– Ходите и вы, – усмехался Федор Федорович. Он до сих пор называл полковника в отставке на «вы». – В лесу столько всего удивительного! А как пахнут на солнце сосны!

– Деревья да вороны там, – хмыкал Григорий Елисеевич. – А лес лесом и пахнет.

– Для вас все птицы – вороны, – парировал Казаков. – Вы воробья не отличите от овсянки.

– Птица, она и есть птица, – возражал Дерюгин. – Вредная тварь! Я бы их всех пугнул отсюда, да не знаю как… Вишню клюют, яблоки на деревьях портят, семена из грядок выковыривают. Ну чего жмутся к человеку? Лесов да полей им мало.

– Напрасно вы так! – вступался за пернатых Федор Федорович. – Скворцы склевывают в огороде вредителей, синицы – тоже, даже серый воробышек уничтожает разную ползучую дрянь.

– Что-то я не замечал.

– Они это делают, когда мы не видим, – улыбался Казаков.

За лето они изрядно надоедали друг другу; уж на что терпеливый и покладистый Казаков, а и тот иногда жаловался Вадиму Федоровичу, что больше в Андреевку не поедет, возьмет путевку в дом отдыха железнодорожников «Голубые озера» – ему предлагают даже бесплатно… Но уже зимой начинали оба скучать по Андреевке, писали друг другу теплые письма, поздравляли с праздником, днем рождения. А ранней весной снова съезжались вместе.

– Андрей, кто тебе будет эта… Мария? – осторожно осведомился Федор Федорович.

Андрей давно заметил, что дед гораздо деликатнее Дерюгина – тот вообще ко всем молодым родственникам относился несколько свысока.

– Хорошая знакомая, – с улыбкой ответил Андрей.

– В наше время…

– А в наше время, – не совсем вежливо перебил Андрей, – знакомая может поехать с тобой хоть на краб света, и ничего тут удивительного нет.

– Но ты же спал с ней на сеновале! – вырвалось у Казакова.

– Я думал, никто этого не заметил…

– Мне кажется, Мария – хорошая девушка, – мягко проговорил Федор Федорович. – Ты не обижай ее, Андрей. Тебе скоро двадцать четыре, пора и жениться… По-моему, вы с ней подходящая пара.

– Женюсь на Марии, привезу ее сюда, – стал фантазировать Андрей. – Кстати, когда я шел из Климова в Андреевку, на полдороге обнаружил в лесочке небольшую брошенную деревню. Вот мы с Машей и осядем там капитально. Заведем коров, лошадей, боровов, птицу всякую и будем жить себе поживать да в город на своей лошадке возить солонину в кадушках, битую птицу и мед, если я ко всему прочему и пасечником заделаюсь…

– Захотел, приехал, завел… Думаешь, все это так просто? – усмехнулся Федор Федорович. – Смешно некоторые люди рассуждают: случись неприятность какая в жизни – и начинают мечтать, что поедут в деревню, обзаведутся хозяйством и все такое… А ведь деды наши и прадеды, что Россию хлебом кормили, потом землю поливали, чтобы вырастить урожай, сберечь скотину… Сельский труд, Андрюша, не отдых от шума городского, а тонкая и сложная профессия, которой нужно учиться и учиться… Пасечником заделаюсь! Пчелы – это целый мир! Чтобы стать пасечником, тоже нужен, внучок, немалый талант. Так что не относись с такой легкостью к сельскохозяйственному труду. Это самый древний и благородный труд… Ты стихи пишешь…

– Уже не пишу, – вставил Андрей, заинтересованно слушая деда. – Перешел на прозу.

– Трудно дается? Я в молодости сочинял всякие прибаутки… Был мастером-путейцем, начальником дистанции пути, а вот дай мне сейчас на руки колхоз или совхоз – я бы отказался. Не потому, что не люба мне эта профессия, а потому, что не справился бы. Любовь к земле должна быть с малолетства заложена в человеке, тут нахрапом да наскоком ничего не сделаешь. Помню, после войны посылали председателями колхозов руководителей городских организаций, партийных работников… Ну тогда люди в деревнях нужны были, так что польза от этого несомненная, но навсегда на селе остались только те, у кого была в крови крестьянская жилка… Остальные рано или поздно вернулись в город. Некоторые не подняли разрушенное войной хозяйство, а окончательно его загубили… Читал, наверное, в кино видел, как жили после войны колхозники? Как менялись председатели? Так что, Андрюша, никогда в таком тоне не говори о деревне… Все в этот век кинулись в город, но дай срок, и снова вернутся в деревню. И снова она будет кормить русским хлебушком всю Европу. Машины машинами, а людям хлеб, мясо нужны. Может, и додумаются делать еду из ничего, но химия есть химия и выросший на земле хлеб никакой химией не заменишь…

– Скажи, дедушка, ты, наверное, думаешь: вот, мол, в наше время были молодые люди! – заговорил Андрей. – Не чета нынешним! Так ведь?

