«Слишком казенно», — подумал Макферсон. Он перемотал ленту и изменил фразу.

— Конечно, любой человек, сидящий за пультом управления и нажимающий кнопки, уже взаимодействует с компьютером и связан с ним. Но это не прямая связь и не постоянная. Таким образом, данная операция представляет собой явление иного характера. Как же ее следует рассматривать?

«Хороший вопрос», — подумал Макферсон. Несколько секунд он смотрел на телевизионный экран, потом продолжал:

— В этом случае компьютер можно рассматривать как своего рода протез. Человек, которому ампутировали руку, получает механический эквивалент своей утраченной руки, а человек, чей мозг поврежден, обретает механическую помощь для преодоления последствий этого повреждения. Такая оценка данной операции как будто бы очень удобна. Она превращает компьютер просто в весьма высококачественную деревянную ногу. Однако дело этим далеко не исчерпывается.

Макферсон замолчал и посмотрел на экран. Кто-то сменил ленту, и теперь воспроизводилась запись разговора Бенсона с психиатром до операции. Бенсон был возбужден, курил и тыкал перед собой горящей сигаретой.

Заинтересовавшись, Макферсон повернул регулятор громкости.

— …знают, что делают. Машины везде. Прежде они были слугами человека, но сейчас подчиняют его себе. Незаметно-незаметно подчиняют…

В кабинет заглянул Эллис, увидел светящийся экран телевизора и улыбнулся.

— Изучаете предысторию?

— Пытаюсь немного поработать, — ответил Макферсон, указывая на диктофон.

Эллис кивнул и исчез, прикрыв за собой дверь. Бенсон на экране говорил:

— …сознаю, что я поступаю как предатель по отношению ко всему человечеству, потому что помогаю машинам стать еще умнее. Это моя работа — программировать искусственный разум и…

Макферсон убрал звук и снова начал диктовать;

— В электронной вычислительной технике мы различаем центральное и периферическое оборудование. То есть главный компьютер считается центральным, хотя бы он находился в каком-нибудь подсобном помещении, например в подвале здания. Печатающие устройства компьютера, пульты управления и т. д. составляют периферическое оборудование. Они расположены на концах, на разных этажах здания.

Он опять посмотрел на экран телевизора. Возбуждение Бенсона заметно возросло. Макферсон включил звук и услышал:

— …становятся все более умными. Вначале паровозы, затем автомобили и самолеты, затем счетные машины. Теперь компьютеры, петли обратной связи…

Макферсон выключил звук.

— Аналогией у человека служит головной мозг и периферические исполнительные органы, такие, как рот, руки, ноги. Они подчиняются распоряжениям — командам — мозга, и в целом о работе мозга мы судим по действию этих периферических аппаратов. Мы наблюдаем за тем, как человек ведет себя, что он говорит, и из этих наблюдений делаем выводы о работе его мозга. В этой идее нет ничего нового.

Макферсон взглянул на телевизионное изображение Бенсона. Что бы сказал на это Бенсон? Согласился бы или нет? Хотя какое это могло иметь значение.

— Но теперь с помощью этой операции мы создали человека не с одним мозгом, а с двумя. У него есть биологический мозг, который поврежден, и электронный мозг, призванный корректировать повреждение. Новый мозг, таким образом, должен контролировать биологический мозг. А это создает совершенно новое положение. Биологический мозг становится периферическим исполнителем — единственным периферическим исполнителем команд электронного мозга. В одной области контроль полностью принадлежит электронному мозгу. А потому и биологический мозг больного, и все его тело превращаются в окончание компьютера. Мы создали человека, который представляет собой большой, сложный периферический придаток нового компьютера. Больной становится печатающим устройством нового компьютера, и он так же не может что-либо изменить, как телевизионный экран не может воздействовать на информацию, которую мы с него получаем.

«Возможно, это сказано слишком сильно», — подумал Макферсон. Он нажал кнопку и произнес в микрофон:

— Гарриет, напечатайте последний абзац, но потом покажите его мне. Римская цифра четыре. Резюме и выводы.

Макферсон снова сделал паузу и включил звук.

