— Когда похороны?
— Завтра. В три тридцать, в Хартфорде. — Называю адрес крематория. — Как думаешь, может, возьмешь отгул на полдня, приедешь на поезде? А то никого, кроме меня, не будет…
— Постараюсь как следует, чтобы приехать, мистер Эй. Обещаю. И обзвоню старую гвардию — Дейва, Дуга, Фила, Хильди… Посмотрим — может, они тоже приедут. Мы все любили Айвана…
Суарес разрыдалась.
— И последняя просьба, — прерываю я.
— Сделаю все, что угодно.
— Я хочу, чтобы, как только мы договорим, ты отправилась в офис к Чаку Занусси и в точности передала ему, что случилось. Пусть поймет, что речь идет о самоубийстве.
— Уже бегу.
Из полицейского участка до офиса «Хоум Компьютер Монсли» мы доехали всего лишь за десять минут. Нас с детективом сопровождало немало обеспокоенных взглядов, пока мы шли мимо череды рабочих столов к кабинету издателя, Дьюэйна Хеллмана.
Владельцу кабинета было примерно тридцать два. Густая копна блестящих черных волос, синий костюм с искрой, слабое рукопожатие влажной ладони. Наше присутствие его явно беспокоило.
— Вы хотели встретиться с мистером Алленом? — уточнила Кастер, пока мы рассаживались по креслам.
Дьюэйн Хеллман принялся рассеянно барабанить карандашом по столешнице:
— Ребята, вас чем-нибудь угостить? Чаем? Кофе? Диетической колой?
— Давайте ближе к делу, мистер Хеллман, — перебила детектив. — Мы не можем потратить целый день.
Проклятый карандаш издателя вновь застучал по столу:
— Айван все мне о вас рассказал. Говорил, черт подери, что у продавца лучше вас начальника и быть не может… Расписал вас в самых радужных красках, словно…
У меня не было времени, и потому я пресек поток славословий в собственный адрес:
— А вы знаете, из-за чего Айван покончил с собой?
Карандаш забарабанил в два раза чаще:
— Должен признаться, и сам пережил охренительное потрясение. Айван проработал у нас только шесть недель, но всем понравился. И похоже, всегда пребывал в отменном расположении духа…
— Пожалуйста, отвечайте по существу, — раздраженно попросила Кастер. — Почему, по вашему мнению, он свел счеты с жизнью?
Хеллман нервно сглотнул, избегая смотреть детективу в глаза, отшвырнул карандаш в сторону. Когда наконец заговорил, то голос звучал каркающим хрипом:
— Я уволил его в пятницу.
До меня дошло не сразу:
— Что?! Почему? Да не молчите же, черт вас побери!
Хеллман вновь схватился за карандаш. Тук-тук-тук…
— Из-за него возникли проблемы, — оправдывался этот слизняк.
— Какие еще проблемы? — пошел я напролом.
— В общем… дальнейшая работа Айвана принесла бы нам убытки…
Тук-тук-тук… Тук-тук-тук…
— Произошло следующее. — Хеллман изо всех сил старался держать себя в руках. — Некто из крупных рекламодателей пригрозил отменить все последующие заказы на развороты, если Айван останется на работе…
— Назовите рекламодателя! — потребовал я. Хеллман прижал ко лбу ладонь, не отрывая взгляда от истырканной столешницы:
— «Джи-Би-Эс».
— Тед Петерсон?
Хеллман, не отводя взгляда от пресс-папье, медленно кивнул.
— И вы поддались шантажу?
— Я попробовал спорить, но Петерсон был непреклонен.
— И вы без лишних слов вышвырнули Айвана?!
— Я вас умоляю, это же «Джи-Би-Эс»… Мы же у них в руках…
— А от вас зависела жизнь Айвана Долински! Хеллман взмок, по холеному лицу струятся два крупных ручейка.
— Послушайте, если бы я знал…
— Он просил его оставить?
— Поверьте, у меня нет слов, чтобы выразить всю глубину…
— Айван просил вас?..
— Решение зависело не от меня…
— БЛЯДЬ, ОН ПРОСИЛ ТЕБЯ, СУКА, НЕ УВОЛЬНЯТЬ?!!
Я ору, нависнув над столом Хеллмана. Детектив Кастер бережно, но сильно стискивает мою правую руку и отводит меня назад, к креслу. Хеллман прикрывает голову обеими руками, точно ожидает нападения с моей стороны.
