А я?

Какое место я занимаю среди недоучек, что барахтаются в римских водоворотах? Все эти писатели-графоманы, актеры-заики, спивающиеся журналисты, посредственные художники, безработные бизнесмены, танцоры с плоскостопием и преподаватели античных языков с отвратительным знанием греческого и латыни? Я их товарищ по несчастью, вор-неудачник, который одевается как священник, тогда как его разум развлекается с чертями.

ГЛАВА 8

Как и большинство священников, Лука Карузо был аккуратным человеком. Как и я, коли на то пошло. Общим у нас было еще то, что мы оба жили за пределами Ватикана, а не на его территории. Ватикан полон священников, что естественно, но немногие из них живут на его ста восьми акрах; эта привилегия сохранилась за папами, главными кардиналами и прочими официальными начальниками. Не все прошли отборочный тур, но ничего страшного в этом нет. В конце концов, церкви, которая напрямую управляла Римом на протяжении веков, до сих пор принадлежит внушительное количество дорогой городской недвижимости.

Последнее время монсеньор Карузо жил в резиденции для священников в восьми кварталах от Ватикана, довольно близко, так что на работу он мог ходить пешком. Наверное, в штаб-квартире самой распространенной мировой религии есть сотни две мест, подобных этому, и все они выглядят одинаково: общая кухня, в которой обычно толкутся толстые монахини или светские безработные; комната отдыха с большим цветным телевизором и массой споров по поводу того, какой канал он должен показывать; общие ванные комнаты, размещенные через промежутки вдоль длинных темных коридоров, напоминающих старые монастыри или скупые частные школы.

Священники жили в комнатах, которые по сравнению со средневековыми кельями представляли собой эхо космической эры. В комнате Карузо стояли жесткая узкая кровать, письменный стол, телефон, гибрид стенного шкафа и шкафа для посуды, книжный шкаф и аккуратная папка с надписью «Корреспонденция», в которой, по-видимому, большей частью хранились письма личного характера. Также в комнате я обнаружил ноутбук, ровную стопку глянцевых брошюр, содержание которых на первый взгляд колебалось между католическим фанатизмом правого толка и антисемитизмом, и пачку порнографических журналов под матрасом.

Комната Карузо была до противного обычна и мало что сообщала о своем владельце. Не было ни предсмертной записки — поддельной или настоящей, ни любовных писем, ни пылкого дневника. Не было номеров телефонов или других записей, сделанных наспех на желтых страничках отрывного настольного календаря. Я решил взять с собой календарь, а также компьютер и дискеты. Может, захватить порнографические журналы? Зачем пачкать репутацию мертвого священника? Религиозные брошюры были на английском языке и довольно потрепанные. «Радар» было написано на первой странице. А ниже: «Официальное издание „Общества священных ключей“». Брошюры принадлежали одной из консервативных, воинствующих групп католиков. В Ватикане их больше, чем лоббистов в Вашингтоне. Я засунул одну из брошюр вместе со всем остальным в компьютерный портфель Карузо и покинул комнату покойного, после чего собирался сесть на автобус и отправиться домой, в колледж святого Дамиана.

Я думал о сиесте, и это была хорошая идея, поэтому я сел на пыхтевший оранжевый автобус номер шестьдесят четыре. Зря я это сделал. Шестьдесят четвертый — один из самых популярных маршрутов в Риме, проходящий из Ватикана через Тибр до площади Венеции, а оттуда он поднимается вверх, на холм, к огромной железнодорожной станции Термини. Это, вероятно, самый небезопасный автобусный маршрут в Риме, поскольку на нем всегда полно туристов и всякого сброда — одиночных стервятников и организованных групп, которые грабят туристов. Обычно я не вмешиваюсь в чужие дела, но в тот день, увидев молодого латиноамериканца, который протискивался к двум беззаботно болтавшим монахиням в черном старомодном одеянии с капюшонами, похожими на шоры, чтобы вытащить у них бумажники, я начал проталкиваться вслед за ним.

Поставив чемодан Карузо между ног на случай, если мне понадобятся обе руки, я сказал ему:

— Потревожишь сестер, и я сломаю тебе руку.

