Изменить стиль страницы

— Может быть, в последнее время вам не приходилось бывать наверху. Ручка, наверное, была плохо закреплена... А ветер ее окончательно расшатал, и она отвалилась. Там, наверху, ветер очень сильный.

— Очень может быть, — сказал Брайан. Но это прозвучало так, как если бы он как раз исключал подобную возможность.

Он поднялся и прошел к окну. Он постоял там некоторое время, разглядывая серый каменистый двор внизу. Затем вновь повернулся ко мне. Его лицо выглядело необычно серьезным.

— Леонора! Мне не хочется говорить вам это, но боюсь, что самым правильным для вас и Майкла было бы как можно быстрее покинуть замок. И никогда более не возвращаться сюда.

Он сказал, что ему не хотелось говорить мне это. Если бы он только знал, как не хотелось мне слышать это!

В течение некоторого времени тонкие черты лица Брайана оставались скованными.

— Как бы мне хотелось надеяться, что это был просто чей-то недосмотр. Но в любом случае есть основания утверждать, что вы находитесь тут в опасности. — Он не замолчал, чтобы дать мне возможность справиться, на основании чего он делает такие выводы, и торопливо продолжил: — Вне всякого сомнения, нам нужно будет назначить вам соответствующую ренту — пусть даже вопреки самому духу завещания. Но на этом пункте не будет настаивать ни один местный суд. Мой отец не имел никакого права указывать, где следует жить Майклу. И уж по крайней мере не следовало делать этого на период вашей опеки над ним. Однако же, чтобы не дразнить общественность, наверное будет лучше, если я буду выплачивать вам ренту из своих собственных средств. Вы сможете мне все вернуть, когда Майкл достигнет совершеннолетия.

Ну как я могла дать ему понять, что может случиться, если я действительно попытаюсь уехать? Как объяснить ему все, не упомянув об угрозах Поля? Нет, мне нужно найти какую-нибудь гениальную отговорку. Я должна убедить его в том, что мне следовало бы вначале свыкнуться с этой мыслью, или... И тут пришло озарение.

— Но это будет означать, что Майкл появится тут как абсолютно посторонний человек, когда вступит в права владения. Будет не очень хорошо, если Майкл вернется сюда как «англо».

Для меня же это означало, что мне скорее всего не придется видеть Брайана в течение многих лет. Или именно этого он и добивается? Но почему? Причиной, по которой он хотел бы нашего отъезда, могла быть и любовь, и ненависть. Не знаю, как далеко я зашла бы в своих мыслях, если бы вовремя не остановила себя. Какое право я имею рассчитывать на столь сильные чувства с его стороны?

— Вы правы, — медленно, как будто все еще обдумывая мои слова, произнес Брайан. — Следует еще поразмыслить над всем этим, прежде чем делать окончательные выводы.

Судя по тону, наша беседа была закончена. Поэтому я встала и попрощалась, выразив при этом надежду вновь увидеться с ним через некоторое время за обедом.

Когда я услышала веселый смех Майкла, то почувствовала что-то вроде легкого душевного укола. У Фарамона была для меня приятная новость. Мадам д'Эшогет сочла невозможным столь рано спуститься к столу, а к тому же она придерживалась старомодной точки зрения, согласно которой детям не следовало обедать вместе со взрослыми. Так что в последующем мне не придется видеть Майкла за обедом. Уже этого было достаточно, чтобы радоваться своему решению на сей раз спуститься к обеду. Но одно мне было полностью ясно — мое главенство в качестве госпожи этого замка было весьма иллюзорно.

За обедом, вопреки моим ожиданиям, нас было лишь четверо — Фарамон, Поль, Майкл и я. Дениз всегда поднимается очень поздно, как и ее свекровь. А Брайан неожиданно отправился на отдаленную ферму, дабы оговорить там какие-то важные проблемы.

Вначале мне подумалось, что после нашей эмоциональной беседы он хотел избежать очередной встречи со мной. Но мне пришлось изменить свою точку зрения, поскольку Фарамон рассказал нам, что деревня занесена сильнейшим снегопадом и отрезана от окружающего мира.

— А снег тут идет долго и основательно, — сказал он. — Я прав, Поль?