– Я не думаю так, Андрей, – серьезно ответил Федор Федорович. – Ив наше время были и хорошие, и плохие люди, и сейчас такая же штука наблюдается. Это верно, старики ворчат: вот-де мы были молодцами, а теперешняя молодежь – тьфу!

– Григорий Елисеевич так думает?

– Ваше поколение раньше взрослеет, больше знает нашего, а случись беда – я думаю, не подведет и на поле брани, – продолжал Федор Федорович. – Вам жить, а нам умирать… Обидно, конечно, чувствовать себя лишним на земле… Я где-то читал, что есть такие племена, где молодые своих стариков отводят в лес и оставляют там с запасом еды на несколько дней, а были и такие дикари, которые убивали дряхлых стариков и старух, чтобы не обременяли…

– Зачем такие страшные истории на ночь, дед?

– Знаешь, почему я себя не чувствую лишним? – засмеялся Казаков. – Потому что все делаю сам: еду варю, белье стираю, в квартире убираюсь, пенсии мне хватает, живу отдельно от сыновей. А вот Дерюгин без помощи не может, он, видно, избалован жизнью… За ним в Петрозаводске дочь ухаживает, внучки, дома чисто, обед всегда готов. Он может и покапризничать, поворчать, а я этого не люблю… Мне приятнее быть нужным другим.

– Дед, да ты философ! – с искренним восхищением заметил Андрей.

– Не мы ездим по родственникам, а к нам со всего света приезжают в Андреевку, – заключил Федор Федорович, поднимаясь из-за стола. – Ложись наверху в батькиной комнате, я тебе там постелил.

– Мне нравится в Андреевке, – сказал Андрей. – И этот наш старый дом, баня, сосны на лужайке… Это правда, что первый дом здесь построил мой прадед Андрей Иванович Абросимов?

– Ты разве не знал, что и поселок назван его именем?

– Знал, но не верил, – признался Андрей. – Чем так знаменит мой прадед?

– Твой отец написал хорошую книжку про своего родного отца – Ивана Васильевича Кузнецова, – сказал дед. – А ты напиши книгу об Андрее Ивановиче. Он действительно был замечательным человеком! В этом самом доме он в сорок втором немало фашистов положил… А до чего здоров был! Уже в годах, в войну победил в рукопашной какого-то немецкого чемпиона по борьбе. И еще здесь была одна примечательная личность – дед Тимаш. Наш андреевский Щукарь… Непросто же так на кладбище поставили памятник из мрамора Андрею Ивановичу. Кстати, тебе не говорили, что ты и ростом и обличьем похож на своего прадеда? Правда, он всю жизнь с бородой ходил.

– Может, и мне отпустить, дед? – улыбнулся Андрей.

Ночью ему приснился Андрей Иванович Абросимов, который бросил вызов здоровенному рыжему немцу. На лужайке, огороженной, как ринг, канатами, они схватились бороться… Могучий, с длинной, как у Черномора, бородой, Абросимов поднатужился и, как Геркулес Антея, оторвал немца от земли и задушил могучими руками… Потом вдруг откуда-то взялся огромный черный бык и, опустив рогатую голову, бросился на Марию. Он, Андрей, оттолкнул девушку и схватил быка за рога. Совсем близко увидел свирепый, налитый кровью глаз, тугие колечки черной шерсти между рогами… Неожиданно бык улыбнулся и человеческим голосом проговорил: «Я – лидийский царь Крез!..»

Глава третья

1

Оля Казакова выскочила из сумрачного подъезда института на залитую солнцем Моховую. Ей захотелось присоединиться к маленьким девочкам, играющим на асфальте в классы, и попрыгать на одной ноге вместе с ними. Когда-то она любила эту девчоночью игру… Оля получила первую пятерку. Начало было прекрасное, теперь нужно и дальше выдержать этот темп. А ее подружка Ася Цветкова схватила тройку. Зато хорошо повеселилась в Таллине… Она так расстроилась, что даже не подождала в вестибюле Олю, хотя они договорились пойти в кинотеатр «Спартак» на Салтыкова-Щедрина, где демонстрировались старые ленты. Сегодня шел фильм с Бельмондо «Кто есть кто». Что ж, она и одна сходит. В июне в Ленинграде не так уж много народу в кинотеатрах. И потом, в «Спартаке» зал большой, высокий, не то что в «Молодежном», где теснота и душно.