Секунду он смотрел на меня, в его карих глазах мелькнула вспышка тревоги и исчезла так же быстро, как появилась. Вероятно, он решил, что ничего не слышал, ибо в следующую секунду его рука юркнула в сумку стоявшей к нему спиной монахини.

Не то чтобы я обиделся на то, что он счел мое заявление пустой угрозой, ничего личного, однако я со всей силы наступил на ногу латиноамериканцу. Когда он на ломаном итальянском начал возмущаться, я двинул ему разок по почкам — хороший такой удар, короткий, но резкий. Он побледнел, а я на минуту ощутил себя королем, но в следующую — дураком, потому что, когда этот парень, хромая, вышел на следующей остановке, то же сделал его напарник. Он-то и унес черный компьютерный портфель Карузо.

Так мне и надо. Будь это чем-то менее ценным, я бы смирился и счел это запоздалым дополнением к моему римскому образованию. Но портфель был не мой, и он был самым вероятным ключом к разгадке убийства. Я рванул прочь из автобуса. Человека, которого я ударил, тошнило в сточной канаве.

Его напарник быстро удалялся по тихой стороне улицы, держа портфель в правой руке. Он даже не оглянулся, но когда услышал, что я бегу за ним, метнул через плечо быстрый взгляд и помчался прочь. Он был моложе меня на два десятка лет, однако портфель был тяжелым, и бежать с ним было неудобно, а меня подгоняли адреналин и чувство досады.

Когда он скользнул на боковую улочку, больше похожую на переулок, я почти нагнал его. Я попытался схватить его за воротник, промахнулся, отстал на расстояние шага, и в этот момент он сделал отчаянный рывок. Когда мы добежали до небольшой площади с фонтаном с четырьмя бронзовыми черепахами, он швырнул портфель к мраморному основанию фонтана. Я услышал, как в портфеле что-то хрустнуло, и он соскользнул в воду.

Надо было остановиться. Да-да, я знаю. Но я был взбешен и, поднажав, догнал маленького ублюдка, прежде чем ему удалось выбежать с площади. Затем я вернулся и вытащил из воды портфель. Он здорово намок.

Когда я вернулся в общежитие колледжа святого Дамиана, на этот раз на такси, то обнаружил, что компьютер разбит на мелкие куски и восстановлению не подлежит. Но я быстро высушил дискеты, журналы фанатиков и, конечно, порнографические журналы. Это не пострадало. А что вор будет делать со сломанным носом — его дело.

Воришка еще легко отделался, а я вечером того дня, обняв бутылку с приятным содержимым, погрузился в чтение вороха журналов, которые я нашел в комнате Карузо. Под конец чтения я ощутил нешуточную ожесточенность. Прямо как католический коммандо. Наполовину вербовочная брошюра, наполовину журнальчик для внутреннего пользования, «Радар» провозглашал себя «стартовой платформой для беспокоящихся за веру католиков в компьютерную эру». Истинные католики, узнал я, «следуют за Богом подобно тому, как реактивный снаряд преследует цель. Бог — наша цель, наша единственная цель».

Страшная штука: прямо под картинкой домашней интернет-странички «Ключей», изрыгающей агрессию, «Радар» объяснял, как узнать номера телефонов и адреса врачей, делающих аборты, а потом разместить их в Интернете. Предлагался образец почтового и электронного послания, предназначенного для «детоубийц», как их называл «Радар», и варианты коротких оскорбительных текстов для телефонных звонков.

Журналы рассказывали читателям, как оказывать давление на епископов, чтобы «те правильно голосовали ради общего дела католической церкви» на своих собраниях. «Радар» убеждал прихожан доносить на приходских священников, которые слишком либерально относятся к средствам контроля рождаемости: «Если вы услышите о священнике, который отпускает грехи тем, кто пользуется противозачаточными средствами, встать у него на пути — ваш долг».

Одна занятная статья была озаглавлена так: «Как разоблачить разведенного католика или католичку, причастившегося, не имея на то права». Вы должны были встать во время причастия, указать пальцем и крикнуть: «Остановите этого грешника!» Но только после того, как вы «соответствующим образом предупредили потенциального нарушителя до начала богослужения, если это было возможно».