Однако ребята не собирались расслабляться, так что, превратив дом в репетиционную точку, они стали периодически устраивать прослушивания новых барабанщиков, пытаясь найти замену покинувшему их Джиму Маллигану.
Одним из таких претендентов стал Ларс Ульрих, которого в апреле 1981 года привел с собой на прослушивание Хью Тэннер. Вот что вспоминает Рон: «Ларса привел к нам Хью. Трой Джеймс к тому времени, видимо, уже вышел из группы, так что Джеймсу пришлось снова взяться за гитару. Когда они с Ларсом попробовали сыграть в первый раз, я подумал, что Ларс — худший барабанщик, какого я когда-либо слышал!» Далеко не вундеркинд барабанов, Ульрих не смог впечатлить ни Хэтфилда, ни Макговни своими скромными музыкальными способностями. «Он не мог держать ритм, а по сравнению с Маллиганом просто не умел играть, — продолжил Рон. — Так что я объявил Джеймсу, что этот парень ни на что не годен».
Вот что Джеймс позднее рассказал журналу «Playboy»: «У Ларса была плохонькая установка, всего с одной тарелкой. Она постоянно падала, и нам приходилось останавливаться, чтобы он поднял эту хрень. Играл он действительно ужасно… Когда мы закончили играть, у всех была только одна мысль: «Что это вообще было?» В нем все было странно. Его манерность, внешность, акцент, поведение, даже запах. От него действительно попахивало, — наверное, это был запах Дании. Там свое отношение к водным процедурам. В Америке принято пользоваться мылом». В общем, получилась не самая приятная встреча.
В то время Макговни особенно остро чувствовал свое отчуждение от музыкальной арены того времени и даже подумывал всерьез заняться фотографией. Джин Хоглан говорит, что «Рон был обалденным, очень хорошим парнем», — возможно, поэтому он и не смог сделать карьеру в жестоком мире поп-музыки.
Мир поп-музыки действительно был жесток. В 1981 году Лос-Анджелес стал настоящей фермой для разведения целого жанра рок-музыки. Его представители щедро гримировались, заливали взбитые шевелюры лаком, носили обувь на высоком каблуке и наряжались в вызывающие костюмы из спандекса люминесцентных цветов. Это движение, впоследствии получившее название глэм-метал (или, более пренебрежительно, хайр-метал и позер-метал), началось с дебютного альбома «Mötley Crüe» — «Тоо Fast For Love». Он вышел в ноябре 1981 года и привлек огромное внимание со стороны фанатов, уставших от медленного, старомодного официального рока вроде «Joumey». Однако на «Mötley Crüe» посыпались насмешки металлистов, которые на дух не выносили их внешний вид и оголтелое распутство (участники «Mötley Crüe» постоянно были в центре скандалов, связанных с наркотиками, сексом или насилием, что только добавляло им популярности). Металлистов раздражало, что глэм вдохновлял скорее гедонизм, чем агрессия, составляющая основу «серьезного» хеви-метала.
Музыкальная сцена вскоре раскололась на глэм-металлистов, слушавших «Mötley Crüe» и группы-подражатели вроде «Ratt», и настоящих хардкорщиков, чьи герои («Minor Threat», «The Dead Kennedys» и целый рой мрачных нигилистических групп) постоянно выступали в клубах. Разделение на два этих лагеря порождало немало насилия. Джон Буш, вокалист нью-йоркской команды «Anthrax», вспоминает, как всего за пару месяцев тяжелый панк сосредоточился в Сан-Франциско, в то время как глэм-металлисты в основном остались в Лос-Анджелесе: «Странное было время, и разделение, конечно, существовало. Хайр-метал в основном базировался в Лос-Анджелесе, хотя многие группы играли и в Сан-Франциско и пользовались большим успехом». Стороны обменивались оскорблениями: «Одни говорили: «Вы просто бабы!» А другие отвечали: «Зато все бабы наши!» Ну и другие идиотские фразы. Но существовало и взаимное уважение. Они ходили на концерты друг друга».
Буш считает, что их вражду могли подогревать СМИ: «В прессе постоянно писали всякое дерьмо о разных музыкальных стилях. Наверняка журналисты сами провоцировали музыкантов на подобные заявления». Однако он также говорит о том, что у обоих направлений были свои преимущества, хотя лично он и не фанател от глэма: «Можно было их не любить, но они заслуживали восхищения хотя бы тиражами пластинок. И в том, и в другом лагере были хорошие вокалисты и музыканты».
