– Веселая у вас подруга, – когда такси укатило, заметил Глеб.

– Вы действительно дружинник? – спросила Оля.

– Последний раз я сказал неправду, в девятом классе, когда мама была больна, а я завалил из-за бокса на экзаменах геометрию, – рассказал он. – Она очень близко к сердцу принимала все мои дела… Я знал, что если скажу правду, то это будет для нее ударом… И я солгал. Больше я этого никогда не делал.

– Ваша мать…

– Она умерла, – перебил он. Лицо его посуровело, он рукой отвел от глаз русую прядь. – А отец еще раньше ушел от нас. Я живу с младшим братом.

– Извините, если я…

– Все в порядке, – улыбнулся он и как-то по-особенному тепло посмотрел на девушку. – К сегодняшней моей победе причастны и вы… Увидев вас в зале, я понял, что должен победить. Хорош бы я был в ваших глазах, если бы валялся на ковре, а судья отсчитывал секунды!

– Вы же сказали, что Семченков был не в форме, – напомнила Оля. Ей приятно было слышать его признание.

– Вообще-то он экс-чемпион республики, – сказал Глеб. – Но последний год у него дела обстоят не лучшим образом.

– Вам очень нравится бокс?

– Это был мой последний бой, – помолчав, ответил он. – Бокс я, конечно, люблю, но моя работа мне нравится больше, а совмещать одно с другим очень трудно. И потом, приятно уйти с ринга чемпионом… – Он улыбнулся. – Два человека мне этого не простят – мой тренер и младший братишка.

– Он был в зале?

– Я от них из душа убежал, – сказал Глеб. – Мне вдруг захотелось поближе познакомиться с вами.

– Я вспоминала вас, – призналась Оля. – Шапку вы так, конечно, не нашли?

– Представьте себе, нашел! – рассмеялся он. – Не поленился, пришел утром в тот самый мрачный двор и обнаружил ее за мусорным баком… И самое смешное – в ней крепко спал маленький рыжий котенок. Кстати, он теперь живет с нами…

Они миновали ее дом на улице Чайковского, вышли на набережную и пошли к Зимнему дворцу. Закат поблек, но еще ослепительно сиял шпиль Петропавловской крепости. Вода в Неве потемнела, лишь желто светилась неширокая полоса. По набережной бродили парочки, какой-то энтузиаст-рыболов все еще взмахивал удочками у Литейного моста. Посреди Невы бесшумно скользила байдарка. Длинные желтые весла одновременно вздымались и опускались в воду. Всплеска их не было слышно. Гребцы в белых майках своей согласованностью движений напоминали роботов.

Бросая на него сбоку взгляды, Оля видела, что Глебу трудно с ней разговаривать, он морщил лоб, иногда тер рукой переносицу, то вдруг убыстрял шаги, уходя вперед, то едва переставлял свои длинные ноги.

Этот мастер спорта, боксер, пославший в нокаут здоровенного парня, явно робел перед ней, смущался. Ветер с Невы шевелил его густые волосы, в профиль он вдруг напомнил ей римского полководца Марка Антония. Дома у нее есть книга с барельефами, бюстами и скульптурными портретами римских императоров и знаменитых полководцев того времени. У Глеба правильное лицо с прямым крупным носом, высокий лоб, небольшие глаза, сейчас они потемнели и стали темно-серыми. На боксера он действительно не похож, но то, что он спортсмен, сразу видно: выпуклая грудь, широкие плечи, пружинистая походка. Свои длинные ноги он переставляет с осторожностью, укорачивая шаг и стараясь подладиться под ее походку. Андрей тоже так ходит, когда куда-нибудь спешит. За ним невозможно угнаться, почему она и не любит с братом ходить по улице. Где сейчас Андрей? В Кабуле? Или в провинции? Пока от него не пришло ни одного письма.

– Спустимся к Неве? – предложил Глеб, когда они вышли к причалу. – Там есть плоский камень, на нем можно посидеть.

«С кем же ты там, интересно, сидел? – ревниво подумала Оля. – Ого, кажется, меня это уже трогает!»

Камень был теплый, к самым ногам подкатывалась черная маслянистая волна, наросший на парапет мох изумрудно светился. Вдоль противоположного берега, где, выбрасывая бледные языки пламени, розово светились Ростральные колонны, тянулась до самой Петропавловки густая черная тень. И из этой тени вдруг раздался протяжный гудок невидимого буксира.

