– Зачем ему все это?

– Что – это?

– Вечер, выступления, публика… Отец ни разу здесь не выступал. Думаю, ему и в голову бы не пришло организовывать какие-то обсуждения… Он выступает лишь на больших читательских конференциях.

– Я забыла тебе сказать: жена Татаринова звонила неделю назад и просила послать телеграмму Вадиму Федоровичу, чтобы он приехал в Ленинград и выступил. Напомнила, что Татаринов в свое время дал твоему отцу рекомендацию в Союз писателей.

Татаринову поднесли букет цветов, он отечески расцеловал молодую симпатичную читательницу, поклонился публике. Ушков спросил, будут ли вопросы. Вопросов не было, и вечер закончился. В кафе, куда Андрей и Маша зашли выпить по чашке кофе, к ним подсел Николай Петрович. Тоже заказал кофе и бутерброд с красной икрой.

– Не пойму, зачем старику все это было нужно, – сказал он, помешивая ложечкой черную жижу. – Скорее всего, это организовала Анастасия Петровна, ей все кажется, что ее Тимошеньку замалчивают, притесняют. Да и читатели стали забывать, после того как он перестал издавать новые романы.

– А у Славина народу было много? – поинтересовалась Маша.

– Татаринов как писатель выше на десять голов Леонида Ефимовича, – ответил Ушков. – Но людей набилось в Красную гостиную много. Славин у нас великий комбинатор, держит в своих руках всех и вся. Еще до отчетно-выборного собрания месяц, а он уже составил списки членов правления и делегатов на съезд писателей. И пройдут лишь те, кого он одобрил. Мой знакомый связист толковал, что перед писательскими выборами в его районе телефонный узел прямо-таки вибрирует! Они до собрания все обговорят до мелочей: кто будет подавать реплики с места, кто кого будет отводить, кто выступать, кого в списках для тайного голосования вычеркивать, кого вписывать. Славину нужно, чтобы в правление прошли его люди. На собрание будут доставлены даже инвалиды и больные. Вы бы только послушали, как подготовленные им ораторы будут превозносить его с трибуны – как лучшего писателя в Ленинграде! А он тихо будет сидеть в президиуме во втором ряду и скромно помалкивать. Кого всякий раз упоминают в газетах и журналах? Славина! Вот для чего ему нужно иметь своих людей везде, и он их имеет. Татаринов со своей Тасюней ему и в подметки не годится! Вон на свой вечер и пяти десятков читателей не собрал, а у Славина зал ломился, стояли в проходах.

– Теперь я понимаю, почему Вадим Федорович не ходит сюда, – по дороге домой заговорила Маша. – Он так далек от всего этого! Помнишь, он в Андреевке говорил, что талантливый писатель – это еще и человек с обнаженными нервами? Он чужие беды и боли должен воспринимать, как собственную беду и боль, только тогда он напишет значительное произведение, волнующее всех людей…

– Талантливый писатель… – повторил Андрей. – А много мы с тобой сегодня увидели в клубе талантливых писателей? Я, например, кроме Татаринова, ни одного.

– Зачем же тогда в Союз писателей принимают бездарностей?

– А на кого же будет опираться Славин? – усмехнулся Андрей.

– Теперь я понимаю, – помолчав, произнесла Маша, – почему твой отец так не хотел, чтобы ты стал писателем.

– Это ни от него, ни от меня не зависит, – сказал Андрей. – Может, я и не буду писателем… До этого еще так далеко!

Литейный проспект погрузился в полутьму, уличные фонари теперь светили вполнакала. Над Петропавловской крепостью обугленными поленьями громоздились бесформенные облака. На шпиле золоченой башни багрово светился корабль. С Литейного моста, искря проводами, осторожно спускался синий троллейбус. Было тепло, по Неве бесшумно скользили байдарки, на набережной еще стояли несколько рыбаков с удочками. Глядя на них, Андрей всегда вспоминал Андреевку, Утиное озеро, где они с отцом разбивали палатку и рыбачили на резиновой лодке по два-три дня. Там это было удовольствием, кругом тишина, синее небо, сосны, всплески крупных щук в заводях, крики ночных птиц, а что чувствует рыболов на гранитной набережной? Слышит грохот проходящих по мосту трамваев, шелест шин автомобилей, гудки, треск, людские голоса. Неужели главное для городских рыболовов – добыча? Поймать в мутноватой воде плотвичку или некрупного окуня? Ведь в рыбалке главное – единение с природой, отдых от городского шума, от людей…

У ресторана «Волхов» толпилась группа парией и две девушки. Непонятно было, вышли ли они только что оттуда или стремились попасть туда. Швейцар с желтыми галунами через чуть приоткрытую дверь вел с ними переговоры. Андрей и Маша уже миновали ресторан, когда сзади послышались девичий вскрик, грубая ругань, глухие удары. Круто повернувшись, Андрей бросился к парням.

