— По личной причине, — ответил Антоний.
Эти слова вызвали бурю смеха и непристойных шуток.
Фульвия, бесспорно, была незаурядной личностью. Современники обвиняли её в непомерном честолюбии, жажде власти, алчности, утверждали, будто она оказывает дурное влияние на мужа. Однако, если верить источникам, все эти черты проявились только после смерти Цезаря, когда Антоний выдвинулся на одно из первых мест в государстве, а его жена начала строить планы, столь же грандиозные, как недавние планы Клеопатры.
Фульвия не сопровождала мужа в путешествии на Восток. Она осталась в Риме с детьми — от Антония у неё их было уже двое. Кроме того, она должна была в отсутствие триумвира вести его политические и имущественные дела.
Могла ли она предположить, что в далёком Тарсе он встретит Афродиту!
Клеопатра прибыла в Тарс на корабле, нос которого сверкал золотом, а паруса отливали пурпуром. Посеребрённые вёсла ритмично, в такт музыке флейт и кифар, ударялись о воду. Сама царица в уборе Афродиты покоилась под сенью расшитого золотом шатра, а стоявшие по обе стороны от неё мальчики с огромными пёстрыми опахалами изображали эротов из свиты богини любви. На палубе танцевали прекрасные девушки, одетые нереидами, морскими нимфами и прислужницами Афродиты — харитами.
Когда по городу разнеслась весть, что от устья реки вверх по течению плывёт необыкновенный корабль — Тарс находился неподалёку от впадения реки Кидн в море, — бесчисленные толпы людей поспешили к берегу. Мало-помалу опустела даже рыночная площадь, хотя там на возвышении восседал сам Антоний, приветствуемый и прославляемый, как бог.
Жителям Тарса было за что благодарить триумвира — он щедро наградил их за помощь в борьбе с Кассием: все тарсийцы, проданные в рабство в 43 году, были отпущены, город был признан полностью автономным и свободным от каких бы то ни было податей.
Идея Клеопатры была удачной не только потому, что столь великолепное зрелище должно было прийтись по вкусу Антонию, который сам недавно въезжал в Эфес подобно Новому Дионису. Важнее было то, что появление царицы перед триумвиром приобрело совершенно иной характер, чем предполагал Антоний. Вместо деловой встречи политиков получилась увлекательная игра в богов. Владычица могущественного государства на Востоке и завоеватель Востока возносились над толпами смертных, словно олимпийские боги.
Клеопатра приложила все усилия, чтобы торжество Афродиты, вышедшей из волн морских, поразило своим блеском Антония.
Историк-современник этих событий пишет: «Вся сделанная с величайшим искусством посуда была из золота и драгоценных камней. Стены зала были увешаны коврами, вытканными из пурпурных и золотых нитей. Царица велела приготовить двенадцать пиршественных лож и пригласила Антония с теми друзьями, которых он сам изберёт. При виде этого великолепия триумвир остановился поражённый. Царица же, улыбнувшись, сказала:
— Дарю тебе всё, что здесь находится!
Назавтра она снова пригласила его к себе с друзьями и военачальниками. Перед богатством сегодняшнего приёма померкла вчерашняя роскошь. И снова царица всё подарила гостю. Она попросила также, чтобы каждый из военачальников унёс с собой своё пиршественное ложе и лучшую посуду со своего стола. Когда знатные римляне покидали зал, возле каждого появился носильщик с носилками. Некоторые друзья Антония получили в подарок коней с серебряной упряжью. Каждого гостя сопровождал по дороге домой мальчик-эфиоп с факелом, освещавшим дорогу. На следующий день царица приказала принести роз на целый талант. Пол в пиршественных залах был покрыт лепестками на высоту локтя; над цветами была раскинута кисея» [96].
Вся эта роскошь и обаяние красивой женщины вскружили голову Антонию, который был, в сущности, человеком довольно примитивным. Возможность запросто беседовать с царицей, возлюбленной великого Цезаря, безусловно, льстила ему. К тому же союз с Клеопатрой имел для него большое политическое значение: дружба и помощь владычицы богатой страны обеспечивали — без войны, забот и хлопот — материальные ресурсы и денежные средства, необходимые ему в огромном количестве, потому что многолетние гражданские войны довели казну и хозяйство Рима почти до полного упадка. Легионеры же требовали денег, снаряжения, земли. Получив поддержку Клеопатры, Антоний мог смотреть на Октавиана чуть ли не с превосходством. Вернувшись после битвы при Филиппах в разорённую Италию, приёмный сын Цезаря столкнулся там с неприязнью сената, враждебностью масс, разнузданностью солдат. Чтобы наделить освобождённых от службы легионеров землёй, он должен был согнать с земли её прежних владельцев, что могло привести к вооружённому восстанию. Всё это отнюдь не беспокоило Антония. Затруднения и неудачи Октавиана были ему только выгодны. Сам он уже достаточно награбил на Востоке, а дружба с Клеопатрой сулила самые радужные надежды на будущее.
Нетрудно догадаться, что в создавшейся ситуации триумвир с полным сочувствием выслушал объяснения Клеопатры относительно её позиции в последней войне:
— Всем известно, что я отправила из Египта к Долабелле, который сражался на вашей стороне, четыре легиона. Не моя вина, что по пути их захватил Кассий. Я хотела послать в Лаодикею подкрепления; корабли с войсками и снаряжением уже стояли в портах. К сожалению, неблагоприятные ветры сделали невозможным их отплытие. А потом было уже поздно — Лаодикея пала. Известно также, что Кассий добивался от меня помощи. Однако я не дала ему ни солдат, ни кораблей. Он не получил из Египта ни одного пшеничного зерна! Позднее, когда ваши войска отправились на Восток для борьбы против Кассия и Брута, я готова была сама поспешить к вам во главе большого флота. Корабли уже вышли из гавани, но жестокая буря разбила их и развеяла по морю, а я тяжело захворала. Пришлось вернуться в Александрию.
Эти объяснения были приняты и доводы признаны убедительными. Антоний, в свою очередь желая дать царице доказательства своего дружелюбия, охотно выполнил её «мелкие» просьбы. Он приказал убить сестру Клеопатры, царевну Арсиною, которая находилась в храме Артемиды в Эфесе. Этот древний и глубоко почитаемый храм с незапамятных времён пользовался правом убежища. Люди триумвира нарушили это право без всяких колебаний. Они даже схватили и привели к своему начальнику верховного жреца храма — за то, что он осмелился приютить Арсиною. Старца спасла находчивость жителей Эфеса, которые обратились с просьбой о заступничестве к Клеопатре. Та, разумеется, не замедлила проявить милосердие.
Жители Арада получили приказ выдать мнимого брата Клеопатры, самозванца Птолемея XIII. Из Тира был вызван бывший наместник Кипра, который осмелился без приказа царицы оказать помощь Кассию.
Вполне возможно, что, если бы победителем оказался Кассий, Клеопатра уверяла бы его в своём дружелюбии, ссылаясь как раз на тот факт, что кипрский флот по её распоряжению поспешил ему на помощь.
Когда все политические вопросы были решены, наступила разлука. Клеопатра вернулась из Тарса в Александрию, а Марк Антоний отправился в поездку по городам Сирии.
Положение в Сирии было угрожающим. Население ориентировалось на своих соседей за Евфратом — парфян. После смерти Цезаря во многих сирийских городах упрочили свою власть царьки и тираны, пользующиеся поддержкой Парфии. Антоний изгнал из Сирии всех, кто был связан с парфянами, и обложил сирийские города большой данью.
Поход римлян в оазис Пальмира не увенчался успехом, потому что жители Пальмиры заблаговременно бежали из страны.
О том, как царица Египта принимала в Александрии Антония, много говорили и тогда и позднее — одни с негодованием, другие с восторгом и изумлением. Даже празднества в Тарсе померкли перед тем великолепием, которым Клеопатра окружила гостя в своей столице. Пиры, увеселения, охота следовали бесконечной чередой. В перерывах между развлечениями в залах гимнасия устраивались шуточные философские диспуты, спортивные состязания и фехтовальные поединки. А когда высокой чете наскучивала роскошь дворца с его золотыми ночными горшками и надоедало растворять в вине жемчуг, они, переодевшись слугами, выходили в город и участвовали в забавах простонародья. Антоний сбросил тяжёлую, сковывавшую движения римскую тогу и появлялся всюду только в лёгкой греческой одежде.
96
Socrates Rhodius, — Fragmenta Historicorum Graecorum, III Parisiis, 1849, стр.326.