— Где твое оружие? — продолжил допрос бывший предводитель разбойников.

— У меня в комнате.

— Принеси его сюда. И прихвати все, что может тебе понадобиться. Мы выходим. Сейчас же.

Шарфи прищурился, глядя сквозь завесу мороси на бывшего предводителя. В данный момент слово «бывший» представлялось ему наиболее существенным и важным. Подавив первое желание расхохотаться Анфену в лицо, воин ощутил прилив гнева, незнакомого ему и вызванного отнюдь не тем, что у Анфена появилась очередная нелепая идея, из-за которой нужно трогаться в путь ночью, в непогоду.

— И куда ты пойдешь? — гневно бросил он. — Они ищут тебя. Мэры то есть. Я слышал разговоры. Они не знают, ты сделал это или нет. Но они считают, что ты тоже приложил руку. Думают, ты предатель. И все время шпионил на замок — вот как они считают. Двойной агент. И провел их.

— Что сделал?

Гнев Шарфи усилился.

— Ты и сам знаешь что. Зачем тебе это понадобилось? Зачем? Посмотри только, что ты натворил. Ни к чему хорошему это не привело. Наш мир превратился невесть во что. Почему ты не подумал заранее, что все может закончиться именно так?

— Что я сделал?

— Уничтожил Стену, вот что! И не ври, я знаю, что это твоих рук дело! Я ведь поехал с тобой на юг, не забыл? Чем, по-твоему, это могло нам помочь? И кстати, как именно тебе удалось ее разрушить? Только не говори, будто хватило катапульт. Ни одна из них не смогла бы сотворить такое. Стена была слишком крепкой. Тут могло помочь только что-то другое. Ты использовал амулет или что-то вроде него?

Анфен едва заметно склонил голову, по-прежнему скрытую под капюшоном плаща. Молчание, казалось, причиняло ему боль.

Шарфи поднялся на ноги. Мир снова завертелся вокруг него как бешеный, затем понемногу выровнялся.

— Ублюдок. Мне следовало бы донести на тебя. А еще лучше — убить собственными руками. В конце концов, награда за твою голову ничуть не хуже таковой за поимку.

— Отправляйся за оружием и собери необходимые тебе вещи, — снова произнес Анфен. — Поспеши.

Шарфи был захвачен врасплох неожиданно властным, повелительным тоном. Не зная толком, что делать, он направился к черному входу в гостиницу, через который надлежало заходить после закрытия бара. Там его неохотно впустил ночной сторож, подскакивающий от каждого звука, перепуганный криками боевых магов.

Шарфи решил, что никуда не отправится, разве только в постель. Но затем выяснилось, что дверь его комнаты заперта. Его вещей в коридоре не оказалось. Ночной сторож сверился с журналом и объяснил, что они нашли комнату открытой и совершенно пустой, а потому сдали следующему постояльцу — многие из тех, кому пришлось спать в подвале, кладовых и буфетах, согласились бы заплатить требуемую цену за комнату. После долгих бесплодных споров Шарфи получил назад аванс (он был достаточно неосторожен, чтобы снять комнату на неделю вперед), но затем львиную долю его отжалел сторожу за взломанную дверь и испорченный ограбившим его негодяем замок.

— Что ж, тогда меня вполне устроит и какой-нибудь шкаф, — произнес несчастный. — В конце концов, трактир — не что иное, как дом у дороги для всех. Хозяевам полагается заботиться о клиентах. И не важно, какие наступили времена.

Сторож намекнул, что шкаф обойдется господину ровно в ту сумму, какая у него осталась. Шарфи, потеряв терпение, ударил его по голове, отчего тот потерял сознание, и какое-то время провозился с запертым на висячий замок ящиком, в который только что отправились его деньги. Когда в деревянной коробке загрохотали скопившиеся там монеты, раздался торопливый топот — по лестнице кто-то бежал. Затем Шарфи уловил тихое шипение извлекаемого из ножен меча. Он схватил дешевенькую поделку оружия из висевшего на стене герба и кинулся к выходу.

Вновь оказавшись под мерзкой моросью, он увидел, что Анфен не тронулся с места, казалось, даже не пошевелился ни разу.

— Меня ограбили, — пробормотал Шарфи. Столь наглое предательство потрясло его больше, чем он был готов признаться.

