Мы спускаемся по лестнице, уходящей в глубь пирамиды. Кажется, что она почти вертикально падает вниз. Невероятно трудно заставить себя опускать ногу на каждую нижнюю ступень. Ступени высокие и влажные от сырости. Наконец внизу появляется площадка. Движения становятся уверенней, но… это не конец спуска, а только поворот направо, и опять те же мокрые огромные каменные уступы-монолиты.

Только теперь понимаешь, почему мексиканским археологам потребовалось четыре сезона, чтобы добраться до конца лестницы. Сколько тонн камня и земли пришлось им извлечь на поверхность, чтобы расчистить путь!

Лестница заканчивается небольшим коридором, в конце которого археологи обнаружили сложенные в ящики предметы, подношения; глиняную посуду из-под пищи, раковины, заполненные красной краской, серьги и другие украшения из яшмы и одну крупную жемчужину. А за невысокой стеной, вернее барьером, лежали истлевшие останки пяти или шести юношей. Дальше пути не было. Однако, внимательно изучив стены, археологи увидели на облицовке левой стены ясно вычерченный контур небольшой треугольной плиты. По всей вероятности, это был вход, но куда он вел?

Треугольную плиту удалось извлечь из стены 15 июня 1952 года. То, что было обнаружено за ней, поразило весь ученый мир, занимающийся изучением древних американских культур. За треугольной плитой находилась огромная камера, вернее, склеп весьма внушительных размеров: 9 метров длиной, 4 — шириной и 7 — высотой. Стены склепа были украшены гипсовыми барельефами; девять богато разодетых фигур, по-видимому, символизировали Владык ночи — божества майя из подземных миров.

Внизу лежала гигантская плита (длина — 3,80 метра; ширина — 2,20; толщина — 0,25). В первый момент плиту приняли за украшенный резным орнаментом и рисунками пол, однако между плитой и стенками склепа оставалось сравнительно большое пространство — чуть меньше метра. Заглянув туда, археологи убедились, что перед ними не пол, а действительно плита, прикрывающая какое-то странное продолговатое сооружение: формой оно напоминало лежащий на полу кувшин с широким горлышком, разрезанный вдоль и пополам. Больших трудов стоило поднять плиту. И вот тогда мексиканские ученые увидели самое главное: под плитой находился саркофаг, а на дне его лежал скелет крупного мужчины лет сорока-пятидесяти. Изнутри саркофаг был выкрашен красной краской.

Краска лежала также на костях и украшениях — по-видимому, умерший был завернут в красное покрывало, и, когда оно истлело, краска осела на сохранившиеся останки и украшения.

На умершем была диадема и множество других украшений из яшмы: серьги, несколько колье, нагрудный знак, браслеты, каждый из которых состоял из двухсот зерен, кольца на всех пальцах. В руках скелет «держал» четки. Лицо умершего было покрыто мозаичной маской из нефрита, с глазами из раковин и зрачками из обсидиана.

В саркофаге и под ним находились многочисленные предметы обихода, несомненно оставленные для загробной жизни, несколько статуэток, в том числе из яшмы, и две великолепные человеческие головы из гипса. По-видимому, покойный особенно любил именно эти две скульптуры, что свидетельствует о его весьма изысканном вкусе. Зная об этом, люди оказались настолько щедры к умершему, что сломали скульптуры и отдали ему гипсовые головы в вечное владение.

Теперь стала понятна последовательность когда-то разыгравшихся здесь событий: установив плиту и замуровав треугольным камнем вход в склеп, жрецы принесли в жертву нескольких юношей, чтобы они сопровождали усопшего в его загробной жизни, а потом коридор и всю огромную лестницу засыпали камнями и землей, чтобы никто не мог проникнуть туда. Однако умершего настолько высоко чтили (по крайней мере жрецы), что вдоль всей лестницы, от склепа до вершины пирамиды, проложили тоненькую змейку из смеси извести, которая как бы соединяла последний приют умершего — склеп и храм, давая тем самым возможность живым и мертвому поддерживать между собой постоянный «контакт».

