— Как он, хорошо? — нервно спросила Люси, и ее тетя кивнула.

— На мой взгляд, совершенно нормален, но врачи смогут сказать, что с его мозгом, только тогда, когда сделают все необходимые анализы. Но пока все в порядке. — Она запнулась и посмотрела на дверь палаты. — О, врач уже уходит, может, вам заглянуть, Люси? А я зайду через пять минут.

В палате не было никого, кроме Дэвида. Он лежал и тихо смотрел в окно, но, услышав звук открывающейся двери, повернул голову. При виде Люси лицо его осветилось улыбкой. Он даже не назвал ее по имени, а просто протянул руку.

Люси приблизилась к кровати, села, взяла его руку в свои и стала поглаживать ее, улыбаясь при этом одними глазами.

Слова им были не нужны. Они всегда умели читать мысли друг друга.

Джеймс стоял позади жены — Дэвид его как будто сразу и не заметил, но в следующую минуту он оторвал взгляд от Люси и кивнул ее мужу.

— Привет.

— Как ты? — коротко спросил Джеймс.

— Да ничего. — Дэвид не притворялся, что питает к нему дружеские чувства, Джеймс — тоже.

— Что сказал доктор? — подала голос Люси, и Дэвид снова перевел взгляд на нее.

— Да ничего, врачи же такие скрытные. Завтра мне предстоит сдать кучу анализов, а сегодня я должен отдыхать.

— Мы к тебе ненадолго.

Его пальцы сжали ее руку.

— Побудь еще.

Они провели столько времени вместе, что думали уже одинаково, да что думали, они даже выглядели почти одинаково, хотя волосы у Дэвида были более светлыми и курчавыми. У обоих те же голубые глаза, овал лица. Незнакомцу сразу бросилось бы в глаза их удивительное внешнее сходство. Он мог бы, пожалуй, даже спросить их, не близнецы ли они.

— Когда ты очнулся, то понял, что долго находился без сознания? — спросила Люси, а Дэвид улыбнулся и покачал головой.

— Это было все равно что проснуться утром. Я знал, что проспал долго, даже смутно помнил какие-то голоса: мамин, папин, твой, но когда сестра сказала мне, что я пролежал в коме несколько дней, то очень удивился. Забавно, но и ее голос показался мне знакомым, хотя раньше я ее никогда не видел.

— Она очень милая и славная, — сказала Люси, все еще тяготившаяся присутствием Джеймса. — Как-то раз я говорила тебе, что она бреет тебя и вообще очень помогает.

Он рассмеялся и провел пальцем по своей щеке.

— М-м-м… на ощупь неплохо.

Дэвид улыбнулся и вообще вел себя достаточно непринужденно, но за всем этим что-то скрывалось. Он смотрел теперь на Люси как бы со стороны. Первая радость от встречи прошла, и теперь оба словно вспомнили о разделявшей их пропасти — пропасти, которая стала только глубже со дня их последнего свидания.

После слов Джеймса о причинах «несчастного случая» Люси боялась увидеть во взгляде Дэвида тоску и отчаяние, но ее опасения оказались напрасны. В его глазах угадывалось нечто совершенно иное — грусть, да, но вместе с тем и покорность, примиренность.

Дверь распахнулась, и в палату вошла Милли Грей.

— Привет, мам, — сказал Дэвид. — Перекусила?

— Да, сандвичами, — ответила за тетю Люси, вставая. — Садись на мой стул, тетя Милли.

— Но Джеймс может принести нам еще один, — заметила Милли.

И в этот момент появилась сестра Гюрия.

— Три гостя сразу не разрешаются, — весело сказала она. — Так что одному из вас придется какое-то время подождать. А вообще, вы все должны будете скоро нас покинуть. Дэвиду велено отдыхать, чтобы набраться сил для завтрашних процедур.

— Да, конечно же, мы уйдем. Нам ведь не хочется его утомлять, — холодно сказал Джеймс. — Завтра днем мы сможем снова его навестить?

Она кивнула.

— Конечно. Около трех, если можно. — Сестра подошла к кровати Дэвида и нащупала его пульс. — Хотя теперь, когда он уже вне опасности, к нему относятся все правила виутрибольничного распорядка — только двое посетителей сразу и, пожалуйста, не приносите никакой еды и питья.

— Ох, какая она важная, — сказал Дэвид, наблюдая за медсестрой.

