— Я по… по… попытался проигнорировать их, как учила мама, но они толкнули меня в крапиву, а потом стали п-п-прыгать по мне и с-с-сцапали мой пакет с обедом!

Слезы покатились по его щекам, и Бардалфу стало до боли в сердце жалко ребенка.

— Успокойся, Энди, — приглушенным голосом произнес он и, взяв в ладони подрагивающие мальчишечьи руки, крепко сжал их.

— О, мой мальчик! — тихо всхлипнула Дженнифер и, к удивлению Бардалфа, неожиданно обняла сына и как-то неуклюже прижала его к груди, что-то нашептывая ему на ухо и совсем не стесняясь слез, хлынувших из ее глаз.

Бардалф поднялся и приготовил еще две кружки чая. Ему было больно смотреть, как Дженнифер укачивала сына и пыталась сдержать слезы, градом катившиеся по ее лицу.

Ей и Энди нужны были любовь и поддержка. Им нужен был человек, который бы вселял в них уверенность и веру в себя, а не грозил выселением из дома, где они родились и безвыездно прожили вдвоем все эти годы вплоть до его внезапного появления в особняке. Бардалфу вдруг стало противно от одной только мысли о том, что он пытается застращать и выгнать из «Монтрозского угла» ни в чем не повинную мать с ребенком. Эта мысль резко пошатнула его стоическое отношение к жизни и на несколько минут вызвала в душе эмоциональное потрясение. Он вспомнил испытания, перенесенные им в этом же доме полтора десятка лет назад.

Сразу, как только они с матерью въехали в особняк, он стал предметом злобных преследований со стороны Юджина Кеттла. Одновременно ему приходилось терпеть всевозможные оскорбления, плевки и побои от старшеклассников школы, куда его устроили учиться. Но он ничего не мог сделать, чтобы противостоять издевательствам и унижениям, которым его подвергали разного рода подонки и тупицы. Полная беспомощность сокрушала Бардалфа и вызывала в нем приступы жуткой ярости.

Ярость бушевала в нем и сейчас, когда он видел, как тяжело страдал не повинный ни в чем Энди. Бардалф готов был растерзать всякого, кто проявил к нему такую жестокость. Его сердце обливалось кровью и при виде плачущей Дженнифер…

Ему хотелось обнять их обоих и приласкать. Хотелось сказать, что он поможет им решить все их проблемы. Хотелось, чтобы они улыбнулись и поверили ему.

Неожиданно Бардалф почувствовал, что его трясет, хотя и не знал, отчего — то ли от эмоционального напряжения, то ли от опасения за судьбу бедняжки Дженнифер и ее беззащитного сына. Но одно он знал сейчас точно: его планам по выселению их из особняка в ближайшее время не суждено сбыться.

Его засасывала какая-то опасная трясина. Или он шел по зыбучим пескам? Ему было трудно уживаться со многими людьми, находившимися рядом. Их мелочность и неукоснительное соблюдение тысяч ничтожных «правил жизни» раздражали его. Ему трудно, почти невозможно будет жить в одном доме с людьми, привыкшими к «определенному укладу». И тем не менее, это не сокрушило его решимость повременить с изгнанием Дженнифер и Энди из насиженного гнезда. Ему стало казаться, что их судьба не безразлична для него. Бардалф сделал глубокий вдох и задумался о том, что для человека, ценящего личную свободу превыше всего, слишком сочувственное отношение к судьбам других людей может оказаться чреватым слишком обременительными последствиями.

4

— Энди, мы должны сообщить в школу, что ты сейчас находишься дома, — сказала Дженнифер. — Иначе там начнут беспокоиться.

— Это можно сделать по телефону. Позвони туда сразу после обеда, — предложил ей Бардалф.

— У нас нет телефона, — отрезала она, когда он удивленно поднял одну бровь. — Слишком дорогое удовольствие. Придется идти в школу пешком…

— Но это же смешно, — не желал соглашаться с ней Бардалф. — Тебе придется отшагать туда и обратно четыре мили! В крайнем случае можешь воспользоваться моей машиной.

— Мама не умеет водить, — заметил Энди.

— Может, мне надо заняться ее обучением? — с ухмылкой буркнул мужчина.

