Я не пошел через парк, прячась в кустах. Не спеша вышел на тротуар. Они шагали сзади. Мои нервы выдержали лишь до газетного киоска, который был на полпути до общежития. У киоска я остановился, потому что уже затылком ощущал их.

Они тоже остановились. Теперь я мог разглядеть их, даже мельком сосчитать. Человек пять-шесть. Белобрысый и кудрявый, которого я заставил извиниться, стояли впереди.

Напряженное молчание затянулось.

— Что вам надо? — задал я праздный вопрос. Чего им надо — и так ясно.

Белобрысый и кудрявый подошли совсем близко. Я видел, как белобрысый отвел в сторону плечо, готовясь ударить. Не ждать же, пока тебе влепят, чтобы привести в боевое настроение… Не размахиваясь, сбоку я двинул кудрявого в челюсть, он ближе стоял. Челюсть под моим кулаком податливо хрустнула, и кудрявый навзничь опрокинулся на тротуар.

Белобрысый что-то крикнул, и они все кинулись на меня, кроме кудрявого, который отполз к ограде и тихо скулил. Дрались мы молча и с все большим остервенением. Я уже ощущал во рту привкус крови.

Совсем рядом раздался пронзительный свист, кто-то громко крикнул:

— Ша!

Парни, как по команде, откатились, и я снова услышал, как скулит кудрявый. Оказалось, я ему выбил челюсть и он не может рот закрыть. Он сидел на земле, прижавшись спиной к забору, и обеими руками, как большую драгоценность, поддерживал свою челюсть.

Драку остановил Биндо. Он подошел и стал разглядывать мое лицо. Потом протянул носовой платок:

— Оботрись!

— Это твой кореш? — спросил из темноты белобрысый. Один глаз у него заплыл, даже издалека было заметно.

— Десять на одного… Шпана! — сказал Биндо.

— Погляди, как он закатил в рыло Шитику! Придется в больницу везти.

— Уматывайте по-быстрому! — скомандовал Биндо. И молодчики без звука повиновались. Белобрысый и еще один помогли подняться Шитику, который так и не отнял рук от челюсти, как будто боялся ее потерять. Ничего, пусть в больнице ему вправят челюсть, а он впредь, возможно, с осторожностью будет открывать рот…

— Твои дружки? — спросил я.

— Эти-то? Пацаны из технического.

— На молотобойцев учатся?

— Дерешься ты что надо…

Костяшки пальцев были сбиты в кровь, большой палец, кажется, вывихнут. И скула вспухла, даже моргать больно.

Я хотел взглянуть на часы, но их на руке не оказалось. Слетели в драке. Я стал озираться, но было темно. Биндо опустился на колени и стал чиркать спички. Часы должны быть где-то рядом. Мы обыскали все кругом, но часов не нашли. Биндо спалил всю коробку спичек.

— Интересно, на чьей руке они сейчас тикают? — сказал я.

— Я Беленького за горло возьму, отдаст.

— Одна выбитая челюсть за часы — это слишком мало, — сказал я.

Я возвратил Биндо платок, которым так и не воспользовался: крови нет, а к синяку прикладывать — какая польза?

Биндо увязался за мной до общежития. Хотя хмель у него еще не весь прошел, он был какой-то задумчивый. Я чувствовал, что ему хочется со мной поговорить. О чем — я догадывался…

— Бочата тебе вернут — слово Биндо.

— Бог с ними, — сказал я.

— Как миленькие приволокут и на ручку наденут, вот увидишь.

— Спасибо, — усмехнулся я.

— Я вон за тем деревом стоял, — сказал Биндо. — Смотрел, как ты из них клоунов делаешь… Думал, погляжу на твою побитую рожу и радостно мне станет…

— Ты радуйся, а я пойду, — сказал я. Мне не терпелось добраться до комнаты. Но Биндо, видя, что я хочу уйти, взял меня за руку и сказал:

— Помнишь, ты за меня тогда вступился? У начальника цеха… Почему вступился?

— Ты ведь не воровал, — сказал я.

— Откуда ты знаешь?

— Неужели все-таки ты? — Я с любопытством посмотрел на него.

— Не люблю благородных… На таких благородных, как ты, мы там, в тюряге, верхом в сортир ездили…

— На мне бы не поехал, — сказал я.

— Я знаю, почему ты вступился… Поручался за меня, вот и защищаешь. И этот, красивенький… тоже. Обидно вам признаться, что ворюгу на завод пристроили? Что, скажешь, не так?