– Я на этом камне прошлой весной просидел всю белую ночь, – сказал Глеб.

И снова ее поразило его изменившееся лицо, жесткий взгляд.

– Ты ждал свою девушку, а она не пришла, – в тон ему и даже не заметив, что перешла на «ты», произнесла Оля.

– Дурак был, – вырвалось у него. Он даже сплюнул в воду.

«Мог этого при мне и не делать…» – подумала Оля, а вслух спросила:

– Ты привык только побеждать?

– Не думал я никогда, что мы будем сидеть здесь, на моем камне, – усмехнулся он.

– Твой камень…

– Понимаешь, я думал, что уже больше никогда не буду сидеть рядом с девушкой, – не глядя на нее, произнес он. – Ни с одной девушкой!

– За что же такая немилость? – насмешливо спросила Оля. – Чем провинилась вторая половина человечества перед тобой?

– Я бы эту половину… – Он резко взмахнул рукой и отвернулся.

Это уже было оскорблением. Вот так возвысишь в своих глазах понравившегося тебе человека, а он оказывается на поверку совсем другим.

– Почему же вы тогда вступились за меня?

– Это совсем другое… Я же сказал – легкая разминка, и потом, я – дружинник…

– А я думала…

– Ну что я несу! – в сердцах хлопнул он себя кулаком по колену. – Извините, Оля. Вы тут совсем ни при чем.

– Иначе бы вы и меня нокаутировали? – поддела она. В девушке поднимались раздражение и разочарование. Неужели он этого не понимает? Говорит ей такие вещи…

Очевидно, Глеб и сам сообразил, что его занесло. Стараясь сгладить неблагоприятное впечатление, которое произвели на Олю его слова, он вдруг разоткровенничался. Видно, долго все держал в себе, а тут слова так и полились из него…

– В ноябре прошлого года должна была состояться наша свадьба… Она не состоялась. Твоя подруга сказала, что я скучный, а раньше я был очень веселый. Весной она ушла с группой туристов в поход по Карелии. Знаешь, теперь модно забираться в глушь, испытывать судьбу на быстрых речках, костер, уха и все таксе… Я пойти с ними не мог: у меня была сдача проекта. Из похода она вернулась совсем иной… Ну, когда я ее припер к стенке, рассказала, что встретила другого, полюбила… В общем, она вышла замуж за него – руководителя туристской группы.

Он рассказывал и смотрел на Неву, и что-то с его голосом случилось – он стал тусклым, невыразительным. Крупная голова Глеба опустилась на грудь, глаза пристально смотрели на воду. И в них отражались два крошечных факела, горящих на Ростральных колоннах.

– История… – сказала Оля. Она не знала, что в таких случаях надо говорить.

– Ну почему в ноябре? – Он резко встал и, глядя на девушку сузившимися глазами, почти выкрикнул: – В тот же день и час!

Волна звучно чмокнула камень набережной; ветер взрябил воду, спутал волосы на его голове.

– Извини, Глеб, я не умею утешать, – грустно произнесла девушка. Она так и не поняла, что больше всего задело Глеба. Или дата и место свадьбы, или жестокое разочарование в любимой? А может, он и сам не знает, что его сильнее всего уязвило?..

– Я не нуждаюсь в утешении, – глухо уронил Глеб. – Ты – первая девушка, с которой я об этом заговорил.

– Мог бы и не рассказывать, – пожала она плечами, подумав: мол, тоже мне, оказал великое благодеяние!..

– Давай помолчим, – предложил он.

– Ты думай о ней, а я – об Андрее, – скрывая улыбку, произнесла она.

– Кто это такой? – встрепенулся он.

– Мой брат. Кстати, тоже боксер, самбист, журналист и шофер. Да, чуть не забыла, он ведь еще и поэт!

– Познакомь меня с ним.

– Через год, – ответила она, – когда он возвратится из Афганистана.

– Можно я тебя поцелую?

Не успела она и слова сказать, как он обхватил ее за талию сильной рукой, придвинул к себе и неумело стал целовать: его волосы лезли ей в глаза, щетинистый подбородок царапал щеку. Оля вырвалась, откинула пылающее от гнева лицо назад и сильно ударила его по щеке. Он, моргая, изумленно посмотрел ей в глаза, медленно провел ладонью по щеке.