Изменить стиль страницы

— Хорошо, — задумчиво сказала Чарли, — только если она будет такая же хорошая, как Венди.

— Дорогая, такую же замечательную, как Венди, мы вряд ли найдем. Но ты сможешь их сравнить, и завтра утром, по дороге домой, расскажешь о своих впечатлениях.

Элли была обескуражена. Она слишком устала, чтобы гулять с Беном по Парижу, да еще не исключено, что он захочет получить ответы на вопросы, которые задал накануне вечером, или вернуться к теме парусного спорта. Ее опрометчивый вопрос явно встревожил его.

Легко чувствовать себя уверенной, когда сидишь в заполненном людьми ресторане. Наедине это гораздо труднее.

Оставив Чарли на попечение молодой девушки из Канады, которая таким образом зарабатывала себе средства на знакомство с Европой, они с Беном шли вдоль бульваров. Стоял чудесный вечер. Темное небо усыпано яркими звездами, тонкий месяц проглядывает сквозь ветки деревьев, воздух наполнен осенней свежестью. К ужину Элли надела шелковую юбку, а отправляясь на прогулку, накинула короткий жакет лимонного цвета, удачно подчеркивающий свежесть ее лица.

Бен обнял ее, когда они остановились на набережной, наблюдая оживленное движение по Сене. Элли слегка дрожала, скорее от радостного волнения, чем от тревожных предчувствий. Она не отпрянула и позволила руке Бена задержаться на ее бедре, когда они двинулись дальше.

Она не могла не признаться себе, что старые чувства вспыхнули вновь. Было в этом что-то от магии города, где на каждом шагу целовались влюбленные, а названия — Лувр, Монмартр, Булонский лес — звучали как музыка и пробуждали опасные эмоции.

Погруженная в свои мысли, Элли тревожно вскинула ресницы, когда Бен остановился, чтобы взглянуть ей в глаза.

— Все хорошо. — Его тон был таким доверительным, что страх оставил ее, и она ощутила прилив симпатии к этому непостижимому человеку. — Не надо так волноваться.

— А я и не волнуюсь.

— Ты как-то неуверенна в себе.

Ему казалась, что эта женщина, судя по всему, никогда не была излишне самоуверенной. Он мог поклясться, что в ней нет и тени холодности — при всей ее скрытности и уклончивости. Он дорого бы дал, чтобы узнать, чем это вызвано. Может, это связано с ее прошлым? Он видел Элли в большой компании — легкой и раскованной. Значит, это только с ним она такая? Но почему?

Поддавшись внутреннему порыву, Бен провел пальцем по ее красиво очерченным губам, они задрожали, а ее светлые, прозрачные глаза потемнели от того, что сторонний наблюдатель мог бы назвать страстью.

— Испугалась?

— Нет.

— Я должен сказать тебе, Элли… Надеюсь, ты уже поняла, что у тебя нет ни малейших причин опасаться меня.

Глядя на него, Элли всей душой желала, чтобы его слова оказались правдой. Нет, не в прямом смысле… Вот если бы она могла забыть то, что забыть невозможно, то, о чем напоминает каждая клеточка ее существа! Но она не может забыть — значит, этот мужчина представляет для нее величайшую в мире опасность. Именно поэтому она в общении с ним так осторожна, порой даже преувеличенно осторожна.

— Говорю тебе, Бен, я не испугалась и не вижу в тебе никакой угрозы.

Сознание ее в последние дни словно раздвоилось. С одной стороны, она изо всех сил старалась оставаться независимой, но с другой — едва справлялась с необходимостью бороться со страстным желанием принадлежать ему.

Но она сама навлекла это на себя, ей некого винить. Она шагнула в ловушку вполне сознательно, с широко открытыми глазами. По простоте душевной вообразила, что сможет держать себя в руках, но нынешняя ситуация, столь же обманчивая, как на Карибах, выявила всю ее слабость.

Для сдержанной и искушенной в житейских делах женщины, в которую со временем превратилась юная Хелен, стало неприятным открытием, что занимать нейтральную позицию становится все труднее. Нет, с нее хватит! Она резко повернулась и потребовала, чтобы они вернулись в отель.

— Элли! — Бен нахмурился.

— Я должна вернуться к дочери, я ей нужна!

Новая ложь, ей опять пришлось кривить душой. Ведь девушка, оставшаяся присматривать за Чарли, вызвала у нее полное доверие.

