Случай с царевичем Антиохом ярко характеризует отношение римлян к правителям зависимых от Рима государств.

Неудача сирийцев в борьбе за египетский трон доставила Птолемею Авлету большую радость. Пока его царствование было спасено. То, что римляне отправили царевичей ни с чем, позволяло надеяться, что в ближайшем будущем они не предпримут никаких шагов против Египта.

Но царь не мог быть вполне спокоен. В 74 году пришло грозное предостережение, показавшее всем, что Рим иногда медлит, но не забывает никогда! В тот год римляне захватили страну, находившуюся к западу от Египта, — Киренаику (современную Ливию). Присоединение этой страны к Римскому государству формально не было незаконным. Римляне действовали на основе завещания царя Киренаики — Птолемея Апиона [18], который 22 года назад, в 96 году, умирая, передал своё государство в наследство Риму. Подобные завещания не были явлением исключительным. До царя Киренаики так поступали дважды [19]. Как ни странно, в этом был определённый смысл. Объявляя свою последнюю волю, цари приобретали доверие и поддержку Рима до конца жизни. То, что случится после их смерти, им было безразлично, в особенности если не было потомства. К тому же эти правители понимали, что рано или поздно их государства всё равно будут включены в состав Римской державы. Таков был неумолимый ход исторического процесса.

Для Авлета вопрос о Киренаике был важен втройне. Во-первых, эта страна граничила с Египтом; во-вторых, она всегда находилась в зависимости от Птолемеев и, наконец, самое главное — вскоре после захвата Киренаики поползли зловещие слухи, будто у римлян имеется завещание последнего законного египетского царя — Птолемея XI, в котором он назначает своим наследником римский народ.

Никто не видел этого завещания, но упорная молва твердила, что оно есть и в соответствующий момент будет предъявлено. Ссылались также на следующий факт: сразу после смерти Птолемея XI по распоряжению сената в финикийский город Тир были направлены послы, которые завладели хранившимися там деньгами покойного царя. А завещание — так утверждали многие — не только существует, но и признано сенатом как действительное. Пока что Рим захватил только деньги, но скоро придёт очередь и самого Египта!

Всё это звучало весьма правдоподобно.

Вполне вероятно, что, отправляя двадцатилетнего юношу из Рима в Александрию, Сулла потребовал от него вознаграждения за свою поддержку. Будущий правитель огромного государства в тот момент не имел ничего. Он мог отблагодарить Суллу, только завещав свою страну римскому народу. Подписывая этот документ, Птолемей надеялся жить долго, может быть, несколько десятилетий. А за это время многое могло измениться и в Риме и на Востоке. Впрочем, завещание всё равно вступало в силу лишь при отсутствии у царя потомков. Так что Птолемею всё это не должно было казаться ни опасным, ни серьёзным.

Между тем события очень скоро привели к катастрофе. Молодой монарх погиб на девятнадцатый день правления. Он умер, не оставив наследников. Оборвалась законная ветвь династии. А завещание? Что, если оно действительно осталось? Рим не делал никаких официальных заявлений относительно этого документа. Всё сводилось к слухам, догадкам, предположениям.

Ведь только сейчас, через двадцать с лишним лет после смерти Птолемея Апиона, Рим вступает в права наследования Киренаикой! Это ещё раз показало, сколь неторопливыми и вместе с тем внезапными могут быть Действия римских властей.

Совершенно естественно, что в создавшейся ситуации весьма непрочно сидевший на троне Птолемей XII стал особенно заботиться о расположении своих подданных. Он хотел, чтобы в нём видели доброго и справедливого царя. Прежде всего следовало обеспечить себе доброжелательное отношение со стороны жрецов, пользовавшихся большим влиянием в народе. А сделать это было проще всего, наделяя храмы правом убежища. Тем более, что царю это ничего не стоило.

Некоторые египетские храмы испокон веков имели особую привилегию: человек, оказавшийся в пределах такого храма, становился неподвластным государственным чиновникам, даже если его преследовали как преступника, беглого раба или крестьянина. Обладание правом убежища было чрезвычайно желательным для каждого храма, так как оно поднимало его авторитет и увеличивало доходы. Воспользовавшись правом убежища, человек попадал в подчинение к жрецам и должен был расплачиваться за приют своим трудом. Первые Птолемеи относились к этому институту неодобрительно, справедливо считая, что он ограничивает их власть. Было совершенно очевидно, что увеличение числа храмов, наделённых правом убежища, может нанести ущерб государственному хозяйству и подорвать авторитет властей. Поэтому основатели династии сохранили эту старинную привилегию только за самыми большими и почитаемыми храмами. Позднее положение изменилось. Жрецы всё настойчивее добивались этого важного для них преимущества, а цари, особенно в трудные минуты, всё более щедро удовлетворяли их притязания.

Пользующийся правом убежища храм на границах своих владений помещал текст царского указа. Традиционное вступление надписи гласило: «Кто не имеет дела, пусть не входит». Это означало, что жрецы не только запрещали вход властям и частным лицам, преследующим беглецов, но и предупреждали, что будут приняты лишь те просители, которые окажутся угодными храму. Потому что нередко случалось так, что в святилище врывались толпы нищих и даже разбойников. Подобные не слишком желанные гости тоже пользовались неприкосновенностью, а кроме того, требовали пропитания и крыши над головой. В результате право убежища порой становилось обременительным для хозяев.

Кажется, ни один из предшественников Птолемея XII не наделял храмы правом убежища так щедро, как он. Одновременно храм освобождался от всех податей и повинностей. Не случайно до нас дошло несколько надписей времени Птолемея XII, в которых царь предоставлял право убежища отнюдь не самым большим храмам: храму Исиды в поселении Птолемаида в 75 году; храму этой же богини в Теадельфии в 69 году; двум храмам — бога Амона и бога Суха, изображавшегося с пастью крокодила, в Эвгемерии в 69 году.

Эвгемерия и Теадельфия были расположены на восточной окраине Фаюмского оазиса. Фаюм — это, строго говоря, не оазис, а широкая долина, по которой протекает рукав Нила, впадающий в озеро Мерида. Эта область была одной из плодороднейших в Египте благодаря огромным оросительным работам, которые проводились здесь сначала при фараонах XII династии в XX и XIX веках до н. э., а потом, после того как каналы какое-то время находились в запущенном состоянии, — при первых Птолемеях.

В незапамятные времена, тысячелетия назад, в Фаюмской долине были болота, которые кишели крокодилами. Поэтому не удивительно, что культ крокодила, распространённый в Египте почти повсеместно, здесь укоренился особенно прочно. Причиной тому был как панический страх перед опасным животным, так и уверенность, что он олицетворяет собой нильские воды. Египетское имя бога-крокодила произносилось, по-видимому, как Себек, а жившие в этой стране греки звали его Сух. Были у этого бога и другие имена, так как его отождествляли с различными божествами, в том числе с Гором и с богом солнца Ра.

В Эвгемерии поклонялись паре, а может быть, даже троице крокодилов. Главная же культовая святыня оазиса, привлекавшая бесчисленных паломников, находилась в городе Шедек, который греки называли Крокодилополис. Позднее этот город получил официальное название Арсиноя в честь жены и сестры Птолемея II. О том, как происходило богослужение в честь крокодила, рассказывает греческий путешественник и учёный Страбон, побывавший в Египте вскоре после смерти Клеопатры, в 25–19 годах до н. э. Вот рассказ Страбона о городе Арсиноя: