Молчу. Отвожу взгляд, рассматриваю столик, чувствую себя просто ужасно. Внезапно лихорадочная тирада Дебби прерывается, в глазах — слезы:
— Я позорю тебя… и себя…
— Никого ты не позоришь!
— На твоем месте мне бы подумалось: женщина умоляет так, будто у нее нет никаких шансов…
— Я совсем так не думаю.
— Ну, зато я так считаю! Ведь с тех самых пор, как моему засранцу-муженьку прострелили башку три года назад, у меня никого, никого в постели не было. Даже на одну ночь. Пока не появился ты. И знаешь… — продолжает она чуть-чуть тише, — я, блин, всегда была влюблена в тебя по уши, как кошка. Тогда вечером, на рождественской вечеринке… я не была пьяна. Просто очень хотелось. Поцеловать тебя за…
— Дебби, не надо…
— …и когда ты остался у меня, то я подумала, я надеялась, молилась даже, что, может быть, мы сможем начать… тем более, Рауль мне сказал, как сильно ты ему понравился…
— Мне очень жаль, прости.
— Да не нужно извиняться! Мне не нужна твоя жалость. Только… ты сам. Ну, по крайней мере, я поверила в такую глупость… Ты, я, Рауль… Прямо как в сказке…
— Дебби, я люблю жену.
— Жена тебя бросила!
— Ну да. Сам виноват. Переспать с тобой было…
— Не смей, молчи.
Киваю. Между нами воцаряется тишина. Дебби вновь прикрывает мою ладонь своей:
— Нед, она ушла. А я — с тобой.
Как можно мягче отвечаю:
— Ты же знаешь, что все равно ничего не получится. Я бы и рад, но…
— Заткнись, — шепчет Суарес.
— Ладно, — соглашаюсь я.
Девушка убирает руку, достает из сумочки пакетик «Клинекса», вырывает салфетку и быстро вытирает влажные глаза.
— Знаешь, о чем я сегодня думала? О том, как, черт подери, устала. Жизнь превратилась в большую, затяжную войну. Никогда не хватает денег. Времени на сына. Постоянно переживаешь: квартплата, обучение, врач, а еще и страховку выплачивай, и неизвестно, не потеряешь ли долбаную работу на следующей неделе… Все надеешься, что станет легче. Но в глубине души понимаешь: улучшений не предвидится никогда. Так что вся борьба имеет смысл, только если у тебя есть главное: человек, который ждет тебя, когда возвращаешься домой поздно вечером…
— По крайней мере, у тебя есть Рауль, — заметил я.
— Кому ты объясняешь? Порой кажется, что он — единственная причина, чтобы просыпаться по утрам, орать весь день по телефону, продавать всякую фигню.
Суарес глубоко вдыхает, чтобы успокоиться. И встает:
— Ну, мистер Аллен, мне пора.
— Для тебя — Нед.
Девушка, качает головой.
— Увидимся, Дебби.
— Нет, не увидимся. — И с этими словами она направляется к выходу.
Я дошел до станции метро на Ленгсингтон-авеню и сел в электричку, идущую к центральному вокзалу. На станции у Четырнадцатой стрит с трудом поборол желание выскочить, промчаться три квартала к востоку, в Стайвезант-Таун, забарабанить в дверь Дебби, упасть к ней в объятия, стиснуть Рауля, точно обретенного сына, произнести трогательную речь о семейных ценностях, кроме которых ничто не имеет значения, после чего всем троим, держась за руки, следовало отправиться навстречу восходящему солнцу…
Если бы только жизнь придумывалась голливудскими сценаристами… Прости меня, Дебби!
А утром в четверг экспресс-почтой пришло письмо:
Нед!
Не хочется изображать стерву или недотрогу, но после случившегося нам, пожалуй, лучше ненадолго оставить друг друга в покое, пока мы оба не остынем.
Джулиет рассказала, как ты отреагировал на мое сообщение. Сейчас я думаю, что зря так быстро подключила адвокатов, и прошу у тебя прощения. Но, пожалуйста, не звони. Этим не поможешь.
Я свяжусь с тобой, когда окажусь готова — т. е. когда мне будет понятно, что делать дальше.
Лиззи
Перерыв всю квартиру Джерри, нашел официальный желтый конверт и ручку. Усевшись за столом в столовой, написал:
Дорогая Лиззи!
В ретроспективе у всех нас стопроцентное зрение, верно?
Я не в силах изменить случившегося, хотя, видит бог, мечтаю изменить прошлое любой ценой.
Я виноват. Виноват. Виноват. И скучаю по тебе так, что не выразить словами.
Но… хорошо, если ты не хочешь больше, чтобы я тебе звонил, я уважаю твою просьбу.
Но знай: всякий раз, когда звонит телефон, я надеюсь услышать твой голос.
С любовью, Нед
По пути на работу бросил письмо в почтовый ящик и подумал: «Теперь — ее очередь. И если Лиззи решит ничего не отвечать, то лучше мне подготовиться к тому, что между нами действительно всё кончено».
Через две недели, когда от Лиззи так и не пришло ответа, меня охватило непередаваемое отчаяние. И не только оттого, что выяснилось: отныне жена не желает иметь со мной никакого дела, но и потому, что на рекламную рассылку об «Эскалибуре» пришел один-единственный положительный ответ. Представьте: после двух сотен звонков ни один из директоров по производству не удостоил меня разговора! «Извините, мы не заинтересованы» — вот что мне раз за разом приходилось выслушивать от секретарей, личных ассистентов и прочих подвидов подчиненных. Почти всё это время Джерри отсутствовал в Нью-Йорке, отправившись в командировку, так что мне не приходилось отчитываться о растущем прогрессе или блефовать, расписывая всё в радужных красках.
Но я понимал: если продвигать фонд и дальше, то в конце концов придется поговорить с Джерри начистоту и признать: дела попросту не идут. А отчего? Если продавец умелый, то товар не удается протолкнуть по единственной причине: продукт не нравится людям.
Но я всё равно продолжал обзванивать, ежедневно связываясь едва ли не с пятьюдесятью компаниями из списка. «Извините, нам пока не требуются частные инвесторы. Извините, нами заинтересовались другие паевые фонды…»
Но неожиданно повезло. Как-то днем позвонил человек по имени Дуайт Кейпел. Сказал, что закончил Массачусетский технологический институт и возглавляет небольшую компанию в Медфорде, штат Массачусетс. Его фирма как раз разрабатывает новую, продвинутую видеокарту (электронный компонент, позволяющий компьютерам запускать трехмерные видеопрограммы).
— У нас есть передовые разработки, но не хватает бюджета, чтобы как следует разрекламировать проклятый продукт! Так что когда пришло ваше письмо и буклет, я подумал: может быть, как раз такой инвестор нам и нужен?
Однако в ответ на вопрос, могу ли я встретиться с ним в Медфорде, собеседник посоветовал переговорить с финансовым консультантом, совершенно случайно оказавшимся его братом. Родственника звали Элиот Кейпел.
Старший финансовый директор «Фидерал энд Стейт», пенсионного фонда, расположенного в Бостоне. Прошлым вечером Дуайт передал ему материалы об «Эскалибуре».
— Так что позвоните Элиоту, и если его заинтересуют ваши предложения, то мы, наверное, сработаемся.
Добраться до Элиота Кейпела оказалось нелегко. Первые два дня он был занят. Наконец я в отчаянии позвонил ему в шесть тридцать вечера. Трубку поднял сам финансовый директор.
— Надо же, какое удачное совпадение, — заметил он, когда я представился, — я как раз прочитал материалы об «Эскалибуре» сегодня днем.
Я почувствовал прилив вдохновения:
— Именно благодаря совпадениям и совершаются самые удачные сделки. Буду счастлив воспользоваться благоприятным моментом и посетить вас, чтобы рассказать, каким образом компания вашего брата может получить прибыль от инвестиций «Эскалибура».
— Мистер Аллен, а вы давно работаете в фонде?
— Пожалуйста, называйте меня Нед. Ответ на ваш вопрос — отрицательный. Если точнее — всего лишь несколько недель. Но, конечно же, меня весьма привлекает суммарный потенциал «Эскалибура» и…
— Так значит, вы не имеете никакого отношения ни к формированию фонда, ни к составлению рекламных материалов?
— Повторюсь: фонд меня нанял.
— А прежде вы работали в паевых инвестиционных фондах?