В кухне вдруг стало тихо. Дженнифер вся сжалась и непонимающе уставилась на него. Его ремарка, очевидно, показалась ей оскорбительной — дескать, какое уж тут вождение в таком возрасте!

Но Энди воспринял слова Бардалфа с энтузиазмом. Ему всегда очень хотелось, чтобы его мать не плелась в хвосте прогресса человечества и получила хотя бы водительские права. Дженнифер стало грустно. Какой был смысл приобретать эти права, если она не могла позволить себе купить машину?

— Ма, ты не проговорись в школе, что добиралась пешком, — обеспокоенным голосом попросил ее сын.

— Не волнуйся, сынок. Я не скажу ничего такого.

Переметнув взгляд с Энди на Бардалфа, она заметила, что его глаза потеплели, и это на мгновение сбило ее с толку.

— Над тобой в школе тоже издевались, — сказала она ему приглушенным тоном, вспомнив, что Бардалф часто приходил домой в разорванной одежде, с синяками и ссадинами. Он всегда признавался тетушке Берте, что опять подрался, но никогда не жаловался, не просил ее заступиться за него. И вдруг в один день преследования его прекратились. — Но что же произошло потом? Почему к тебе вдруг перестали приставать?

— Я не хотел, чтобы в наши разборки вмешивались взрослые, — спокойно ответил он. — Но это был способ, который я выбрал сам, чтобы покончить с издевательствами над собой. У других могут быть другие способы. Общего решения этой проблемы, с которой сталкиваются многие подростки, не бывает. Иные дети не в состоянии справиться с ней одни, без посторонней помощи… Энди, если ты считаешь, что должен из жертвы превратиться в победителя, тогда действуй, придумай что-то. Найди свой способ борьбы.

Бардалф — умный мужчина, он находит такие нужные слова, подумала Дженнифер, когда увидела, как встрепенулся и оживился ее сын. И вдруг ей пришла в голову мысль, что этот мужчина может помочь Энди, научить его тому, чего не в состоянии дать она. И ведь сейчас, в эти минуты он и в самом деле помогает ему. Хотя бы вот таким разумным советом. Он как бы участвует в их повседневных делах, заботится о ее сыне, а значит, и о ней!

— Сколько дней вы… ты еще пробудешь в отеле? — спросил его осмелевший Энди, перейдя вдруг с ним на ты.

Дженнифер уловила в голосе сына грустные нотки. Он явно получал удовольствие от мужской компании. И неожиданно она почувствовала себя посторонней в их обществе и ужасно одинокой.

— Нисколько, — последовал быстрый ответ Бардалфа. — Переберусь в особняк сегодня же.

— Классно!

Она метнула в Бардалфа беглый взгляд и сразу заметила, что он смотрит на нее с насмешкой. У нее будто что-то кольнуло в паху. Легкие спазмы на миг стянули мышцы и тут же отпустили их. Но это не причинило ей никакой боли. Наоборот: она испытала настоящее, хотя и мгновенное наслаждение. Закусив нижнюю губу, она с трудом стала вслушиваться в слова, которые произносил Бардалф, продолжая беседу с Энди:

— Да… Мне было двенадцать, когда я впервые появился в Монтрозе.

— Тебе понравилось здесь? — нетерпеливым тоном спросил Энди.

— Я возненавидел тетушку Берту, но городок мне понравился, — с полным откровением выдал Бардалф.

— Почему возненавидел? — хихикнул подросток.

— С сожалением должен констатировать, что Берта оказалась коровой, которая не соображала ни бельмеса. Она была строгой женщиной без всякого чувства юмора и считала, что детей не следует ни замечать, ни слышать. По ее убеждению, дети должны были выскакивать из чрева своих матерей уже подготовленными взрослыми людьми, имеющими научную степень по строжайшему соблюдению тишины и безропотному послушанию.

— Бардалф! Ты что себе позволяешь? — упрекнула его Дженнифер в то время, как ее сын улыбался и смотрел на него во все глаза.

— Я даже сейчас могу слышать ее голос, будто мы виделись с ней только вчера, — сквозь зубы процедил Бардалф. — Ее излюбленным словечком было «нельзя», язык у нее всегда источал змеиный яд, а когда она что-нибудь произносила, ее скулы двигались, как челюсти у акулы.

Энди рассмеялся, сраженный откровенностью рассказчика, и с удовольствием повторил его похвальные слова о Монтрозе.