– Не появись вы, я бы его убил, – спокойно ответил Найденов. – Кстати, он сам искал смерти.

– Такого бы парня напустить на своих, советских, – задумчиво проговорил Фрэд Николс. – Есть же у него какая-нибудь слабинка? Виски, девчонки? Наркотики?

– Знаю я эту абросимовскую породу… – усмехнулся Игорь Иванович. – С ними лучше не связываться.

– Вот такие крепкие нам и нужны… А что толку от слабаков? Как это по-русски говорится – ни богу свечка, ни черту кочерга?

– Крепкий орешек! Брось, не раскусить его нам.

– Знает английский… – задумчиво продолжал полковник. – А какие плечи, грудь, руки! Нет, такого богатыря не стоит отдавать на расправу этим дикарям. Абдуллу я отправлю за кордон. Поработай еще с земляком, Игорь Иванович!

3

Ася Цветкова выглянула в вестибюле в окно и повернула смеющееся лицо к подруге:

– Вот же везет людям! Олька, тебя сегодня сразу двое поджидают на улице!

Оля Казакова тоже подошла к окну: на противоположной стороне Моховой на тротуаре стоял Глеб Андреев в серой пушистой кепке и стального цвета куртке с капюшоном, а у парадной с металлическим козырьком курил Михаил Ильич Бобриков. Он был в коричневом кожаном, с погончиками пальто и с неизменным пухлым портфелем. Бледное, с белыми ресницами и бровями лицо было невозмутимым, а вот Глеб явно нервничал: переступал с ноги на ногу, вертел головой, несколько раз зачем-то снял и снова надел свою кепку, глаза его были прикованы к парадной института.

– Не хочется мне с ними встречаться, – сказала Оля.

У нее только что был неприятный разговор с преподавателем, который упрекнул ее за пропуск практических занятий в театральной студии. Дело в том, что Олю снова пригласили на телестудию сняться в небольшой роли в музыкальном спектакле. Как раз в тот день были съемки в павильоне.

– Так и быть, я возьму на себя этого пожилого господинчика в кожаном пальто, кажется, это сам Бобриков? – великодушно предложила Ася. – А ты потолкуй с Глебом. Неужели не видишь, как он извелся, бедный? Олька, ну почему ты такая жестокая?

– Зато ты слишком добрая!

– О-о, мы сегодня не в духе… – рассмеялась Ася.

Оля уселась на низкий широкий подоконник, упрямо наклонила светловолосую голову.

– Буду сидеть здесь, пока не уйдут, – заявила она.

– Ты же знаешь, они не уйдут. Твои ухажеры на редкость упорные!

– И почему у нас нет другого выхода?

– Ты уже рассуждаешь, как избалованная звезда…

– Ася, у тебя бывает когда-нибудь плохое настроение?

– А что это такое? – рассмеялась подруга.

Минут десять они болтали о разных пустяках, затем Ася потащила ее за рукав к выходу:

– Олька, у тебя каменное сердце! Разве можно под дождем столько времени держать своих воздыхателей?

Едва они показались в дверях, как Глеб сорвался с места и бросился через дорогу к ним. «Жигули» резко затормозили, водитель что-то крикнул ему вслед, но Андреев даже не оглянулся.

– Рискует жизнью из-за тебя, – упрекнула Ася. – А ты, бесчувственная особа, мучаешь человека! Да я с таким парнем готова в огонь и в воду!

Михаил Ильич сразу правильно оценил обстановку и не подошел к девушкам, лишь издали поздоровался. Сигаретный дымок тонкой струйкой вился возле его невозмутимого лица.

– Хорошо, я был тысячу раз не прав, но нельзя же всякий раз бросать трубку, когда я тебе звоню, – взволнованно заговорил Глеб, не ответив на приветствие Аси. Наверное, он ее даже не заметил. – В конце концов, это… Ты же не знаешь, что я хотел тебе сказать.

– Что же ты хотел сказать? – не смогла сдержать улыбку Оля: очень уж был смешной вид у Глеба – высокий, с взъерошенными русыми волосами, свою ворсистую кепку он комкал в руке, с потемневшими от волнения глазами и сверкающими каплями на темных бровях он сейчас походил на обиженного мальчишку.

– То, что ты – дура! – гневно вырвалось у него, но заметив, как окаменело лицо девушки, совсем другим тоном прибавил: – Я хотел сказать, что люблю тебя! А на набережной я вел себя как последний дурак!