Бенсон говорил:

— …ненавижу их и особенно проституток. Авиамеханики, танцовщицы, переводчики, заправщики на бензоколонках — люди, подобные машинам или обслуживающие машины. Проститутки! Я их всех ненавижу…

Бенсон подчеркивал свои слова взмахами сигареты.

4

— Ну, и какое у вас было чувство? — спросил доктор Рэмос.

— Я была зла, — сказала Дженет Росс. — Зла, как черт. Эта сестра, которая стояла и смотрела на все, делая вид, будто не понимает, что происходит. Но она отлично понимала!

— Вы рассердились?.. — доктор Рэмос не договорил.

— Из-за операции. Из-за Бенсона. Они все-таки его оперировали. Я с самого начала говорила им, с самого начала, что этого нельзя делать, но Эллис, и Моррис, и Макферсон хотели оперировать. Они захлебываются самоуверенностью. Особенно Моррис. Когда в послеоперационной я увидела, с каким смаком он глядит на Бенсона — бледного как смерть, замотанного в бинты, — я взбесилась.

— Но почему?

— Потому что он был такой бледный, потому что он…

Дженет умолкла. Она старалась найти адекватный ответ и не могла.

— Насколько я понимаю, операция прошла успешно, — сказал доктор Рэмос. — И после операции все больные обычно бывают бледными. Так что же вас взбесило?

После некоторого молчания Дженет проговорила:

— Не знаю.

Она услышала, что доктор Рэмос переменил позу. Видеть его она не могла, так как лежала на кушетке, а он сидел сзади нее в кресле. Наступило долгое молчание. Дженет смотрела в потолок и тщетно искала, что сказать. Ее мысли мешались, в них не было никакой стройности. Наконец доктор Рэмос сказал:

— Присутствие сестры, по-видимому, имело для вас большое значение.

— Разве?

— Вы ведь упомянули про нее.

— Я не заметила.

— Вы сказали, что там была сестра и она знала, что происходит… Так что же конкретно там происходило?

— Я была взбешена.

— Но вы не знаете почему?

— Нет, знаю, — ответила Дженет. — Из-за Морриса. Он так петушится!

— Петушится? — повторил доктор Рэмос.

— Излучает самоуверенность.

— Вы сказали «петушится».

— Послушайте, я ничего под этим не подразумевала. Просто к слову пришлось… — Дженет вдруг умолкла. Ее душил гнев, и она уловила дрожь в своем голосе.

— Вы и сейчас сердитесь, — сказал доктор Рэмос.

— Очень.

— Почему?

— Они не стали меня слушать.

— Кто не стал вас слушать?

— Да никто из них. Ни Макферсон, ни Эллис, ни Моррис. Никто меня не слушал.

— Вы сказали доктору Моррису или доктору Эллису, что вы сердитесь?

— Нет.

— Но излили свой гнев на доктора Морриса?

— Да.

Он подводил ее к какому-то выводу, но ей не удавалось понять, к какому. Обычно на этом этапе она уже все понимала. Но сейчас…

— Сколько лет доктору Моррису?

— Не знаю. Он примерно моего возраста. Тридцать, тридцать один. Что-то около этого.

— Примерно вашего возраста.

Эта манера повторять слова собеседника окончательно вывела ее из себя.

— Да, черт возьми, примерно моего возраста.

— И он хирург.

— Да…

— Легче срывать злость на том, кого вы считаете своим ровесником?

— Я никогда об этом не думала.

— Ваш отец тоже был хирургом, но он не был вашим ровесником.

— Можете не разжевывать.

— Вы все еще сердитесь.

Дженет вздохнула.

— Давайте сменим тему.

— Хорошо, — сказал доктор Рэмос тем безмятежным голосом, который ей иногда нравился, а иногда бесил ее.

5

Моррис терпеть не мог первичного приема. Такой прием вели главным образом психологи, и процедура была долгой и скучной. Статистика показывала, что из сорока человек, обращавшихся в НПИО, дальнейшему обследованию подвергался только один и лишь у одного из восьмидесяти четырех обнаруживалось органическое поражение мозга с нарушениями в поведении. Таким образом, первичные консультации, как правило, оказывались пустой тратой времени.