Минутой позже Бен остановил такси. В полном молчании они возвратились на площадь Согласия.

Когда они вошли в номер, в углу гостиной тихо работал телевизор, девушка, свернувшись клубочком, сидела на софе с книгой в руках. Элли заглянула в спальню: Чарли крепко спала. В волнении, причину которого сама не могла толком объяснить, Элли потрогала лоб дочери, вернулась в гостиную и тяжело опустилась в кресло. До нее смутно доносился голос Бена, который благодарил бэби-ситер и прощался с ней.

Затем он уселся напротив Элли и терпеливо ждал, когда та поднимет на него глаза, чего ей в конце концов не удалось избежать.

— Извини. — В ее тоне слышался вызов. Элли отвернулась и невидящими глазами уставилась в телевизор. — Считай это причудой одинокой матери. — Она закусила нижнюю губу. — Думая о Чарли, я волнуюсь и испытываю чувство вины.

— Но только не тогда, когда ты путешествуешь по Востоку!

Его холодность была близка к обвинению и почти шокировала ее. До сих пор Бен был преисполнен бесконечного сочувствия.

— Что?.. — изумилась Элли, стараясь сосредоточиться.

— Я сказал, — Бен вяло поднялся и выключил телевизор, — что твое беспокойство, похоже, не терзает тебя во время деловых поездок по всему свету.

— Без этих, как ты выразился, «деловых поездок», — стараясь быть спокойной, медленно выговорила Элли, — нам с Чарли не на что было бы жить. Хотя, может быть ты считаешь, что мне следует обратиться за государственной помощью?

— Нет. Я полагаю, что люди гораздо счастливее, если рассчитывают только на самих себя. А замечание мое сводится к тому, что после долгого и, надеюсь, счастливого для Чарли дня, когда мы все предприняли для ее покоя и безопасности, ты не можешь себе позволить вечернюю прогулку. Не можешь расслабиться, побыть самой собой, а не только матерью Чарли. По-моему, твое подвижничество зашло слишком далеко.

Его слова жалили. Элли едва справилась с непреодолимым желанием бросить ему в лицо всю правду. Нет, она не может этого сделать! В конце концов она все же нашла более или менее обтекаемые слова, но подбирала их с таким расчетом, чтобы все же причинить ему боль.

— Любить собственного ребенка — вовсе не подвижничество, Бен. Просто большинство людей, решивших не заводить детей, неправильно это истолковывают. Иметь ребенка от человека, которого любишь до сумасшествия… — Элли тряхнула головой, и волосы водопадом рассыпались вокруг ее оживившегося лица. — Это совершенно меняет жизнь женщины. Потворство своим прихотям и беззаботные деньки уходят прочь. — Элли внезапно остановилась. Не следует перегибать палку. — Пока это не произойдет с тобой, ты не сможешь понять…

Ответа не последовало. Бен раскинулся в кресле, умело скрывая боль, которую вызвали ее слова, и не желая признаться самому себе в остром приступе ревности. Но взгляд его оставался пристальным.

Пауза длилась столь долго, что Элли вновь охватило волнение. Кровь застучала в висках, она сознавала, что у возникшего между ними напряжения сексуальная подоплека. Кончиком языка она облизала полураскрытые губы. Ей было ясно, что каждый ее вздох, каждое движение не остается незамеченным. Элли было вздохнула с облегчением, когда Бен переменил позу, и подумала, что он собирается уйти к себе. Не тут то было…

— Думаю, ты права. Человек, не имеющий детей, не может полностью понять накала таких отношений. Но в этом кроется и опасность. Нельзя пребывать в постоянной тревоге. Кстати сказать, сегодня вечером мы сделали все, что только могут сделать самые заботливые родители…

— Что?! — От слова «родители» Элли просто подпрыгнула. — Что ты хочешь этим сказать?

Бен вздохнул, без сомнения, найдя ее вопрос чрезвычайно скучным.

— Я имел в виду, — сказал он с кислой миной, — что ты сделала для дочери все возможное. И, мне казалось, была вполне довольна тем, как все устроилось, пока тебя вдруг не охватила необъяснимая паника и мы не бросились обратно в отель. Пойми, эта твоя бесконечная тревога и беспрерывная опека сослужат Чарли дурную службу. Она вырастет избалованной и…