Раздаются рыдания.
— Да, — хнычет Дьюэйн, — просил…
Воцаряется долгое молчание. Пока я не говорю:
— Убийца.
Глава шестая
Возвращаться в Манхэттен той же ночью не было смысла. Да и после сцены в кабинете Дьюэйна Хеллмана мне требовалось несколько рюмок чего-нибудь покрепче. Кастер, официально закончившая рабочий день, с готовностью согласилась составить компанию.
Десять вечера. Обессиленно плюхнувшись на кровать, прослушиваю записи домашнего автоответчика. От Лиззи — ни слова. Пришлось звонить в офис в Лос-Анджелес.
Секретарша жены, Джуллиет, работала допоздна.
— Мистер Аллен, я передала ваше сообщение, оставленное в пятницу. Но вчера Лиззи так и не вернулась в город — сегодня ей прямо из «Кармеля» пришлось отправиться в Сан-Франциско, чтобы решить срочный вопрос. Там ваша супруга осталась на ужин, так что до завтра мы ее даже не ждем. Передать еще что-нибудь?
— Да нет, спасибо.
Позвонил в «Мондриан» и попросил соединить с голосовой почтой Лиззи. Оставил короткое и ясное сообщение: Айван покончил с собой, мне пришлось ехать на опознание и организовывать похороны, не смогу вернуться в Нью-Йорк раньше, чем ночью во вторник. Никаких эмоций. Не оставил своего номера в Хартфорде. Не опустился до мольбы.
На следующий день, в половине четвертого, когда я дымил сигаретой в компании детектива Кастер у входа в крематорий, к воротам подъехало такси. Дверь распахнулась, наружу вышла Дебби в компании Фила Сирио. Захотелось броситься навстречу и обнять обоих.
Приехавших отчасти удивило, что я располнел и опять курю.
— Спасибо, — произнес я, — большое спасибо. Думал, придется все делать самому.
— Не стоит благодарности, шеф, — откликнулся Фил. — Я теперь работаю в закупках для ресторана, которым заправляет брат, так что могу приезжать и уезжать, когда заблагорассудится.
— Ага, и мистер Занусси легко согласился дать мне отгул на первую половину дня, — вмешалась Дебби.
— Как Чак встретил новость?
— Притих. Надеюсь, от стыда. С вами всё в порядке?
— Могло быть и лучше.
— А чего курите? — поинтересовалась Суарес.
— Временный срыв.
— Мистер Эй, вы спятили? Так и помереть недолго…
— Только если как следует постараться, — подала голос приближающаяся детектив.
Я представил новую знакомую. Нам помешал юркий похоронный распорядитель в черном костюме, державший в руках планшетку для записей и то и дело поглядывавший на часы, точно контролируя время.
— Полагаю, пора начинать, — заметил он.
Кастер вполголоса съязвила:
— Еще бы. Через полчаса появится следующий клиент.
Часовня представляла простую, скромную комнату. Белые кирпичные стены, пол из песчаника, лакированные скамьи из сосны, на катафалке из искусственного мрамора — непритязательный деревянный гроб, выбранный мною для Айвана.
Войдя, Дебби и Фил отреагировали на гроб с запоздалым удивлением. Не то чтобы вид деревянного ящика оказался неожиданностью, но вид похоронного аксессуара неизменно нагнетает тревогу. Потому что понимаешь: там, внутри — кто-то, кто еще вчера жил, совсем как ты сейчас. А еще — из-за знания: тебя тоже ждет ящик.
Садимся в первом ряду. Входит раввин. Он встает справа от гроба, нараспев молится на иврите, глаза закрыты, тело медленно покачивается взад-вперед, будто ветка на ветру Затем священнослужитель по-английски сообщает, что теперь он зачитает во имя ушедшего брата по вере, Айвана, кадиш — поминальную молитву.
Сперва голос еле слышен. Но вскоре нарастает, и вот уже раздается глубокий, обволакивающий баритон — страстный, мощный, исполненный трагизма. И хотя никто из присутствующих не понимает ни слова, сила молитв говорит сама за себя. Умер человек. Оборвалась жизнь.
Событие, заслуживающее внимания.
Дебби прикрыла лицо ладонью и тихо плачет. Фил стоит возле гроба с каменным лицом, изо всех сил стараясь сохранять беспристрастность под шквалом иудейского красноречия. Пожалуй, даже детектива Кастер странным образом тронуло ужасающее одиночество обряда.