— Так ты это или не ты?

— Думаешь, мне этот вонючий инструмент надо?

— Ничего не понимаю, — сказал я.

— Они же все равно мне не верят. Думаешь, не вижу? Как только встал к станку, сразу стали следить… Особенно этот, нос кочерыжкой, мастер. Он так по пятам за мной и ходит. И вынюхивает, и вынюхивает! Как овчарка. И другие тоже. Ах так, думаю, ну подождите! И увел на глазах у мастера один комплект…

— Назло, значит? — сказал я.

— Такое удовольствие было смотреть на его харю… Готов меня с потрохами сожрать, а не пойман — не вор! А этот штанген-циркуль и микрометр я приголубил после душеспасительной беседы с начальником… Захотел расколоть меня. Про тюрягу стал толковать и еще про всякую муру.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил я.

— Ты слушай… Когда старуха в автобусе, заметив на моей руке наколку, прячет кошелек в другой карман, мне смешно, но когда Мишка, сосед по цеху, запирает на замок какой-то вшивый инструмент, мне хочется дать ему в морду. И еще хочется всех их крыть самыми последними словами… Скажи, так до смерти и будут меня бояться? Будут все закрывать, прятать и коситься? Они ведь ждут, когда я украду… Мишка замыкал свой инструмент, а я гвоздем открыл его железный сундук… Я могу у них украсть нос между глаз — и не заметят.

— Надо же, — сказал я.

— Я этот инструмент не выносил из цеха… Я тебе тогда правду сказал.

— Где же он?

— Ты думаешь, Биндо мелкий жулик? И этот…

— Красивенький, — подсказал я.

— И Дима тоже думает. Не надо мне их инструмента…

— Куда ты его спрятал?

— У начальника в шкафу… Под трубками с чертежами. Помнишь, меня обрабатывали? Так ты сидел рядом с этим шкафом.

— Дал бы тебе в рожу, да вот о чью-то башку палец вывихнул, — сказал я.

— Ты дерни за палец, — посоветовал Володька.

— Как теперь эту кашу расхлебать?

— Расколюсь завтра перед начальником — и баста!

— Обрадуй, — сказал я.

— Диме не говори, — попросил Биндо. — Он какой-то чудной. Все близко к сердцу принимает.

— Ты, брат, чудней, — сказал я.

— Скучно мне, — сказал Володька. — Понимаешь, вот здесь пусто, — он похлопал себя по груди кулаком. — Эх, да ничего ты не понимаешь! Вот я на свободе, а бывает еще тошнее, чем в тюрьме… Почему это?

— Теперь ты меня не поймешь, — сказал я. — Скучно тебе, потому что примитивно живешь, как одноклеточное существо. Микроб. Работа, выпивка, танцплощадка. Ты не танцуешь, тебе наплевать на танцы. Тебе нравится, что вокруг вьется эта шпана… Семеро на одного! Мы, помнится, так не дрались… Ты не дурак и отлично понимаешь, что не нужно тебе все это. Понимать-то понимаешь, а вот отойти от керосина, шпаны, старых привычек не хочется… И не вали на тюрьму. Не ты один сидел. Бывает, после нее умнеют, а бывает — не могут расстаться с ней, с тюрьмой… Тянет назад…

— Слышал я эти речухи, — сказал Володька. — Не такие, как ты, краснобаи толкали их там. На словах-то оно все гладко…

— Переходи в наш цех? — сказал я.

Биндо удивленно уставился на меня.

— В ваш?

— Поменяемся: я в механический, а ты — в арматурный.

— В одном цехе со мной не хочешь работать? — усмехнулся Володька.

— Не в этом дело, — сказал я. — Хочешь, я поговорю, чтобы перевели к нам?

— А ты в механический?

— Я пошутил. Никуда я не уйду из арматурного.

— Согласен, — помолчав, сказал Биндо.

— Но предупреждаю… — начал было я, но Володька перебил:

— Не нужно меня перевоспитывать. Меня уже столько раз перевоспитывали… И не такие молокососы, как ты, понял? Большие начальники перевоспитывали. Ты вкалывай сам по себе, а я сам по себе. И не надо меня никуда переводить, понял? Мне, может, противно на твою рожу смотреть, понял?

— А ну тебя… — сказал я и зашагал домой. Заныло чуть выше виска. Сгоряча не почувствовал, а теперь только успевай считать синяки.

— Не говори, Ястреб, ничего Диме, — сказал Володька вслед.