— Не разговаривайте!

Она записала данные о частоте его пульса в карту.

— Ну вот, пульс участился. Это все от волнения, от слишком большого количества посетителей! Теперь вы видите, почему нам приходится придерживаться правил!

— Да все это ерунда, — подал голос Дэвид.

— Ну мы пойдем, — сказала Люси. Ей хотелось поцеловать его, но она не решилась и лишь бросила на Дэвида теплый взгляд, он ответил ей тем же.

— До свидания. — Его темно-синие глаза наполнились тоской.

Они и раньше говорили эти слова, но ни один из них не придавал им особого значения. Им не хотелось терять надежду на возможность быть вместе в будущем. Да они бы просто не могли жить, сознавая это. Внезапно Люси поняла, что теперь все изменилось, причем изменилось бесповоротно. Время сделало свою работу. Они перестали сопротивляться диктату судьбы и приняли ее безоговорочное решение.

Джеймс сжал ее руку цепкими пальцами.

— Увидимся на ферме, — бросил он Милли Грей, направляясь к двери и увлекая за собой жену. Люси, даже не глядя на него, поняла, как он зол, — его тело так и дрожало от раздражения.

В машине Джеймс усадил ее словно провинившегося ребенка на переднее сиденье и, устроившись рядом, сказал:

— Ничего не изменилось!

— Изменилось все, — ответила она хрипловатым голосом.

Машину подбросило — Джеймс прибавил газу.

— То, что он был очень болен, ровным счетом ничего не решает, — сказал Джеймс. — Но ты сумасшедшая, если полагаешь, что у вас еще все может наладиться. Во-первых, этого не допущу я. Во-вторых, не допустит твоя тетя, и тебе это прекрасно известно — она железная женщина.

— Я это знаю, — сказала Люси.

— И едва ли не святая.

— Это я тоже знаю.

Джеймс криво улыбнулся.

— Ты очень похожа на Милли.

— Моя мать была ее сестрой! Так что же в том удивительного?

В глазах Джеймса появилась насмешка.

— Это-то и делает вашу историю столь невероятной! Подумать только! Ее родная сестра! Да как он мог жить после этого? Как мог смотреть в глаза жене? И как ей хватило сил простить его? Что… Да как он вообще может после того, что случилось, глядеть на себя в зеркало каждое утро?

С побелевшим лицом следила Люси за проплывающим за окном пейзажем: луга, зеленевшие еще так недавно, сжатые поля, вырастившие много золотой пшеницы, а вот черно-белая сорока села на чахлую елку по соседству с могучим дубом…

— Джеймс, а тебе никогда не приходилось делать то, в чем бы ты потом отчаянно раскаялся? — прошептала Люси. Руки ее, сложенные на коленях, дрожали, а она этого даже не замечала. — Неужели ни разу в жизни ты не поддался порыву, о чем потом горько сожалел? Ты столько времени провел в судах, Джеймс, наблюдая, как другие расплачиваются за минуты слабости, что забыл: ты тоже принадлежишь к роду человеческому. Ну что ж, тогда я скажу тебе нечто для тебя новое — ты тоже отнюдь не совершенство, как, впрочем, и никто из нас. У нас у всех есть своя ахиллесова пята, тайная или явная — неважно.

— Насчет себя я никогда не питал никаких иллюзий. Но сейчас важно не это — важно то, что ты пытаешься напасть на меня с одной только целью — чтоб не смотреть правде в глаза. Правде о твоем отце.

Она не выдержала:

— Не смей…

— Не смей, что? — перебил ее Джеймс. — Называть его так? Но он отец тебе, Люси, хочешь ты этого или нет. Так что перестань звать его дядей Уильямом. Он — твой отец, а Дэвид — единокровный брат. И никакие твои протесты или притворства этого не изменят.

6

Машина остановилась, и Люси попыталась было пробежать в дом быстрее мужа, но Джеймс оказался начеку, и маневр ей не удался.

— Перестань скрываться от правды! Ты и так слишком долго это делала!

Джеймс говорил на повышенных тонах, а Люси вовсе не хотелось, чтобы дядя, который мог находиться где-нибудь поблизости, услышал его слова. По выразительным взглядам Джеймса он наверняка уже догадался, как тот к нему относится, и все же Люси понимала: если дядя доподлинно узнает о глубочайшем презрении к нему Джеймса, то почувствует себя задетым.