– Ты куда?! – воскликнула Маша.

Андрей даже не обернулся, он и сам еще не понял, что произошло, но девичий крик взывал о помощи. Высокая девушка стояла у широкого, затянутого плотной шторой ресторанного окна и прижимала к лицу носовой платок. Рядом дрались сразу пять парней. Слышались приглушенные голоса, удары, вскрики и сопение. Плечи у девушки вздрагивали от рыданий. Ее подруга стояла немного в стороне и расширившимися от страха глазами смотрела на потасовку.

Ворвавшись в гущу дерущихся, Андрей разбросал их в стороны. Двое грохнулись на тротуар и, тараща на него злые глаза, грозились сейчас рассчитаться, однако подниматься на ноги не торопились. Трое, отброшенные в сторону, о чем-то совещались, бросая на Андрея злобные взгляды. Не обращая на них внимания, он подошел к девушке и сказал:

– Я вас провожу до остановки автобуса.

Девушка отняла от разбитого носа платок и повернула к нему голову с растрепанными темно-русыми волосами.

– Андрей? – криво улыбнулась она. – Как ты-то здесь очутился?

Это была Олина подруга – Ася Цветкова. Нос у нее распух и кровоточил.

– А мне завтра на съемку, – потерянным голосом произнесла она, поняв по его глазам, что вид у нее аховский.

– И Оля здесь? – ошеломленно озирался Андрей. Только сейчас в нем стала закипать настоящая злость, до сей поры он действовал инстинктивно.

– Твоя сестра моих знакомых презирает, – рассмеялась Ася. – Ей не по нутру мои кр-рутые ребята! Посмотри, какие все прикинутые! Я просто торчу, глядя на них… Эй, мальчики, вы лучше не суйтесь к этому юноше! – крикнула она парням. – От вас и мокрого места не останется…

– Вот что, – сказал Андрей, краем глаза наблюдая за парнями. – Пойдем к нам. Кажется, они тебе нос сломали…

– Что ты?! – искренне расстроилась Ася и стала пальцами ощупывать лицо. – Не похоже… Это пьяная скотина Альберт мне заехал… Вот только не вспомню за что?

У ресторана остановилась милицейская машина с синей мигалкой. Парни мгновенно разбежались, Андрей видел, как двое юркнули в соседнюю парадную, а остальные поспешно ретировались под арку проходного двора.

– Лишняя сплетня мне ни к чему, – понизив голос, произнесла Ася. – Пошли отсюда!

Не дожидаясь, пока подойдут милиционеры, Андрей, взяв девушку под руку, повел ее к Маше, стоявшей под фонарем. Никто их не остановил, милиционеры бросились вслед за парнями, скрывшимися в темпом провале желтой арки. Маша изумленно смотрела на Асю.

– Кто тебя так отделал? – спросила она, узнав ее.

– Мало у нас подонков? – отмахнулась та.

– Зачем же ты с ними вожжаешься? – вырвалось у Андрея.

– Таких, Маша, правильных мужчин, как твой муж, раз-два и обчелся, – беспечно болтала Ася. – Мы сидели за столиком с Валерой… Кстати, куда он смылся? – Она стала оглядываться. – Мужик, черт бы его побрал! Когда эти подонки ко мне привязались, он молчал, как воды в рот набрав… Вот сволочь, бросил меня, как началась эта заварушка, сбежал! Так вот, меня пригласили на один танец, потом на другой, ну, мой Валера и взвился: мол, кончай с ними танцевать! Я и послала их к черту… А когда вышли из ресторана, они окружили меня, один ударил… Разве это мужчины, если поднимают руку на женщину?..

– Ася, ты сейчас похожа… – начала было Маша.

– Я не в форме, ребята, – перебила Ася. – Валера подливал и подливал мне… А вообще, они интересные типы, и я, как будущая актриса…