– О-о, у вас тут египетские страсти! – засмеялась Ася. – Пожалуй, подойду я к твоему старичку, подружка. Утешу бедного.

– Почему египетские? – растерянно спросила Оля, не зная, что делать. Таким Глеба она еще не видела.

– Я не думал, что ты такая жестокая, – говорил Глеб. – Честное слово, легче первенство города выиграть на ринге, чем с тобой договориться!

– Глеб, я не терплю хамства, – сказала девушка. – Оно все во мне убивает… Даже любовь.

– Зато я не притворяюсь, не стараюсь казаться лучше, чем я есть, – нашелся он.

– Ты полагаешь, откровенный хам лучше, чем замаскированный?

– Я не хам, и ты это знаешь… – ответил он.

С неба моросил мелкий дождь. Из водосточных труб на тротуар брызгали струи. Глядя вдоль Моховой, Оля обратила внимание, что в основном идут с раскрытыми зонтиками женщины, у мужчин редко у кого увидишь зонтик в руках. А вот Михаил Ильич достал из своего коричневого кожаного портфеля зонт, раскрыл его и, бросив на Олю красноречивый взгляд, взял Асю под руку, и они зашагали в сторону проспекта Чернышевского, где, очевидно, он оставил свой «мерседес». Подруга обернулась и помахала рукой. Лицо у нее было довольное. Она не скрывала, что считает свое знакомство с начальником станции техобслуживания полезным.

«С Асей он скорее найдет общий язык…» – равнодушно подумала Оля. Бобриков давно уже не вызывал в ней никаких чувств. Да и были ли эти чувства раньше? Скорее, интерес, любопытство, детское желание прокатиться на заграничной машине… Оля ведь недвусмысленно дала ему понять, что между ними все кончено, а он, умный человек, продолжает преследовать ее телефонными звонками, вот уже третий раз встречает у института. В общем, делает вид, что ничего не произошло. Самомнения ему не занимать! Может, сегодня, увидев ее с Глебом, Бобриков наконец оставит ее в покое?..

– Мне сегодня досталось от главного конструктора, – рассказывал Глеб. – Увидел из-за плеча, как я нарисовал на ватмане твой профиль…

– И отпустил тебя на свидание, – улыбнулась Оля.

– У меня осталось полчаса, – взглянув на часы, сказал Глеб. – Я тебе постараюсь изложить все то, что последнее время мучает меня… Не мы с тобой придумали этот мир, мужчину и женщину…

– По Библии, бог сотворил Еву из ребра Адама, – вставила Оля.

– Библию не читал… Я люблю тебя, Ольга…

– Совсем как в арии Ленского, – улыбнулась она.

– Ты можешь заткнуться? – свирепо воззрился он на девушку. – Я ей в любви объясняюсь, а она меня перебивает…

«"Заткнуться"… Какой он грубый!» – с сожалением подумала Оля, но перебивать больше не стала.

– Я думаю о тебе дома, на работе, ночью, – продолжал он. – Раньше я считал, что умею владеть собой. Я мог порвать с другом, который меня предал. Я забыл, правда с трудом, Регину…

– Ее звали Регина? – переспросила Оля. – Редкое имя.

– Да, эту дрянь звали Региной, – холодно подтвердил он, губы его сжались, скулы обострились. Снова что-то жестокое, так поразившее Олю в тот вечер, когда они сидели на камне у Невы, появилось в его лице.

– Девушки, не отвечающие на твое чувство, – дряни? – насмешливо посмотрела она ему в глаза. – Почему все должны быть в тебя влюблены? Потому что ты высокий, симпатичный, чемпион? Если я скажу, что ты мне не нравишься, значит, я тоже дрянь?

Он какое-то время смотрел ей прямо в зрачки, ледок в его глазах начал таять, голубизна снова разлилась вокруг черного острого зрачка. Губы его тронула улыбка, скулы порозовели.

– Очко в твою пользу, – сказал он. – Ты наносишь удары, как опытный боксер, прямо в самые чувствительные места.

– Ты опоздаешь, Глеб, – напомнила она, провожая взглядом троллейбус, отчаливший от мокрой остановки.

– Я чувствую, что несу что-то не то, – признался он. – Понимаю, что мои слова задевают тебя, но ничего с собой поделать не могу… Может, было бы лучше, если бы я читал стихи?