Элли Крамер

Серебряная луна

Пролог

Если бы человек мог хоть иногда заглядывать за Занавес Времени…

Если бы человек мог хоть иногда предвидеть будущее…

Ну хотя бы получше знать свое прошлое!

Однако человек – существо самонадеянное и крайне упрямое. Он не обращает внимания на приметы, природные явления и прочие знаки, которые подает ему Мать-Природа в надежде, что он поймет…

Ну хоть попытается понять.

Как бы то ни было, если бы люди были иными, Билл Уиллинггон не налегал бы на снотворное, а поделился своей трагедией с дедом, а старый Харли мог бы и снизойти до внука.

Дотти Хоул призналась бы подруге, что влюблена в… А Мэри Райан прекратила бы свои дурацкие и совершенно бесплодные отношения с…

И Ник Грейсон стал бы художником, а не риэлтером…

Нет, все по порядку.

Стоял погожий летний день. Над Грин-Вэлли не было видно ни единого облачка. Небо было синее и безмятежное…

Глава 1

Стоял погожий летний день. Над Грин-Вэлли не было видно ни единого облачка. Небо было синее и безмятежное.

Высокий молодой человек с недовольным выражением лица вскинул на плечо большую спортивную сумку и зашагал с холма в долину.

При первом же шаге выражение его лица сделалось еще более недовольным, а при втором молодой человек чертыхнулся и захромал.

Роста он был именно такого, какой обычно нравится детям от пяти до тринадцати. Та самая "оглобля", которой ничего не стоит "достать воробушка". Глаза у молодого человека были серые, большие и сердитые, скулы высокие, брови густые и нахмуренные, рот, вполне возможно, был даже красивым, но это было не заметно, так как губы он сжимал слишком плотно. Волосы были густые, темно-русые, и хотя молодому человеку на вид было не больше двадцати восьми лет, на висках явственно серебрилась седина. Лицо было загорелое, волевое и немного печальное. Одет он был…, да как все молодые люди его возраста. Джинсы, тонкий шерстяной свитер, ветровка защитного цвета, кроссовки.

Молодой человек перекинул сумку на другое плечо, стиснул зубы – по высоким скулам явственно заходили желваки – и медленно продолжил свой путь. Хромал он сильно.

Четверть часа спустя он уже шел по Центральной улице Грин-Вэлли, странного места на юге Англии, которое уже несколько столетий решало и не могло решить для себя: оно маленький городок или большая деревня?

Куры деловито возились в пыли, собаки валялись на обочине, на крыльце небольшого магазинчика с гордым названием "СупермаркИт" мирно дремал очень толстый человек, прикрывшись газетой. За низкими зелеными заборчиками размещались произведения садоводческого искусства под общим названием "типичный сельский садик Южной Англии". Молодой человек шел, глядя прямо перед собой и явно не интересуясь успехами местных садоводов. Казалось, он торопится поскорее миновать оживленное место…, если Центральную улицу Грин-Вэлли можно было считать оживленным местом.

Из-за одного заборчика неожиданно выплыла обширная дама средних лет. На ней было. сиреневое платье, сиреневая шляпка с широкими полями и сиреневые же солнцезащитные очки. У пухлых ног дамы суетилась и сердилась собачонка, чья шерсть явственно отливала сиреневым. При виде молодого человека сиреневая дама воздела руки к небу и издала ликующий вопль:

– Бог ты мой! Кого мы видим, Марджори!

Неужели это наш паршивец! Как ты вырос, маленький разбойник. Настоящий мужчина!

Плечи, стать… Хромаем? Травма на производстве?

Лицо молодого человека неожиданно исказила судорога. Впрочем, он быстро справился с собой и процедил сквозь зубы:

– Добрый день, миссис Бримуорти. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете. Я спешу домой.

– Не понимаю этого, дорогуша, совершено не понимаю. Был бы дом как дом, а уж в это логово спешить совершенно незачем. И как это только Бог смотрит на подобную несправедливость! Вот взять пастора: прекрасный был человек, праведник, одним взглядом искоренявший ересь в любой заблудшей душе. И что же?!

Молодой человек с живейшим интересом посмотрел на миссис Бримуорти.

