«Форма Кью». Сейчас она была лишь далеким видением, но выделите на нее средства — и она обретет реальность. Макферсон в этом не сомневался, но теперь, после того как Бенсон скрылся из клиники, положение изменилось.

В дверь кабинета заглянул Эллис.

— Кто-нибудь хочет кофе?

— Да, — ответил Макферсон и посмотрел на Морриса.

Моррис покачал головой и встал.

— Я, пожалуй, проиграю кое-какие записи Бенсона.

— Неплохая мысль, — сказал Макферсон, хотя вовсе так не думал. Но он понимал, что Моррису необходимо чем-то заняться, иначе он мог совсем расклеиться.

Моррис и Эллис ушли, и Макферсон остался наедине со своими разноцветными графиками, наедине со своими размышлениями.

11

Когда Дженет Росс кончила свой рассказ, было уже двенадцать, и она испытывала невероятную усталость. Виски помогло ей успокоиться, но усилило утомление. Она заметила, что начинает запинаться, терять ход мыслей, говорить совсем не то, что ей хотелось сказать. Никогда еще ее не охватывала такая всепоглощающая усталость.

Андерс, напротив, был полон сил и энергии, и это ее раздражало.

— Как вы думаете, где сейчас Бенсон? Куда скорее всего он мог направиться? — спросил он.

Она покачала годовой.

— Невозможно сказать. Поведение после припадка непредсказуемо.

— Но вы же его психиатр, — настаивал Андерс. — Вы должны многое о нем знать. Неужели вы не можете представить себе его следующий шаг?

— Нет, — сказала Дженет. (Как она устала! Неужели он не понимает?) — Состояние Бенсона, безусловно, вне нормы. Он на грани психоза, у него спутанное сознание, он получает частые стимуляции и перенес несколько припадков почти подряд. Он способен на что угодно.

— Но если он растерян… — Андерс помолчал. — Что он может сделать в таком состоянии? Как будет себя вести?

— Послушайте, — сказала Дженет. — Это бесполезно. Так мы никуда не придем. Сейчас он способен на все.

— Ну, хорошо. — Андерс поглядел на нее и отпил глоток кофе.

Ну почему он не может перестать? Нелепо же пытаться выследить Бенсона, исходя из его психического состояния. И ведь ясно, как все это кончится. Кто-нибудь наткнется на Бенсона и пристрелит его. Даже Бенсон сказал…

Дженет сдвинула брови. Что он сказал? Что-то о том, как все это кончится. Но что именно? Она попыталась вспомнить его слова, но не сумела. Тогда она была так испугана, что не слишком его слушала.

— Тупик, — сказал Андерс, вставая и отходя к окну. — В любом другом городе у нас еще оставалась бы надежда на успех. Но не тут, не в Лос-Анджелесе. Это же пятьсот квадратных миль! Он больше Нью-Йорка, Чикаго, Сан-Франциско и Филадельфии, взятых вместе. Вам это известно?

— Нет, — ответила Дженет, думая о другом.

— Слишком много мест, где можно укрыться, — говорил Андерс. — Слишком много путей к бегству… слишком много шоссе, слишком много аэропортов, слишком много пристаней. Если он не дурак, то уже едет в Мексику или в Канаду.

— Нет, он этого не сделает, — сказала Дженет.

— А что он сделает?

— Вернется в клинику.

— А мне почудилось, что вы не беретесь предсказывать его поведение, — заметил Андерс после некоторого молчания.

— Это только предчувствие и ничего больше.

— Ну, так едем в клинику, — сказал Андерс.

НПИО выглядело как военный штаб во время боевых действий. Прием пациентов был отменен до понедельника. Четвертый этаж был закрыт для всех, кроме сотрудников клиники и полиции. По коридорам сновали «научники» с испуганными лицами. Они явно опасались не только потери дотаций, но и увольнения. Непрерывно звонили телефоны, репортеры пытались прорваться сквозь кордон полицейских. Макферсон заперся у себя в кабинете с руководителями клиники; Эллис рычал на каждого, кто приближался к нему на десять шагов; Моррис куда-то исчез, и его никак не могли найти, а Герхард и Ричардс пытались заказать телефонный разговор, чтобы проверить прогноз на другом компьютере, но все линии были заняты.