Поль ответил со своей обычной мимолетной улыбкой на лице, которая любого другого мужчину наверняка сделала бы очень привлекательным:

— Вы не можете себе и представить, что у нас за зимы, мадам Леонора. Если зима особенно сурова, то некоторые из этих ферм неизбежно вынуждены «впадать в зимнюю спячку». И зачастую после особенно обильных снегопадов вся долина отказывается отрезанной от цивилизации, в результате чего нам приходится полностью полагаться лишь на самих себя.

— До чего ж это здорово! — с горящими глазами воскликнул Майкл.

На меня же, напротив, слова Поля подействовали как своеобразный индикатор безысходности нашего положения. Что толку строить какие-то планы побега, когда их невозможно осуществить.

— Вы хотите сказать, что зимой тут вообще не ходят поезда? — со страхом уточнила я, и тут же по выражению лиц обоих мужчин поняла, что полностью выдала себя.

Фарамон улыбался, и мне хотелось бы надеяться, что он счел мой страх лишь естественной реакцией на необычность ситуации.

Поль же, напротив, оставался весьма серьезным.

— В прежние времена наша железнодорожная ветка бывала отрезанной месяцами. При этом долина оставалась без связи с окружающим миром в течение всей зимы. Но, несмотря на это, местные жители не испытывали особых неудобств. Их число даже существенно приумножалось за это время.

— В конце концов, — заметил Фарамон, — это было единственным доступным им развлечением.

Поль с упреком поглядел на него, одновременно кивнув слегка головой в сторону Майкла. Но Майкл не обратил на шутку внимания. Судя по всему, он не особенно-то следил за нитью разговора, предпочитая есть с нескрываемым удовольствием. Что за счастье, что у него столь отменный аппетит!

В отличие от него мне с большим трудом удалось проглотить пару кусочков. При этом Поль с любопытством наблюдал за мною, что также не слишком благотворно сказывалось на моем аппетите.

— Нас учили довольствоваться малым, — продолжил он. — Наверное — слишком малым.

— Наверняка это касается только замка, — возразила я. — Ну, а как выходят из положения люди в деревню? У них хватает средств, чтобы запастись всем необходимым на длительный срок?

Мужчины переглянулись, как если бы я и на самом деле затронула сверхактуальную тему, и Фарамон заметил:

— Только, прошу вас, не касайтесь этой темы в присутствии мамы. Видите ли, она несколько пристрастна... По ее мнению, жители деревни слишком глупы, чтобы рационально вести свое домашнее хозяйство. Однако когда они действительно оказываются в затруднительном положении, им достаточно обратиться за помощью в замок. У аристократии свои обязанности, в конце концов.

Вилка Поля с громким лязгом упала на тарелку. Его глаза прямо-таки пылали гневом. И он обрушил на Фарамона бурный словесный поток. Конечно — на французском. Фарамон отвечал — и тоже по-французски — с почти что приторной мягкостью.

На сей раз даже от Майкла не укрылось то обстоятельство, что, кажется, не все было тут в порядке. Забыв закрыть рот, он уставился на обоих спорщиков.

Я попыталась отвлечь его, спросив, как ему понравились местные блюда.

— Спасибо, — запинаясь, ответил он, — они не такие, как у нас, но все равно очень вкусные.

Без всякой видимой причины мужчины вдруг разразились смехом. Фарамон повернулся ко мне и пояснил:

— Ради Бога, простите, прошу вас, мою рассеянность, Леонора. Чтобы вы знали — Поль у нас ярый — как бы это выразиться — либерал, — говоря это, он не смотрел на Поля. — И для него различие между богатством нашей семьи и нищетой деревни лишь наглядный пример непереносимого социального неравенства. Он уверен, что причиной отсталости нашей провинции является отказ д'Эшогетов использовать современные методы хозяйствования.

С моей точки зрения Поль был прав. Но если бы я поддержала его, то это автоматически означало бы, что я одобряю и его методы. С другой стороны, я весьма охотно поспорила бы с Фарамоном, поведение которого мне было не очень понятным. Ведь он вроде бы выказывал видимое понимание проблем жителей деревни и пренебрежение к своей семье. И в то же время он оставался типичным д'Эшогетом — надменным и нетерпимым. Наверное, он и сам не понимал — кто он и на чьей стороне. Возможно, это действительно было всеобщей проблемой двадцатого века, с которой пришлось столкнуться и ему.