У шейха Али (людей, сопровождающих шейха Али) несомненно имелась фотография Нура. Майор Пухов сейчас был вылитый Hyp. В принципе, каждый второй гулиец был вылитый Hyp. Древние законы запрещали гулийцам жениться на женщинах других национальностей. В результате родственных браков представители главных гулийских кланов были похожи друг на друга как братья. Воюющие в Гулистане русские солдаты различали кланы по цвету волос. Были гулийцы «черные», «светлые» и «рыжие». Hyp принадлежал к «черным» гулийцам.

Рейсы из Шереметьево-2, как правило, отправлялись без больших задержек (не так как из Домодедова или Быкова), однако зал ожидания был полон спящих в креслах людей.

В последнее время в России случалось по несколько выборов в год, и перед каждыми выборами журналисты делали репортажи из Шереметьева-2. В международном аэропорту почему-то всегда царило полнейшее спокойствие. Пойманным для интервью пассажирам было плевать на очередные выборы – многие о них и не знали. Это озадачивало и раздражало кормящуюся с предвыборных страстей журналистскую рать, потому что в перспективе означало потерю; кормления. Все чаще майору Пухову приходила в голову мысль, что выборы как раз и проводятся для журналистов, социологов, специалистов по рекламе, организаторов предвыборных «штабов» и прочей сволочи, не находящей себе применения в периоды обыденного трудового существования.

Вот уже несколько лет майор Пухов без крайней на то необходимости не смотрел телевизор и не читал газет.

Российская пресса боготворила ненавидящих Россию гулийцев, называла мнимо покойного генерала Сака «гулийским Юлием Цезарем». Интересно, подумал майор Пухов, закроет Юлий Цезарь, после того как возьмет Кремль (войдет в Рим), Шереметьево-2 или нет?

В общем-то генералу Саку незачем было закрывать Шереметьево-2. Докучавшие ему в Гулистане российские генералы рванут из страны с военных аэродромов. Гражданский же российский истеблишмент легко признает власть чудесным образом воскресшего генерала Сака.

– Сделай доброе дело, сынок, – помнится, сказал майору Пухову семь лет назад генерал Толстой, – верни в Россию славного парня – единственного советского генерала, воспротивившегося развалу Союза. Передай письмишко.

– Где славный парень? – спросил Пухов. – Все еще в Вильнюсе?

– Чуть дальше, – усмехнулся генерал Толстой, – в Диснейленде.

– Что он там делает? – удивился майор.

– Насколько мне известно, – ответил генерал Толстой, – занят на обслуживании какого-то водного аттракциона. Получает, кажется, полторы тысячи долларов в месяц.

– Не много, – заметил майор, – но все же больше, чем российский министр обороны. Что мне ему сказать?

– Скажи ему, сынок, – вздохнул генерал Толстой, – что без него России не быть великой.

– А с ним, значит, быть? – уточнил Пухов.

– Увы, сынок, – вздохнул генерал Толстой, – такова русская планида: когда Россией управляют русские, они ее губят, приводят в упадок; когда нацмены – Россия поднимается до немыслимых высот. Хотя людишкам, конечно, приходится туго…

…Майор Пухов прилетел в Лос-Анджелес вечером. В отеле ему достался угловой номер на предпоследнем этаже. Из окон одной комнаты (кабинета) он видел бульвар Sunset и закат над океаном. Горизонт выгибался подковой, и, казалось, гигантский красный лобстер объял стекло центральных небоскребов, одноэтажные, без единого деревца, бесконечные и прямые мексиканские улицы, пляжи и прибрежные автострады своими щелкающими клешнями. Из окон другой комнаты (спальни) майору открылся захлебывающийся в огнях город, вычерченные в воздухе цветными лазерами картинки над павильонами и аттракционами киностудии «United Artist», сиренево-желтый смог, внутри которого смутно мерцали звезды.

Майор Пухов побывал во многих странах, во многих городах. Он знал (из истории и по собственным наблюдениям), что всякий большой город (мегаполис) неуклонно деградирует в своем развитии в сторону древнего Вавилона. Внутри больших скоплений людей на малых площадях с фатальной неизбежностью угасали добродетели и яростно расцветали пороки. Смешение племен и языков оборачивалось смешением (коктейлем) грехов. Лос-Анджелес занимал первое место среди городов мира по числу людоедов на тысячу жителей. На втором месте была Москва.