Еще одним человеком, непосредственно наблюдавшим подъем глэм-метала, была британская журналистка Сильви Симмонс, рассказавшая нам, как она оказалась в Калифорнии в этот поворотный момент: «Я отправилась в Лос-Анджелес, потому что подумала, что было бы здорово освещать рок в таком солнечном месте, — вспоминает она. — Сцена зарождающегося металла очень напоминала ситуацию с панком в Британии: по сути, это было общественное движение, придерживающееся философии «сделай сам». Лос-Анджелес — такое место, где люди везде передвигаются на машинах и не слишком тяготеют к скоплениям народа, там мало клубов, где можно выступать. Не то что центральные, промышленные районы Англии, где можно было бы ожидать появления хеви-метала. В Лос-Анджелесе так жарко, что невозможно носить кожаные штаны, и кругом такая расслабуха, что вряд ли кто-то напряжется на получасовое гитарное соло. Нельзя было даже вообразить себе, что это место может стать центром возрождения металла». И все же новая форма хеви-метала просто должна была появиться в этот момент. «В то время тяжелый рок был в глубоком упадке, — поясняет Сильви. — Все, что было, — это группы вроде «Foreigner», «Kansas», «Boston», «REO Speedwagon»… стадионный рок почти изжил себя. «Led Zeppelin» почитали как богов, потому что им хватило ума разойтись после смерти Джона Бонэма. На самом деле только двум британским командам еще удавалось держать марку — «Judas Priest» и «Motörhead»».
Девиз «сделай сам», который так долго держал панк на плаву, проник и в глэм-метал. Симмонс отмечает: «Люди начали сами выпускать пластинки, добывая деньги самыми разными способами: воровали продукты из магазинов или находили себе обеспеченных подружек. «Mötley Crüe» появились на стыке восьмидесятого и восемьдесят первого годов, до них же единственной примечательной метал-группой в Лос-Анджелесе были «Van Halen»: они будто молния возникли из Пасадены с таким зарядом силы, что он просто с ног сбивал. Они были по-настоящему отвязными парнями. И конечно, когда они выступали с «Black Sabbath» в своем последнем туре, то совершенно затмили их».
Симмонс хорошо помнит свою первую встречу с «Mötley Crüe»: «Я увидела их на сцене, болезненно тощих, одетых во все черное, с этими нелепыми прическами. Сцена была очень странно оформлена, на ней стояли какие-то черно-белые картонные коробки, а музыканты вдруг врезали бешеную смесь гаражного рока и панка — немного «New York Dolls», немного «Aerosmith»». Всеохватывающая сущность музыки «Mötley» — элементы металла, глэма, рока, панка, гаражной и даже поп-музыки — вызывала интерес у фанатов самых разных музыкальных жанров, да и вообще поначалу они действительно заслуживали самого пристального внимания.
Роберт Свит, барабанщик группы «Stryper», которой в ту пору крепко доставалось за их прохристианское поведение (на концертах они кидали в толпу Библии), помнит об этом времени больше других: «Когда «Mötley» только начинали, я часто видел их в клубе абсолютно никакими. Однажды даже помог басисту Никки Сикссу подняться, когда он спьяну упал. Барабанщик «Crüe» Томми Ли был тогда на высоте».
Я спросил Никки Сиксса, нравилась ли ему музыка, которую порождала трэш-металлическая сцена, и получил удивительно живой ответ: «Лично я не понимал ее. Сейчас она мне нравится гораздо больше, чем тогда. Мне казалось, что песни слабовато написаны. Гитары хорошие, но вот написание песен оставляло желать лучшего. Мы действительно старались все сделать как надо. Просто это было что-то новое, знаешь, и это круто. Слава богу, все звучат по-разному».
Многие музыканты, начавшие играть более тяжелую музыку, чем глэм, слушали «Mötley» — по крайней мере, в начале. Вокалист «Hirax» Кейтон Де Пена утверждает: «Я их обожал. И до сих пор обожаю. Большинство музыкантов из хайр-групп были отличными парнями, особенно «Mötley Crüe», мы хорошо с ними ладили. Но группы вроде «Steeler» и «Stryper» играли такую сладенькую музыку, что мы редко выступали с ними вместе. Мы все собирали большие толпы, но раздел существовал. Позеры слева. Металлисты справа. Я думаю, это здорово, потому что такие группы толкали нас на написание более тяжелой музыки. Мы до сих пор сосуществуем».