Ну разве не похож Мантфель на сорокопута? Небольшую птицу в черной шапочке, с загнутым кончиком клюва. Однажды Кен наблюдал за сорокопутом — птица сидела на ветке, потом камнем бросилась на землю, после чего очень быстро взмыла вверх. Уселась на ветку бузины и крепким клювом насадила на острую веточку маленького прозрачного лягушонка. Изумленно наблюдая за происходящим, Кен никак не мог отделаться от мысли, что его профессор точно так же ловит птиц и насаживает их чучела на крючки, за которые подвешивает на стены.

Сорокопут улетел, Кен подкрался к бузине и увидел, что лягушонок еще дрыгает лапками. Сам не понимая зачем, Кен сбросил беднягу в траву и только потом подумал, что совершенно напрасно вмешался в жизнь природы. Из биологии он знал, что сорокопут так поступает в том случае, если ему повезло и лето оказалось обильным на еду, или он готовил себе еду на завтра.

Вернувшись из экспедиции, возбужденный, загорелый, Кен едва ли обратил внимание на сообщение матери о том, что у них в доме будет жить девушка из Швеции.

Ну и что такого? Да кто у них только не жил! Когда он был школьником — парнишка из Мексики. Потом африканец, кажется из Кении, потом один из Австралии… А уж негритянка из Южной Африки — о, это было событие!

Мать завела специальную гостевую книгу, из которой можно узнать много чего интересного. Все эти ребята писали что-нибудь на память, уезжая. Там, конечно, были настоящие объяснения в любви Сэре Стилвотер. Да, его мать всегда была красивой женщиной. И очень умной. Участие в университетской программе — разве не реклама семейной фирме? Всемирная реклама. И еще — благотворительная деятельность. Семейство Стилвотеров в церковной общине — настоящая жемчужина, как выражается патер, обожающий цветистые сравнения. Еще бы, насколько известно Кену, та самая Хелли Спарк щедро одарила приход, внезапно смывшись из их дома, из университета, из города, из их штата, наконец!

Дом Стилвотеров гораздо больше стандартного дома, приличествующего американской семье их уровня и достатка, — а разве риэлтерам пристало жить в плохом доме? Два жилых этажа и цоколь, где располагаются прачечная, отцовская мастерская, разные кладовки Бог знает с чем и для чего, котельная. Родители работают с утра до ночи, операции с недвижимостью — бесконечный во времени процесс, поэтому они занимаются с клиентами и поздно вечером. Девушка-студентка будет помогать матери по хозяйству, так принято — гостеприимство надо оплачивать. Кроме того, хозяева могут попросить что-то сделать по дому и заплатить. Немного, на карманные расходы.

Когда наконец Кен пришел в себя после увлекательной экспедиции, он начал осознавать новость, которую услышал от матери. Итак, у них в доме впервые будет жить девушка — Хелли Спарк не в счет, это экзотика. От сделанного открытия сердце забилось быстрее.

До сих пор единственной женщиной под их крышей была мать. Конечно, уже немолодая, но с все еще прекрасной фигурой, всегда дорого и со вкусом одетая, ухоженная, уверенная в себе. Давно поседевшая, она красила волосы в светло-каштановый цвет так тщательно, что Кен с самого рождения считал его настоящим.

Но с Кеном стало твориться что-то невероятное, когда в доме он ощутил запах Зигни.

Да, именно запах. Что это? Холодный аромат севера? Или свежего ветра, настоянного на морской соли? Точно не скажешь. Однако когда он лежал без сна с открытыми глазами на своем водяном матрасе, он воображал Зигни — и почему-то не в Америке, не в Миннеаполисе, а у нее на родине, которую никогда не видел. Кен вообще не был в Европе, а по фильмам и телепередачам представлял Швецию холодной северной страной, погребенной под снежными сугробами. Страной, из которой осенью птицы улетают в Италию, во Францию, в Африку… Зимовать. А может, Зигни тоже птица, которая превратилась в девушку и прилетела зимовать к ним? Тогда это очень, очень северная птица. Он даже не знал, какая именно.