Утром город ангелов был в плотном белом тумане, как если бы эти самые ангелы оставили здесь ночью свои крылья. Майор Пухов взял напрокат машину и двинулся, светя фарами сквозь оставленные ангельские крылья, к Диснейленду.

В девять ноль-ноль он купил за тридцать восемь долларов входной билет и вошел в парк. Туман к этому времени окончательно рассеялся, солнце (как и положено в декабре в Калифорнии) припекало по-летнему.

Диснейленд был абсолютно безалкогольной зоной, однако неизвестно зачем приведенные сюда, мучимые похмельем, костюмно-галстучные дяди (делегация из России) украдкой разливали в буфете в пластиковые стаканы водку. Вдоль столов (чтобы веселить детей и фотографироваться с посетителями) прохаживался разноцветный плюшевый человек в маске Микки Мауса. Таких Микки Маусов, равно как и псов Плуто и Друппи, утят Дональдов Даков, принцев, русалок и прочих персонажей из мультфильмов гуляло по Диснейленду великое множество. Майор Пухов подумал, что у него мало шансов переговорить с генералом Сактагановым, если работа того заключается в хождении по буфету в маске Микки Мауса. Душевно опохмелившийся дядя из России налил в пластиковый стаканчик водки, поднес Микки Маусу. Тот в ужасе замахал руками (лапами). Американцы воздерживались пить на работе, к тому же в маске не было прорези для рта.

Майор Пухов, зная бесконечное презрение американцев к пытающимся зацепиться в их стране иностранцам, подумал, что генерала Сактаганова, по всей видимости, поставили на самый скучный, механический аттракцион.

Так оно и оказалось.

Пухов нашел его на самом последнем – лодочном – аттракционе.

Аттракцион заключался в том, что живые люди (в основном дети) плыли гуськом на лодках по длинному извилистому туннелю, а электронно-механические дети в национальных костюмах всех народов Земли на берегах туннеля пели и приветствовали плывущих в лодках, махая руками и букетами цветов.

Генерал Сактаганов дежурил у турникета, пропуская в каждую вновь подошедшую лодку не более четырех посетителей. Майора Пухова немало удивило то, что он был в пилотке с кокардой советских ВВС и что пилотка разъезжалась у него на макушке самым неприличным образом. Впрочем, в Диснейленде никто не обращал внимания на подобные мелочи. Напарником генерала был то ли индеец, то ли эскимос в феске и почему-то при густых, как непроваренная лапша, эполетах на плечах.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – приветствовал Сактаганова майор Пухов. – Я дважды проплыл по лабиринту, но что-то не обнаружил детей в гулийских костюмах.

– Там, кстати, нет и русских, – заметил, принимая запечатанное письмо генерал Сактаганов. – Есть украинцы, белорусы, а вот русских… – развел руками.

Нельзя было сказать, чтобы и американский народ валом валил на лодки. Гулиец успел прочитать письмо от генерала Толстого, аккуратно вложить его в конверт и спрятать в карман.

– Странно, – заметил майор, которому показалось, что ни одна сколько-нибудь заметная нация не была пропущена в бесконечном поющем лодочном лабиринте, – я видел ретороманцев, басков, даже караимов. Отчего же нет гулийцев и русских?

– Должно быть, американцы не видят за нашими народами будущего, – предположил генерал Сактаганов.

Пухов знал, что американцы предлагали ему большие деньги и материальную (военную) – через Турцию – помощь, если он вернется на Кавказ, поднимет мятеж против ослабевшей и обезволившей русской власти. Гулиец отказался. Американцы дали время ему подумать, приставив к лодкам в Диснейленде.

– Они утопят тебя в этой музыкальной канаве, – тихо сказал майор Пухов, – так у них принято. Уж я-то знаю.

– Скорее всего, – не стал спорить генерал Сактаганов, – но у меня нет выбора. По сути дела вы предлагаете мне то же самое, что и они.