– Да, действительно, что же?

– Умер!

– Да что вы говорите?

– Умер, чтоб мне лопнуть, да еще и от чего!

Цирроз печени! А ведь он не пил в жизни ничего, кроме вина на причастии. В то время как некоторые ухитряются бренди запивать самогоном – и живут себе до ста лет.

Молодой человек кивнул и аккуратно обошел миссис Бримуорти с фланга.

– Всего доброго, миссис Бримуорти.

– Уже уходишь? Что ж, увидимся позже. Ты ведь, надо думать, теперь надолго?

Молодой человек резко обернулся, и миссис Бримуорти резво отпрыгнула за калитку.

– Я хочу сказать, после того, что случилось, тебе лучше отдохнуть в родных местах, подлечить нервы, хотя лично я всегда считала, что помощь специалистов в подобных случаях незаменима…

– ВСЕГО ДОБРОГО, МИССИС БРИМУОРТИ.

Молодой человек торопливо – насколько позволяла нога – зашагал прочь, спиной чувствуя взгляд сиреневой дамы.

Только спокойно. Не поддавайся. Ты знал, что рано или поздно они обо всем узнают. К. тому же самое плохое ты уже пережил. Глаза той женщины…, и стук комьев земли, падающих на крышку небольшого гроба.

Спокойно. Только спокойно.

– Конечно, миссис Стейн, это очень полезное лекарство. Только не забудьте о пропорциях.

Мэри Райан незаметно потерла висок тонкими пальцами. Накрахмаленный белый халат предательски хрустнул, и миссис Стейн словно коршун впилась острым взглядом в "самого-молодого-на-моей-памяти-доктора-и-зачем-таких-берут-на-работу-что-они-могут-понимать-в-болезнях".

– Деточка, если тебе не нравится эта профессия, еще есть время ее сменить. Ты ведь ТАК молода…

– Миссис Стейн, мне двадцать пять лет, и я люблю свою профессию. Просто и у врачей иногда болит голова.

– У врачей – да.

Выпустив эту последнюю стрелу, миссис Стейн горделиво покинула светлый кабинет, звеня, переливаясь и грохоча, словно рождественская елка, вышедшая на прогулку.

Мэри еле сдержала смешок. Миссис Стейн пару лет назад открыла в себе явные и несомненные таланты медиума, после чего круто изменила имидж. Корсеты, испанские юбки с бахромой, пестрые шали и бесчисленное количество амулетов на шее и запястьях, гадальные карты, игральные кости и гороскопы, загадочная бледность на впалых щеках и густо подведенные зеленым глаза – налицо были все признаки неврастении, но Мэри Райан не зря родилась и выросла в Грин-Вэлли. Все эти два года она терпеливо выслушивала миссис Стейн, тактично подправляя некоторые из ее рецептов (травы, собранные в полнолуние на местном кладбище), чтобы новоявленная предсказательница судеб, прямо скажем, не откинула коньки.

Да, Мэри Райан было двадцать пять лет, и уже второй год она работала у себя на родине, в Грин-Вэлли. Строго говоря, она была фельдшером, а не врачом, для тяжелых заболеваний имелась настоящая больница – пятнадцать миль от Грин-Вэлли, городок Бриджуотер. К счастью, тяжелыми заболеваниями местные жители не страдали, сказывалось отсутствие губительного влияния цивилизации.

Даже с родами отлично справлялась миссис Вейл, энергичная и бодрая старушенция, закончившая курсы акушеров задолго до Второй мировой. Мэри ей несколько раз ассистировала и могла подтвердить высочайший класс местной повитухи.

Собственно, именно миссис Вейл, Гортензия Вейл, помогла Мэри выбрать призвание.

Родители девушки погибли, когда девочке едва исполнилось три года, воспитывала ее бабка, а Гортензия была бабкиной лучшей подругой.

Денег катастрофически не хватало, и тогда две старые леди пошли на немыслимый по своей отчаянности шаг. Они продали свои дома, купили маленький домик в самом конце Центральной улицы и зажили одним хозяйством. Так у Мэри Райан оказалось сразу две бабки, причем обе – не приведи Господь.