Беспорядок был полнейший: пепельницы, доверху набитые окурками, скомканные бумажные стаканчики из-под кофе и огрызки бутербродов на полу, мятые куртки и халаты на стульях. Телефоны звонили не умолкая: едва кто-нибудь вешал трубку, как тут же раздавался звонок.

Дженет Росс сидела с Андерсом у себя в кабинете и проверяла описание внешности Бенсона в полицейском отчете. Несмотря на компьютерную обработку, описание было достаточно точным: мужчина, белый, волосы темные, глаза карие, рост 5 футов 8 дюймов, вес 140 фунтов, возраст 34 года. Особые приметы — парик и забинтованная шея. Предположительно вооружен пистолетом.

Причины преступления: предполагаемое психическое заболевание.

Дженет вздохнула.

— Он не вполне укладывается в ваши компьютерные категории.

— В них никто не укладывается, — сказал Андерс. — Остается надеяться, что описание достаточно точное, чтобы его можно было опознать. Кроме того, мы размножили его фотографию и разослали по городу. Это должно помочь.

— А что мы будем делать сейчас?

— Ждать, — сказал Андерс. — Если только вы не догадаетесь, где он может прятаться.

Дженет покачала головой.

— Тогда будем ждать, — повторил Андерс.

12

В этом помещении с низким потолком стены были выложены белым кафелем. Плафоны дневного света ярко сияли над шестью столами из нержавеющей стали, снабженными стоками. Пять столов были пусты, на шестом лежало тело Анджелы Блэк. Два прозектора производили вскрытие, а Моррис, наклонившись над столом, следил за ними.

Как хирург, Моррис много раз присутствовал на вскрытиях, но они были совсем другими. На этот раз прозекторы перед тем, как начать вскрытие, почти полчаса изучали внешний вид трупа и снимали его. Особое внимание они обращали на края ран, на «осаднение кожи», как они выразились. «Это означает, что раны были нанесены тупым орудием», — объяснил один из них. Оно не рассекло кожу, а натянуло ее и прорвало. Затем орудие вошло в тело, но ссадина оказалась шире самой раны. В нескольких местах в раны вдавились волосы — еще одно подтверждение того, что нанесены раны тупым предметом.

— Но каким именно? — спросил Моррис.

— Пока определить это невозможно, — ответили они. — Прежде необходимо исследовать раневой канал, определить его глубину.

Сделать это было не так просто: форма раны из-за эластичности кожи менялась, подлежащие ткани сдвигаются как до наступления смерти, так и после. Такое исследование требовало много времени. Моррис устал, у него болели глаза, и через некоторое время он вышел из секционной в криминалистическую лабораторию, где на большом столе было разложено содержимое сумочки убитой.

В лаборатории работало три человека: один называл предмет, другой записывал его в формуляр, третий прикреплял ярлык. Все было обычным и простым — губная помада, пудреница, ключи от машины, кошелек, бумажные носовые платки, жевательная резинка, записная книжка, шариковая ручка, противозачаточные пилюли, тушь для ресниц, заколки. И две пачки спичек.

— Две пачки спичек, — говорил полицейский. — Обе со штампом отеля «Морской аэропорт».

Моррис вздохнул. Эта процедура была такой же медленной и тщательной, как и вскрытие. Неужели они думают, что так и правда можно что-нибудь узнать? Он почувствовал, что не в силах больше наблюдать за этой кропотливой работой. Такое стремление к решительным действиям, неумение терпеливо ждать Дженет Росс называла «болезнью хирургов». Моррис вспомнил, как на конференции НПИО, когда рассматривался кандидат на операцию третьей степени — женщина по фамилии Уорли, — он настаивал на операции, несмотря на то что положение осложнялось другими заболеваниями. Дженет Росс тогда засмеялась. «Сниженный эмоциональный контроль», — сказала она. В ту минуту Моррис готов был ее убить. И ему не стало легче, когда Эллис спокойно согласился с тем, что миссис Уорли — неподходящий кандидат для этой операции. Моррис почувствовал, что его предали, хотя Макферсон и сказал затем, что предложенную кандидатуру, по его мнению, отвергать сразу не следует — миссис Уорли можно занести в список и подвергнуть дальнейшему обследованию.