Кен ворочался с боку на бок, вода шевелилась под ним как живое существо, вздыхала под его мускулистым телом. Ему вдруг мерещилось, как босые ноги Зигни ступают по каменистому берегу моря, как темные волны прибоя накрывают маленькие голые ступни с крошечными, как у ребенка, пальчиками. Потом набегает высокая волна и едва не валит девушку с ног, но Зигни удается устоять. Вот она — тоненькая, в мокром платье. Аккуратная грудь, плоский живот с ямкой пупка, ягодицы, словно выточенные из слоновой кости… Кен оказывается рядом в ту самую минуту, когда Зигни уже не в силах устоять под натиском ветра и волн, и он, Кен, валит ее на большой плоский валун и овладевает ею… Море плещется, обдавая брызгами их нагие тела, Кен ощущает солоноватый вкус мокрых и потому темных, а не золотых волос Зигни. Краем глаза видит он одинокую белую птицу, которая кружится над ними. Чайка. Но в темноте ночи здесь, в Миннеаполисе, в городе, стоящем на берегу самой что ни на есть американской реки Миссисипи, это не просто белая чайка — это желание Кена, оно кружится над Зигни, кружится, кружится… не смея спуститься с небес…

Пока не смея, уточнил Кен сам для себя.

Он со стоном повернулся на спину, подогретая вода матраса качнула его и как будто тихо шепнула что-то, а тонкое шерстяное одеяло вздыбилось ниже талии. Ох…

Кен заставил себя закрыть глаза и подумать о чем-то другом. Например, о том, что ему скоро снова предстоит экспедиция за птицами. Надо приготовить палатку, спальный мешок, цифровую фотокамеру, видеокамеру, блокноты… Инструменты, наконец.

На несколько минут эти мысли в самом деле захватили его, и Кен уже дышал ровнее, вода в матрасе успокоилась, одеяло ровнее лежало на бедрах. Он слышал, как часы в гостиной пробили один раз, значит, это половина, но какого часа? Он не знал.

Интересно, Зигни сейчас спит у себя в гардеробной — какая смешная девчонка, выбрала самую нелепую комнату в доме! Там никто никогда не жил. Они с братьями в ней прятались, когда были детьми. Их семья не по-американски долго живет в этом городе и в этом доме. Типичные американцы переезжают не реже одного раза в пять-семь лет. А европейцы? Шведы, например, часто переезжают? Наверное, не очень, потому что у них маленькая страна. Кен отыскал на карте Швеции городок, из которого приехала Зигни Рауд. Арвика…

Кен со стоном отбросил одеяло. Его вопль отчаяния разорвал безмолвие ночи:

— О Господи!

Он приказал себе выбросить из головы и Швецию, и Зигни Рауд. А потом нашел успокоение в очень простой мысли: ну что я мучаюсь? Завтра утром предложу подбросить ее на занятия. На отцовском старом «форде». Чего проще? «Форд» — испытанная машина для этих дел, проверено. Он ухмыльнулся.

Успокоенное гениальным решением, молодое тело Кена Стилвотера наконец обрело покой, и сон снизошел на него как награда за находчивость.

А Зигни Рауд мирно спала на жестком матрасе, который выбрала из всех, предложенных Сэрой.

— Я привыкла к спартанской постели, — объяснила Зигни, улыбаясь одними глазами. — От этого лучше циркулирует кровь. Это здоровее.

Сэра пожала плечами.

— Да, конечно, вы у себя в Швеции живете совсем по-другому. У вас другие предпочтения. Другая мода. А у нас в Америке сейчас повальное увлечение водяными матрасами. Если хочешь, могу предложить тебе испытать…

— Нет-нет, спасибо, Сэра.

Зигни мгновенно засыпала, стоило щеке коснуться подушки. Длинная сумеречная комната навевала покой, девушка чувствовала себя в ней защищенной и отъединенной от всех. В спальне для гостей она чувствовала бы себя гостьей. Одной из тех, кто уже спал до нее на кровати. Она не хотела быть одной из… из череды многих.

Зигни Рауд не любила подобных ощущений. Она пришла в этот мир не для того, чтобы погостить, а явилась сделать свое дело, исполнить то, что должна исполнить только она.

Знала ли сама Зигни, что за предназначение у нее в этом мире?

Пока нет, но ее не покидало странное предчувствие: очень скоро это «нечто» само обнаружит себя, явится к ней, и она тотчас узнает его и ни за что не ошибется.