Кем он был? Правителем древнего Паленке или жрецом? А может быть, и тем и другим, это бывало в истории древних майя. Диего де Ланда писал, правда, что обычно при погребении жрецов вместе с их телом клали и книги. К сожалению, в саркофаге не оказалось рукописей майя, однако это еще не доказательство. Могли быть и исключения.

Но сохранились высеченные на камне иероглифические надписи как в самом Храме надписей, так и в склепе и на плите — крышке саркофага. К тому же на плите изображен персонаж, весьма похожий на реконструкцию маски из нефрита, покрывавшей лицо умершего, а на самом краю крышки выведены те же таинственные знаки…

Гибель японского адмирала

18 апреля 1943 года, 9 часов 30 минут утра…

После двух часов полета лейтенанту военно-воздушных сил США Лафьеру кабина его П-38 казалась невыносимо тесной.

9.35… На горизонте появились туманные очертания земли. Судя по времени полета, это Бугенвиль — крупнейший из Соломоновых островов. Уже можно различить пологий конус вулкана со странно звучащим названием «Багана». Самолет летит низко, почти касаясь крыльями плавно бегущих навстречу гигантских валов Тихого океана. Он не один, их шестнадцать американских истребителей. Они летят тремя группами, соблюдая четкий строй и полнейшую радиотишину.

Остров почти рядом, но где та «дичь», ради которой американские «охотники» поднялись ранним утром со своей базы на острове Гуадалканал? Специально для сегодняшней встречи на базу срочно доставили подвесные баки для дополнительного запаса горючего — они почти вдвое увеличивают радиус действия П-38. Впрочем, даже с этими баками самолетам будет не так-то уж просто дотянуть назад, до Гуадалканала… Два часа полета, два часа абсолютной тишины, если, конечно, не считать рева моторов. Но кто услышит его в открытом океане? Другое дело — радиоголос самолета, однако передатчики всех шестнадцати П-38 молчат.

9 часов 40 минут… Как томительно медленно тянется время и как неудержимо быстро приближается земля, захваченная японскими солдатами! Неужели напрасно спешили сюда шестнадцать американских самолетов? Неужели встреча не состоится?

Но «дичь» оказалась на редкость точной и по-военному пунктуальной: ровно в 9.40 в поле зрения американских летчиков оказались два японских двухмоторных бомбардировщика и шесть истребителей сопровождения!

Японцы также заметили противника и бросились к острову. Его широкие песчаные пляжи казались для них единственным спасением. Теперь все решали не минуты и даже не секунды…

Лафьер поймал на прицел своего П-38 бомбардировщик цвета хаки, когда тот уже был над островом. Что за дьявольщина: в пулеметных башнях нет стрелков! Никто не помешает расстрелять эту беззащитную машину! Очередь! Еще одна, еще… Бомбардировщик прижимается почти вплотную к макушкам высоких деревьев. Пули Лафьера рвут изящный сигарообразный фюзеляж; они ползут по крылу, подбираясь к правому мотору…

Взрывная волна подбросила машину Лафьера. Он видел, как запылал лес, принявший в свои смертельные объятия японский бомбардировщик.

Между тем лейтенант Барбер прорвался сквозь заслон истребителей и пристроился в хвост второму бомбардировщику, покрытому камуфляжными разводами. Японец стремительно приближался к широкой полосе прибрежного пляжа, но еще стремительнее бежала за ним по воде сплошная цепочка всплесков, пока, наконец, не настигла спасающийся бегством самолет…

Ликующие П-38 взмыли высоко в небо.

Когда на острове Бугенвиль удалось погасить пожар, вызванный взорвавшимся над лесом бомбардировщиком, японские солдаты бережно извлекли из-под обломков самолета безжизненное тело, сжимавшее своими обуглившимися руками меч самурая. Через несколько дней тело вместе с мечом доставили в Токио.

Кем он был? Почему прямо из Вашингтона был послан приказ на маленький остров в юго-западной части Тихого океана, по которому в воздух поднялись шестнадцать боевых машин, чтобы попытаться любой ценой уничтожить этого человека?