— Бери своего коня.

— У меня его нет. Продал. Ничего не осталось.

— В таком случае следуй за мной.

— Куда?

Вопрос остался без ответа. Шарфи потащился следом за Анфеном, поскальзываясь на мокрой траве и оступаясь в грязи, пока поселок не остался далеко позади. Вскоре они вышли на Великую Разделительную Дорогу, такую широкую, что ее восточной стороны не было видно в сумраке. Мимо по древнему прочному камню с тихим перестуком прокатилась повозка, а они ее даже не увидели. Анфен какое-то время молча стоял под дождем, склонив голову.

— Ты чувствуешь это? — наконец спросил он.

— Что здесь мокро? — хмуро уточнил Шарфи.

— Смотри. — Анфен извлек из ножен меч.

Шарфи заметил, что оружие предводителя разительно отличалось от того, которое он запомнил с их последней встречи. По лезвию плясали желтоватые блики, словно золото мерцало в свете костра, и отражались на лице владельца. Анфен воткнул меч в землю на самом краю Дороги. Прошло несколько секунд, оружие стало медленно наклоняться к югу и в конце концов упало на землю.

— И что тут такого? — непонимающе нахмурился Шарфи.

Анфен вновь воткнул меч в землю, но теперь уже не прямо, а под углом к северу. Однако через несколько секунд оружие упрямо отклонилось, как стрелка часов, и снова упало, указывая на юг.

— Ха, — неуверенно протянул Шарфи.

— Притяжение, — загадочно пояснил Анфен.

Он взял горсть мелких камешков и высыпал их на вымощенную странным материалом Дорогу, наблюдая за слегка искривленной к югу траекторией их падения. Коснувшись земли, они не остались мирно лежать на дороге, а покатились, словно их сдувал сильный ветер, однако ночь была совершенно тихой и спокойной, а воздух — неподвижным.

— Я знаю то, чего не ведал раньше, — произнес Анфен. — Мы должны какое-то время идти, повинуясь притяжению. Нужно сделать важную работу. Шарфи… Если я скажу тебе, что Маятник вновь качнулся… что ты ответишь?

Воин утомленно стер дождевые капли с лица и отчаянно пожалел, что нельзя вернуться назад, в самое начало этой ночи, чтобы тихо отсидеться в трактире, не нарываясь на неприятности.

— Я сейчас слишком пьян, чтобы понять, что ты имеешь в виду. Или же, может, ты слишком пьян, чтобы понять, что имеешь в виду.

— Я говорю о том, что времени очень мало. Маятник необходимо остановить, хотя сейчас, вероятно, уже слишком поздно. Нам предстоит многое сделать. Идем.

Шарфи догадался, что Анфен отправился в странствие, хотя убей не понимал, какое до всего этого может быть дело емусамому. «Война окончена! — хотел он заорать протестующе. — Дай мне отдохнуть, оставь меня в покое! Я уже вдоволь навоевался! Мы проиграли!»

Они шли на протяжении бесконечно долгих дней, которые сливались в одну сплошную череду, похожую на однообразный сон, в котором мир превратился в странные лиловые сумерки, коих Шарфи никогда раньше не видел. Если бы он сумел подобрать слова, чтобы описать свои впечатления, то сказал бы, что он словно оглядывается на старые воспоминания по мере того, как проходят минуты и часы, поскольку утомленные, затянутые поволокой сна глаза не в силах нормально видеть, а мысли, поддавшись усталости, превратились в свинец.

Сон, еда и прочие необходимые действия определенно больше не заботили Анфена. Шарфи приходилось едва ли не с боем вырывать право на короткую остановку, отвечая на странные, отсутствующие комментарии, смысла которых он совершенно не понимал. Земли, по которым они сейчас шли, казались абсолютно пустынными, им не встретилось ни одно человеческое жилье; целые дни проходили в сонной, тягучей дымке — и ни разу они не столкнулись с утомленным путником в землях, в которых должно было быть множество крестьян или охотников. Кстати, об охоте — порой Шарфи готов был поклясться, что не слышал ни единого птичьего крика или жужжания мухи; местность казалась ему незнакомой — впрочем, он не мог заставить себя обращать внимание на ориентиры. Анфен шел расправив плечи, когда воцарялась тишина, и его шаги звучали очень целеустремленно.