покоя его вывело ощущение чужого взгляда – у входа стояла Майга. Некоторое время она изучающе смотрела на него, потом сказала:

– Лиента велел мне прийти.

– Здравствуй, Майга. Тебе и без меня работы хватает, я меньше других нуждаюсь в тебе.

– Но… я не могу ослушаться… Позволь хотя бы осмотреть тебя, Лиента спросит.

– Пожалуйста, – подавив легкий вздох, согласился Андрей.

Ведунья умело, не причиняя боли, прикасалась легкими теплыми пальцами. Молчала. Потом спросила:

– Лечил тебя кто?

– Марта. Неле.

– Еще? – внимательно посмотрела на него Майга.

– Я сам, – вздохнул Андрей.

Она укрыла его одеялом, сказала:

– Ты прав, тебе мои умения не нужны – я не имею силы сделать лучше, чем ты сам.

– А нет ли у тебя какого снадобья для восстановления сил?

– Как ни быть? – живо обернулась Майга. – Ты хочешь, чтобы я дала тебе?

– Было бы кстати.

Впервые ее сумрачное лицо осветилось улыбкой и сделалось ласковым и милым.

– Я дам тебе настой девятнадцати трав, ты сразу почувствуешь облегчение и приток сил.

Майга расстелила чистую холстину, расставила на ней многочисленные склянки, флаконы, принялась волхвовать над ними. Под шелест заговоров ведунья готовила одной ей ведомый сбор: крохотной мерной чаркой она тщательно, по каплям наполняла хрустальную чашу, украшенную рубинами. Большие камни отбрасывали карминные блики на смуглое лицо лекарки, когда она осторожно вливала в нее компоненты снадобья, одновременно роняя в чашу магические древние слова: "…подымись с одра болезни, смертельной постели, с мук телесных… Сымаю немочь лихую и кладу на уголья пенные… На ноще, и на утренней заре, и на вечере проходите мои слова в ущелья дремучие, в омуты глухие…"

Шепот женщины в полумраке, уютный и мягкий, как шелест листьев или тихого ночного дождя, негромкое позвякивание склянок, сами движения ее – плавные, не суетные… Все это завораживало, расслабляло. Сами собой закрывались глаза и музыка чарующего нежного голоса уводила куда-то в забытое, но пленительное покоем и безмятежностью… Полу внятный женский шепот ласкал и баюкал, и в этом тоже было нечто, что казалось навсегда забытым…

– Смиренно мольбу тебе приношу, Человеколюбче, – яви скорое заступление свое страждущему, посети его в немощи и исцеление даруй.

Теплая рука коснулась легонько.

– Дар…

Он открыл глаза. Майга держала чашу в ладонях, отпила чуточку и сморщилась:

– Пей разом, горько очень.

Андрей опрокинул в рот жгучую жидкость – будто огня хлебнул.

– Да уж… А сама-то зачем пила?

Майга пожала плечами, сворачивая холстину.

– Как иначе? Я всегда так делаю. Хлебнет вот такого снадобья человек, да и подумает, что отравить хочу.

– Бедная Майга, несладко тебе жилось?

– Всяко, – коротко уронила она, вставая. – Если позволишь, я еще приду к тебе.

– Разумеется.

У выхода она обернулась.

– За девочку эту… Спасибо тебе, – чуть помедлив, добавила: – А я ведь думала, что тебе ни нож, ни стрела не возьмут, а ты такой же, как мы. И другой.

Не дожидаясь ответа, она вышла.

Андрей закрыл глаза, прислушался к себе. Что за колдовское снадобье у нее? По всему телу внутри будто муравьишки бегали. Слегка кружилась голова, туманились мысли, звуки за тонкой стеной уплывали далеко-далеко, исчезали вовсе… Потом и тело исчезло – Андрей шевелил пальцами и не чувствовал их. Вместе с утратой физического ощущения тела абсолютно исчезла боль, пришло замечательное ощущение блаженства… Наркотик? Да, но совсем малая доля. Это что-то другое.

Андрей не знал, сколько он находился в удивительном состоянии отрешенности от мыслей и чувств, когда знакомый голос пробудил сначала его слух, потом и сознание.

– Неле, милая, ну пусти меня! – умолял шепот.